Гай Орловский - Ее Высочество

– Ребята, у вас серьезное упущение!

Их вожак справился с изумлением, крикнул:

– Какое же?

– Вы не захватили луки, – пояснил я. – Как вы меня достанете? Я буду бить по головам, если кто рискнет подняться…

Вожак сказал раздельно:

– Я глерд Питекер. Приказываю тебе спуститься. Иначе тебе не понравится, как тебя спустим.

Я поинтересовался нагло:

– И как же?

Он нехорошо улыбнулся:

– Ладно, ты сам этого захотел…

Я ощутил, как охватывает смертельный холод, торопливо сдвинулся под защиту ствола на ту сторону. Снизу пронесся огненный шар, размером с быка, затрещали ветви, пахнуло жаром, я с ужасом видел, как с той стороны дерева стало светло, там исчезли все ветви, а ствол там выглядит почти обугленным.

– Все-все! – заорал я. – Сдаюсь!..

Командир оскалил зубы в хищной усмешке.

– Мог бы и сразу. Спускайся, но твою чародейскую штуку оставь там, где она и висит.

Я выпустил винтовку из рук, сказал с готовностью:

– Все-все, слезаю! Только не бросайтесь этим ужасом, у меня чуть сердце не выскочило, а я такой чувствительный, мне бы в музыканты, а я мир спасаю, да кому он нужен…

Они, задрав головы, наблюдали, как я спускаюсь, а я старался делать все как можно медленнее, выигрывая время как для отряда, так и для себя.

Вожак поторопил:

– Ты быстрее, чего ползешь…

– Так я же глерд, – ответил я с достоинством. – Я не привык лазить за птичьими гнездами. Простолюдины сами доставали и приносили, а кухарка жарила, а то и варила… Говорят, их как-то еще и пекут, но не знаю, не пробовал…

– Побыстрее, – велел он. – А то ссадим! Прожаренного, как свинья на вертеле.

– Иду-иду, – ответил я. – Опускаться почему-то труднее, вы заметили?

Он рявкнул:

– Я тоже не лазил! Но умею. А ты…

Я на высоте в три своих роста сел на толстый сук, обхватил левой рукой на уровне локтя крепкую ветку, а кисти изготовил для стрельбы почти в упор.

Они еще ждали, не понимая, почему я прекратил спуск, а два пистолета в моих кулаках дважды рявкнули. Тяжелые пули разнесли голову чародея, я тут же перевел огонь на их командира, ссадил с коней еще пятерых.

Лошади почуяли кровь и начали метаться в панике, пули пошли мимо, а несколько человек, даже лишившись командира, соскочили на землю и бросились к дереву.

То, что помогло мне легко забраться почти на вершину, теперь обернулось бедой: они поднимались по дереву с трех сторон, я трех сшиб выстрелами в упор, но один с силой ударил меня ножом в ногу, еще один достал в спину, третий сумел садануть острым клинком в бок с такой силой, что перехватило дыхание, а кто-то ухватил за сдвинутые для комфортной стрельбы руки и с силой ударил ими о сук, на котором я сижу с такой силой, что пистолеты оба выпали.

Я боролся с ним, но с тоской успел увидеть, как за его спиной появились еще двое…

И вдруг один исчез, второй с криком сорвался с дерева. Я изловчился и с силой пнул ногой храбреца, сумевшего выбить у меня из рук пистолеты.

Он не удержался и с руганью рухнул вниз. Я рассмотрел в пяти шагах дальше на дороге Понсоменера, он деловито снял тетиву, а лук сунул в сайдак.

– Спасибо, – крикнул я. – Ощутил, что я в беде?

Он покачал головой:

– Нет.

– А что?

– Наши кони устали, – сообщил он мне новость. – А у этих кони намного свежее. Вы бы их не взяли.

– Ты прав, – сказал я пристыженно. – Я демократ, только о себе думаю.

Он смотрел, как я слез с дерева и подошел к распростертому на земле командиру отряда. Пуля, чиркнув его по черепу, сорвала кожу и повредила ухо, а затем, сломав ключицу, похоже, пробила сердце. Дышит он часто, изо рта толчками выплескивается кровь.

– Ты же сказал, – прошептал он с упреком, – что сдаешься…

Я спросил в непонимании:

– И что?

– …и у тебя нет оружия…

– Ах вот ты о чем? – ответил я. – Мне можно, я демократ, а все демократы лгут! Где подписанный договор с печатью и заверенный у властей, что я обещал сдаться?..

Он смотрел непонимающе, затем левая нога дернулась, я все понял и как бы в знак салюта над павшим надвинул ему веки на вытаращенные в непонимании перед наступающим в моем лице новым миром глаза.

Понсоменера в седле его коня нет, я повернулся в непонимании, а когда шорох наверху заставил вскинуть голову, Понсоменер уже спускался с винтовкой в руках.

– Вот, – сказал он, – а те ваши арбалеты вон там в траве…

Я отмахнулся.

– Пусть остаются. Забираем коней, вряд ли наши умчались далеко.

Он помог перенести седла с наших коней на самых рослых и жилистых, остальных привязал на общий повод, и мы помчались вслед за отрядом.

Еще через час Понсоменер остановил коня, тот сразу превратился в каменную статую, даже ухом не шелохнет, а Понсоменер вытянул руку, получилось красиво и величественно, таким жестом указывают, где будет город заложен назло надменному соседу, или что вон те заокеанские территории отныне принадлежат европейским государям.

– За тем холмом, – произнес он таким ровным голосом, будто вместо него сказала земля под копытами его коня.

– Что за тем холмом? – спросил я.

– Речка, – ответил он.

– Нужно будет искать брод?

Он чуть качнул головой.

– Кони пройдут, не замочив брюха.

– Тогда что? – спросил я сердито. – Чем та речка отличается от других?

Он чуть повернул ко мне голову, во взгляде прочел некоторое разочарование.

– Командир, по ту сторону речки земли Нижних Долин!

– Ух ты, – сказал я. – Здорово. Гора с плеч! Прости, Понс, мне лестно, но ты меня переоцениваешь. У меня нет еще твоей… чувствительности, что ли?.. Когда-нибудь, может быть, смогу тоже вот так на интуитивном уровне понимать… хотя бы часть того, что понимаешь ты, а пока что я все горбом да выцарапыванием ногтями, а то и когтями…

Он посмотрел на меня очень серьезно.

– Да? Я думал, уже…

Я смотрел, как он пустил коня вперед, а в голове тревожно забилась разрастающаяся мысль, что а вдруг уже? Вдруг уже могу, но просто боюсь доверять ощущениям, это же пусть взад, а я как бы человек прогресса, любую гармонию алгеброй, алгеброй, что хорошо и правильно…

Долго раздумывал, наконец послышался стук копыт коней Рундельштотта и Фицроя. Может быть, это есть начало этого самого?.. Ну, по стуку копыт уже отличаю их коней… Хотя, наверное, такое различает и любой деревенский мальчишка.

– Уже близко, – сказал Рундельштотт усталым голосом. – Чувствую.

Я сказал важно:

– Вон за той горкой речка. Мелкая, коню по брюхо, а то и по колено… А на той стороне уже королевство Нижних Долин.

– О‑о, – сказал Рундельштотт уважительно, – и ты это ощутил?.. Хорошо. Быть тебе магом!

– Да, – промямлил я, – как бы вот да… Я такой. Музыкальная натура, идет на барабаны моя шкура… Упорство и труд все перетрут…