Коллектив авторов - Далеко-далёко. Рассказы о детях

Собака тотчас подбежала и подставила ей шею.

– Я от рождения слепая, а Рона мой проводник.

Она помолчала, а потом так же тихо спросила:

– Теперь не будешь качать меня, да?

У Вовки вдруг защипало в носу, он с трудом сглотнул:

– Чего вдруг? Конечно, буду!

И добавил:

– Если не буду занят!

– Да-да, я понимаю, – Ника улыбнулась. – Ты в каком классе?

Вовка молчал, он вдруг понял, что в этой девочке было ему непонятно изначально – её глаза. Они были распахнуты, но не сфокусированы на чём-либо. Девочка это знала и потому держала голову чуть наклонённой вниз. Галинка смотрела на Нику, открыв рот.

– Иди, катайся! – одёрнул её Вовчик.

– Заждались? – Анна Сергеевна подошла сзади и мягко обняла Нику за плечи.

– Мама, Володя, катал меня на качелях! – девочка искрилась от радости. – И обещал ещё покатать! Правда же?

Вовчик дёрнул плечом:

– Ну да. Чего там, делов-то…

– Спасибо, Вовчик, – женщина благодарно кивнула.

Они пошли по асфальтовой дорожке – женщина, девочка и собака, которая была самым лучшим другом для Ники и её глазами. Вовке хотелось догнать и сказать, что он будет катать Нику сколько угодно на качелях и, вообще, никому не позволит обижать её. Никогда! Он почувствовал в груди странное тепло, ему было печально и радостно одновременно. Потом, со временем, он поймёт, что именно тогда зарождалась их долгая и крепкая дружба!

Ещё вчера на улице светило солнышко, термометр показывал минус три, и снег весело хрумкал под ногами. Ближе к ночи подул ветер, над городом потемнело, а утром стало ясно, что в школу мы не пойдём. Буран за окном рычал не страшно, но все дороги переметены, отменены занятия в школах и закрыты детские садики. Родители дали нам с братишкой наставления и ушли, вернее, поползли по снегу, проваливаясь по пояс, на работу. Я Лёха, мне девять лет, брат Санька младше меня на год, но по росту мы одинаковы, и нас часто называют двойняшками. Рисуя пальцем на стекле окна, я сказал:

– Сань, а слабо выйти на улицу и добраться до первого подъезда?

Брат покрутил головой:

– Если родители узнают, хана!

– Подумаешь, в первый раз, что ли? Давай на спор – кто первый доберётся, тот и главный на весь день!

– Ладно, – кивнул Санька. – Только ты, Лёха, не мухлюй!

– Больно надо, – я презрительно фыркнул.

Собрались за 15 минут. На улице ещё темно, дворников нет, никого нет. Вдвоем открыли тяжёлую дверь и «поплыли» по снегу на край крыльца. Отсчитали до трёх и нырнули на дорогу. Я шёл, не оглядываясь, стараясь дышать равномерно, и, конечно, пришёл первым. Залез на крыльцо первого подъезда и оглянулся, Саньки нигде не было. То есть совсем нигде, ни следа.

– Сань! – растерянно крикнул я. – Ты где?

Вдалеке послышался слабый отклик-вскрик. Вьюга пела свои песни и поспешно заметала мой след. Стараясь не упасть, я пошёл назад, постоянно окликая брата. Метров через тридцать голос Саньки стал отчётливее: «Сюда, Лёха, я здесь! Не упади, здесь подвальное окно!» Я уже увидел тёмный провал и осторожно пролез по пояс внутрь:

– Сань, ты чего тут?

– Принимай! – прямо в руки мне ткнулся чей-то влажный нос, и сразу запахло молоком и сеном, как в деревне у бабушки.

– Руку дай, – брат стоял на ящике и пытался вылезти наружу. Приглядевшись, я взял щенка в левую руку, а правую протянул Саньке. Мы сидели у стены дома, загораживая щенка от ветра, и глядели друг на друга.

– Дурак! – первым начал я. – А если бы упал неудачно, сломал бы ногу или руку?

– Сам дурак, – беззлобно ответил брат. – Я тебя звал, а ветер навстречу, слова относил в сторону. Я сам сначала не понял, что это щенок плачет, а потом споткнулся и упал прямо возле окна. Ну и услышал этого… Он там один живой, маманя его и два щеночка умерли, наверно, от холода и голода.

– Да он крошечный, глаза не открыты ещё, думаешь, выкормим? – я осторожно прижимал к себе тельце и понимал, что ни за что никому его не отдам. – А мама с папой, думаешь, согласятся?

Санька мотнул головой:

– Не знаю… Ну не бросать же его здесь!

До квартиры мы добрались быстро. Нашли старую куртку и устроили там щенка. Он слабо пищал и тыкался в руки, мы не знали, как его накормить. Наконец сообразили и, намочив в молоке уголок полотенца, насытили Снежка. Он был беленький и пушистый, как снег, по которому мы пробирались на улице. К возвращению родителей мы готовились тщательно – сделали все уроки, убрались в комнатах, даже пыль протёрли. Делали всё молча и сосредоточенно. Вечером с волнением посматривали на часы и вздыхали, поглядывая друг на друга и на щенка. Пришли родители. Удивлённо глядя на нас, отец спросил:

– Не подрались?

Мама удивилась ещё сильнее:

– Убирались?

Перебивая друг друга и глотая окончания слов, мы за минуту выложили им все наши приключения.

– Та-а-ак, – протянул отец. – Проблемка!

– Вы с ума сошли? – возмутилась мама. – А если бы с вами что-то случилось? Никакой ответственности! Как вам можно доверять?

– Да, – поддержал её отец, – как вам можно доверить воспитание животного, если вы не держите обещание?

Мы наперебой заговорили:

– Мы ответственные! Очень! Мы теперь очень! Только не выкидывайте Снежка! Пожалуйста!

Мама прошла в комнату и, увидев Снежка, заохала и побежала кипятить молоко. Папа посмотрел на нас:

– Никаких двоек – это раз! За щенком смотрите вы – это два! Ещё раз выйдете в буран без спроса – найду ремень, ясно?

– Так точно! – в один голос ответили мы.

Это было пять лет назад. Теперь Снежок взрослый мохнатый пёс, метр с небольшим в холке. Он умный и очень любит всю нашу семью, но меня с братом больше всех. Я смотрю на него и вспоминаю, как мы его воспитывали. Нелегко это давалось. Когда Снежок особенно шалил, мы садились напротив и строго говорили:

– Никакой погрызенной обуви – это раз! Все свои дела делать на улице – это два! Ещё раз зайдёшь в спальню к родителям – наденем поводок, ясно?

И пёс согласно кивал:

– Гав!

Мишка сидит на скамейке, шмыгая носом. В горле шершаво от обиды, слёзы предательски лезут и лезут на щёки. Ну что за невезуха! Сегодня решающий футбольный матч между дворами, а он вчера подвернул ногу. Судорожно вздохнув, мальчишка тоскливо смотрит на бинт. Всё, лучшим защитником сезона ему не быть…

– Серёжа, ну давай ещё попробуем! Ещё несколько шагов, сынок!

– Не могу, мама! Мне больно!

Мишка завертел головой, услышав разговор.

– Я знаю, что больно, сынок, но это необходимо, иначе ты никогда не сможешь ходить.

Хромая на правую ногу, Мишка осторожно раздвинул кустарник. На небольшой полянке женщина тянула за руку смуглого мальчика.

– Ну, ещё чуть-чуть! До скамейки, сынок!

Мишка вышел на поляну.