Коллектив авторов - Далеко-далёко. Рассказы о детях

За горизонт сорванца не пустила река. Его внимание теперь было сосредоточено не на горизонте, оно уходило вглубь, под ледяную прозрачность реки. Окончательно преградила путь ему прорубь. Малыш застыл на границе льда и воды. Вода обожгла ему пальчик, но он продолжал разгребать бездну проруби ото льда, орудуя как лопаткой своею сосулькой. Его манила раскрытая бездна и заманила бы – заморозила б наверняка.

Баба Нюра жила на отшибе, у самой реки; жила без радио, без газет, узнавая последней все новости дня, когда она выходила в деревню. Зимой она далеко не ходила. На прорубь да в магазин, в магазин да на прорубь – вот и весь её повседневный маршрут. В магазин – за хлебом, за сахаром, за консервой, на прорубь ходила она за водой для бани и стирки. В колодце-то вода – жё-ёсткая соль, на реке – чистая щёлочь!

– Ба-атюшки-свет! – заголосила баба Нюра, оттаскивая карапуза от проруби. – Чей же ты будешь, сынок? – пытала она мальчугана, подслеповато разглядывая его пристальным взором. – Навроде бы Калистратовны сын, агрономши, – наконец догадалась она, успев уже подхватить его за руку и силком уволакивая от реки.

– Эвон куды-как забрался?! – сердито ворчала баба Нюра, пытаясь отнять у малого сосульку. Но сосульку малыш не отдавал. – Что ты с ней хошь делать? Лизнуть хошь да горло сгубить? Брось, тебе говорю, гадость эта сосулька, понял ты али нет?

– Не-е, бабуля, не-е, – заговорил вдруг малыш, – я не лижу сосульку, я воду лью с неё на ладошку, потом… а потом… и потом – не лижу!

– Откуда-какой Водолей объявился, наут-поди, тебя мать потеряла, вот ужо зада-аст она тебе трёпку!

Долго ещё причитала старушка, заводя карапуза в дом, усаживая на лавку в горнице и отпаивая горячим молоком. Мальчуган пил, и сознание крепло в нём с каждым глотком. Допивал молоко не малыш и не карапуз, это я его допивал, зачарованно глядя на бабу Нюру, невесть как вдруг ставшую мне родною бабулей, с лёгких уст которой запало в мою душу это странное прозвище мне – Водолей. Баба Нюра сидела под образами и шептала молитву.

Потом мы собрались, и баба Нюра повела меня к матери и отцу, продолжая и по дороге пришёптывать и причитать.

– Баба Нюра, – не выдержал я, – с кем ты так разговариваешь?

– Энто, сынок, я молюсь за тебя, чтобы лихо тебя миновало, да чтобы мать бы твоя не заволновалась бы до смерти.

Жаль, до смерти жаль: не замолила меня от греха баба Нюра. Лиха испил я до дна, сам же молиться я не умел. Родители у меня были партийные люди, в бога они не верили.

Когда баба Нюра привела меня в дом, там было нечто вроде партийной сходки. Там было много людей, взволнованных до смерти, но не моё появление-исчезновение волновало их всех. Никто и не знал о моих приключениях, все про меня забыли в тот день. Такой уж был этот день, новостью которого была смерть Сталина.

Узнав Новость, едва захлопнув за мною калитку, забыла про меня и баба Нюра.

– Горе-то како-о, Калистра-атовна-а… – причитала она вместе со всеми. А моё забытое всеми существо делало гигантский скачок через пропасть собственного «эго».

Вслед за другими я вдруг и сам забыл про себя, впервые осознав себя только частью массы людей, связанных друг с другом кровным родством и общей бедой.

Спустя много лет, перед смертью своей, рассказала баба Нюра маме про моё приключение. Маму и спустя много лет бил озноб, она виновато оправдывалась: «Забыла я тогда про него, баба Нюра, горе-то какое было у всех, прости ты меня, баба Нюра…»

– Бог тебя простит, милая, – отвечала бабуля.

Вряд ли баба Нюра помнила, как она меня назвала Водолеем в тот день. Мне этого не забыть никогда, как не забыть мне и ту калитку. Эта особенность моей памяти долгое время казалась мне странной, но наступил день, и я осознал: на своих узелках память особо хранит только лишь самое важное.

– Мамочки, завтра группа в полном составе идёт к стоматологу! – стоя в дверях раздевалки, сообщила воспитательница Эмилия Алексеевна. Мы, помогая одеваться нашим чадам, согласно кивали головами. Марины, Серёжки, Наташи дурачились друг с другом – кто-то прыгал на одной ножке, кто-то пыхтел, пытаясь надеть носок, кто-то капризничал, пока взрослые застёгивали кнопочки и замочки на детской одежде.

Антошка сразу услышал слова воспитателя, в отличие от других ребят, не обративших на это никакого внимания. Домой шёл притихший и задумчивый. Конечно же, я поняла причину задумчивости. Он очень боялся зубных врачей! А жужжание бормашинки действовало так, что боль в зубах – по его словам – сразу и появлялась!

Наступило «завтра». Ребёнок бежал в детсад! Я успокоилась – не переживает. Значит, помогли наши с папой беседы – справился с страхами!

К вечеру, сгорая от любопытства и нетерпения, я торопилась в садик.

Ребята сидели за столиками и ковырялись ложками в тарелках с манной кашей.

– Эмилия Алексеевна! – окликнула я воспитательницу.

– Добрый вечер, Злена Юрьевна! – почему-то исковеркав моё имя и загадочно улыбнувшись, ответила она, доставая из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок в косую линеечку. – Читайте!..

«Миля Алексеевна Антон болеет ему нельзя к зубному Злена Юрьевна».

Что это?!.. Неужели… Я вспомнила! Вчера перед сном Антошка долго рисовал и писал, сидя за своим игрушечным столиком. А надо пояснить, что наши пяти-шестилетние малявки занимались в экспериментальной группе по программе первого класса, и мой сын вполне сносно выводил корявые прописные буквы! Всё стало ясно: додумался написать от моего имени! Только вот незадача – перепутал, хитрец, в какую сторону смотрит буква «Е»!

Уточняю, глядя смущённо: «Значит, так и не был у стоматолога?!..»

«Как не был – ещё как был!.. – глаза добрейшей Эмилии Алексеевны лучились всё той же загадочной улыбкой. – Я спросила его: а что ж это мама неграмотно пишет?! Признался в своем авторстве!..»

Она рассказала, как развивались события.

В детской стоматологии притихшие малыши сидели на диванчиках у кабинета врача.

Яркие изображения зверюшек на стенах отвлекали от мыслей о предстоящих страхах. Когда врач выглянул из кабинета и ласково пригласил первого пациента, то вызвался идти… Антошка! Сам! Все смотрели на него, как на героя. И, как герой, он ничего не боялся! (Я-то знаю, что он не мог не бояться, но и не мог остаться вторым или десятым: натура у него такая – лидерская! Да и врач успокаивал, показывая на щипчики для удаления зубов: «Клювики!..»)

В общем, смотрит Эмилия Алексеевна: вызывают следующих ребят, лишь Антон из кабинета не выходит. Эх, думает, лечат мальчишку серьёзно!

Заглянула в кабинет, надеясь увидеть, как над несчастным ребёнком колдует врач с бормашиной. А там… Антоша сидит на стульчике, ожидая, пока лечат других!