Антон Корнилов - Урожденный дворянин. Рассвет

Время показало, что ожидания местного населения новый мэр Евгений Петрович Пересолин вполне оправдал. Пожалуй, это был первый в российской истории случай, когда весь городской бюджет до копейки пошел непосредственно на благоустройство города. Пересолин установил на улицах фонари, наладил водоснабжение (до него в Кривочках холодную и горячую воду в теплое время года исправно отключали с семи часов вечера до семи часов утра), отремонтировал две из трех кривочских школ, один из двух детских садов, закупил в районную поликлинику новое оборудование взамен старого, отжившего свое лет этак тридцать тому назад… и на этом бюджет иссяк почти полностью, осталось только на необходимые городские нужды. И когда весной сошел снег и земля просохла, средства на восстановление дорог пришлось Евгению Петровичу, осуществляя пророчество деда Лучка, просить у компании «Витязь».

Итак, ожидания населения мэр Евгений Петрович оправдал. А вот само население ожидания Пересолина – нет. Когда вдруг выяснилось, что лозунг «Работать вместе, чтобы сделать город лучше» мэр предполагал к буквальному пониманию, кривочцы скисли. Объявленная Пересолиным программа по наведению порядка в Кривочках на общественных началах – не то чтобы провалилась, а… не получила должного развития. Ну не желали горожане убивать законные выходные на уборку мусорных куч на окраинах, на расчистку дворов от ветхих строений: никому не нужных сараев, в которых давным-давно ничего не хранилось, покосившихся фрагментов полусгнивших заборов, давным-давно ничего не ограждающих… Общее настроение земляков по традиции озвучил дед Лучок:

– Что ж получается – бесплатно вкалывать? Как при советской власти? Накося выкуси, я теперь предприниматель, мне каждая минута дорога. Время – деньги, слыхали? Поищите других дураков!..

Дураки нашлись в лице тех же витязей, а также волонтеров из Саратова, среди которых большинство являлось активными участниками сайта «so-ratnic.ru».

Впрочем, первое время кое-кто из кривочцев и посещал субботники и воскресники, но не по причине проснувшейся сознательности, а потому что Пересолин распорядился организовать для работников горячие обеды. Вяло проковырявшись до полудня, горожане, пожертвовавшие гарантированным Конституцией отдыхом, по окончании обеда бесследно исчезали. После второго такого случая витязи решительно погнали халявщиков в шею. А следующей же ночью кто-то переколотил фонари на центральной улице имени В. И. Ленина.

Тогда у Пересолина случился нервный срыв. Он пригласил к себе Олега, последнее время целыми днями пропадавшего на строительстве диковинной своей палестры, и в категоричной форме заявил, что намерен раньше срока снять с себя полномочия. Сомик вместе с Двухой случайно оказались свидетелями этого разговора.

– Сил нет никаких, понимаешь?! – одной рукой держась за сердце, а другой колошматя по столу так, что разлетались во все сторону бумаги и карандаши, кричал Евгений Петрович. – Нет, опти-лапти, никаких сил! Это что за народ такой? Чем больше для них делаешь, тем больше они требуют! А то, что уже дадено, стремятся обгадить! Ты знаешь, что директор школы, на ремонт которой у нас денег не хватило, накатал жалобу губернатору? Дескать, руководство тех школ, что мы сумели отремонтировать, бюджетные деньги с мэром… со мной то есть, попилило, потому и ремонт получили. А ему, честному, ничего не досталось. Почему же при Налимове, опти-лапти, никто никому не жаловался, хотя он ни черта для Кривочек не сделал и не собирался? Объясни: почему? Я не понимаю… Про фонари слышал? Это как? Как это? В голове не укладывается… Вызвал к себе Щукаря, мента нашего главного: найди мне этих неандертальцев, кровь из носу! В глаза им хочу посмотреть! А он руками разводит: надо камеры наблюдения на улицах устанавливать…

– Так и камеры раздраконят… – вякнул было Двуха.

Пересолин, вздыбив усы, ожег его свирепым взглядом.

– А Игорь в чем-то прав, – задумчиво проговорил Трегрей. – Что толку в камерах, если причина происходящего – в головах у людей. Туда-то камеры наблюдения установить не представляется возможным…

– А что тогда делать? – взвился Евгений Петрович. – Что?!!

– То, что должно, – ответил Олег. – Служить.

– Кому?!!

– Народу, конечно.

– Народу?!. Этим, которые!.. которым!.. – зашелся Евгений Петрович в крике, сорвал голос, надсадно закашлялся, схватив со стола чудом уцелевший стакан с чаем, шумно отхлебнул.

– Этим, которые, – подтвердил Олег. – Какие бы они ни были, других нет.

Пересолин поднялся, потирая горло, прошелся по кабинету.

– А мы и… служим… – хрипло выговорил он, покашливая почти после каждого слова. – Действительно и в прямом смысле слова служим… народу, который ревностно следит, чтобы мы не того… не расслаблялись. Чтоб получше служили. Только сам он, народ этот… что-то не сильно разбежался служить кому бы то ни было. Только и следят… чтобы куски мимо ртов не пролетали… Почему раньше такого не было, а? При Налимове?

– Разбаловали халявой, вот почему, – сунулся и Женя Сомик.

– Налимов и подобные ему, – проговорил Олег, – личным примером убедили население, что власть – это привилегия. Вступивший во власть вправе удовлетворять собственные потребности за счет других, и греха в этом никакого нет…

– Власть – это крест! – выпучив глаза, отчаянно прохрипел Пересолин. Для пущей убедительности он застыл на месте, раскинув руки. – Тяжеленный крест! Шипованный!

– …Потому требовать что-либо от «власти-привилегии» представлялось делом смешным в своей бессмысленности, – договорил Олег. – Мы же – явили людям иную реальность. Заставили осознать тот факт, что на власти лежит бессомненная ответственность за плоды службы. Это уже победа…

– Победа?!. – ахнул Евгений Петрович. – С такой победой, опти-лапти, и поражений… не надо!

– Очередь за тем, чтобы втолковать людям, что и они в свою очередь несут ответственность за свою деятельность – перед страной и теми, кто ее представляет, – сказал Трегрей. – Это, конечно, посложнее будет.

Пересолин как-то неожиданно сник, будто побежденный безмерной усталостью, задушившей возбуждение. Он тяжело бухнулся в свое кресло, опустил локти на стол, повесил голову…

– Посложнее будет… – не поднимая головы, прогудел он. – А полегче будет ли, опти-лапти, когда-нибудь?

– Бессомненно, – твердо ответил Трегрей.

– Ох, сомневаюсь…

– Ничего нет невозможного, – поддакнул Олегу Двуха. – Ибо лишь практика – мерило истины.

– Евгений Петрович… – Олег обошел стол, встал над Пересолиным, положил ему руку на плечо. – Как бы то ни было, крест надобно нести до конца, никак нельзя бросать его. В самом начале пути он особенно тяжел… Возьмите отгул на пару дней, отдохните.