Виктор Костин - Люди и Нелюди

Переодеваюсь, какая трудна жизнь, однако, я так еще студентом не уставал.

Сегодня какой-то неудачный день у меня. Сначала не разбудила Витоли, и он из-за этого проспал. Пришлось ехать на паровичке, и он поехал голодный, это ужас, и нехорошо мне от этого. Проспал он, а виновата я – как такое может быть? Потом рассказала, что Витоли дома писал палочки, как первоклассник, все посмеялись, а Витоли опять покачал головой на меня.

Я испугалась, вспомнила, он говорил про наши семейные тайны, а я опять всё всем рассказала и разболтала. Раньше я про себя все рассказывала подругам. Вот про отца и его работу, я знаю, не надо и даже нельзя рассказывать, а про себя, что читала, что писала, это же очень интересно поделиться со всеми. Теперь вот тоже как про папину работу. Потом правда Витоли сказал, что это шутка и он не обиделся, но все равно я неправильно поступила, как все сейчас сложно стало у меня, ой, у нас.

Потом с Валери, я ей рассказывала, рассказывала, а потом еще Витоли все повторял и уточнял, и зачем я только столько говорила, если все равно как Витоли скажет, так и будет. Это и дома так у нас, мама рассказывает, показывает все слугам, они мебель целый день двигают по новой, и красиво и хорошо получается, а папа вечером придет и все сразу на место ставят, как было, и зачем только двигали весь день, непонятно.

Непонятно и вся школа пролетела, прошла как миг. Вечером опять нас обсуждали на собрании и что мы не ждем ребенка. Все очень удивились – а зачем договор тогда? – Витоли сказал, надо и он хотел правильно чтобы все было и по закону. Ну там все неинтересно, хотя мне было приятно, про нас ведь двоих с Витоли говорили.

Я теперь замужем. Со свадьбой правда не знаю когда, это родители решать будут совместно, но это все потом. Как со шляпками быть: у меня их столько и совсем новые, а теперь. Я, наверное, подарю новые Валери, а остальные так раздам соседкам. Ой, теперь сколько новых интересных покупать надо, ой, ла-ла, как хорошо, здорово, я такая, я такая взрослая.

Вечером его хотела перехватить Натали Сергеевна, наша противная, злая математичка, я видела. Поэтому быстро его увела домой. Дома он поел и уехал на паровичке за вещами, сказал, все перевезет и приедет ко мне.

Долго ждала, вся извелась, когда же он придет-приедет, и шитье и вязание даже не интересно мне. Смотрю, уже и темно за окном, а его все нет. Я не поняла, родители уже дома, а он где, что он там делает, неужели обманул и опять остался у родителей. Если ему очень надо, пусть хотя бы письмо мне написал.

Сбежала вниз, спросила Маргарет, нашу служанку: водитель ничего не передавал? Нет, он поставил паровичок и ушел, он рядом, здесь недалеко живет. Не выдержала, оделась, пошла к нему домой, может, что Витоли передал, а он и забыл мне, нам сказать. Пришла, поздоровалась с его женой, поболтали с ней минутку, я и похвасталась немножко. Вышел Жолини: «Что-то случилось, хозяйка, надо ехать куда? Я сейчас оденусь». «– Нет, не надо, скажите, Витоли ничего не передавал?». «– Нет, я выгрузил вещи и уехал, он сказал, сам придет». Выгрузили вещи.

– Э, куда выгрузили вещи?

– Второй раз как привезли на вашу новую квартиру, и там он и остался. Мне сказал, разберет и придет, а что, нет, что случилось, надо помочь?

– Нет, нет, я сама, спасибо, я пойду.

– Хорошо, хозяйка.

Иду, ничего не понимаю. Он привез вещи и даже два раза, до сих пор раскладывает – и что там раскладывать? Может, к кому зашел и в боло играть пошел? Не должен, и мне хотя бы сказал, но мало ли что. Ругали его за это, слышала раньше.

Пришла в дом, он открыт, мне уже и страшно стало. Зашла на второй этаж, часть вещей разобрана, другие просто лежат – а где же Витоли? Я уже волнуюсь, может, кто напал на него, как тогда.

Захожу на кухню, он прислонился к стене и спит. Хорошо, газовый фонарь горел, а то и не увидела бы его. Стала тормошить, еле-еле разбудила. Э, проснись, милый, что-то случилось? Пива или вина выпил, это бывает такое иногда с мужчинами. Только Витоли ведь нельзя, но мальчики иногда…

Нет, проснулся, только что-то случилось, да нет, говорит, устал, только стукнулся, говорит, присел отдохнуть и заснул. Что-то часто он спит последнее время, а может, всегда он такой был. Я раньше-то не знала, а вот со мной он всегда первый засыпает, а потом я, вот соня он, я волнуюсь за него, а он спит здесь.

Пошли домой, он по дороге стал приставать ко мне, как хочет поцеловать. Я, в ответ не хочу, и мне хорошо от этого, что он пристает, а я, не даюсь ему, и все больше и больше после целуемся с ним.

А потом остановились у домов, и как стал он меня целовать да прямо так нежно-нежно. Мне очень, очень хорошо опять стало, как тогда у него дома. Перед глазами как снежинки полетели, и слышу, я описалась даже немножко вроде.

Мне и хорошо, и стыдно, и слабость в теле. Я и села как стояла. Он меня поддерживает, а я даже сидеть не могу, все время падаю немножко, потому что голова кружится. Сколько сидела, не помню уже, даже замерзать стала. Потом встала, и мы пошли, он меня хорошо поддерживает, а меня немного качает, и вроде как я вина выпила. Это раз было, Валери угостила, тогда тоже все качалось. Только сейчас сильнее, и даже петь хочется, и Витоли – он такой хороший, мне даже все равно уже все стало. Сейчас приду, переоденусь быстро, только надо чтобы Витоли не зашел только, а то нехорошо получится.

Хотя мне уже даже и не стыдно от его присутствия, вроде. Странно, он же чужой мне, а вроде, в то же время и как свой.

Дома стали расспрашивать: где были, что делали. Витоли стал маме рассказывать, как перевозил, как раскладывал и что думает, куда ставить будет, а я быстро в ванную пошла. Посмотрела, а это и ничего, это что-то другое и ладно, потом сама разберусь, может, или папины книжки почитаю, а не поняла я ничего в общем.

Может, заболела, но не должно, когда болеешь, настроение плохое, а не петь хочется, как мне сейчас.

Помылась, пошла в комнату, там Витоли говорю, как у меня все вышло. Он улыбается: да, это будет, когда я тебя целую, но не всегда, не переживай.

Ну да, ему ничего, а мне мокро там все, а если в школе такое, а туда в брючках нельзя, и вот что мне тогда делать, никак к нему не подходить что ли, или это только при поцелуе, тогда я потерплю до дома. Посидели еще чуть-чуть, я задумалась, а он тут опять:

– Кормить будешь, – он спрашивает.

– Ой, что это я, – и пошла на кухню. Надо ему готовить, я умею, немножко правда, чуть-чуть только.

Там мама странно посмотрела на меня: «Доча-доча. Вы что, не могли вечера дождаться?». А она откуда знает, ей никто ничего не говорил. Да и не должен был, откуда же она узнала. Я говорю, надо покушать приготовить для… нас, для Витоли.

– Сейчас поставлю подогреть, уже все готовое, – мама говорит. – Зови давай своего, горе ты мое непутевое. – Вздыхает почему-то.