Диана Ибрагимова - Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна)

Речь, должно быть, шла о ком-то из младших адептов, кому только-только открыли первый канал. Зенфред возмещал ущербность в магии науками и многое знал, но не мог понять, каким образом один человек может подпитываться от другого. Перейдя на созерцание и понаблюдав за незнакомцем, Зенфред обнаружил, что ещё не встречал такого Источника. Он был серого цвета. Не белого, принадлежавшего людям, никогда не пользовавшимся магией, но и без цветного оттенка, который сосуды приобретали после открытия.

– Ты лучше меня знаешь, почему ему нельзя усиливать доступ к Источнику, – раздражённо отрезал Каснел. – Магов такого типа, если им что-то взбредёт в голову, сдерживать одними запугиваниями не выйдет. Меня и без того беспокоило, что он торчит целыми днями в библиотеке, хотя я и велел убрать оттуда все сколько-нибудь затрагивающие эту область книги.

При упоминании библиотеки Зенфреда прошиб холодный пот. Он ведь и сам владел только одним открытым каналом и дни напролёт проводил за чтением, пытаясь обнаружить в себе склонности к той или иной магии.

– Не беспокойтесь, магистр, я уверен, он даже не догадывается об этом.

Дослушивать разговор Зенфред не решился. Он покинул главное здание прежде, чем незнакомец вышел из кабинета, и, получив взбучку от старшего мага, поднялся в спальню. Там он лёг на не расправленную постель и долго не мог сомкнуть глаз, обдумывая услышанное. Магистр не назвал имени адепта и причины, по которой в Академию должны были наведаться солдаты, но в его словах отчётливо чувствовалась угроза.

Спустя некоторое время Зенфред всё же заснул, сморённый усталостью и дневными тревогами, но спал недолго, а проснулся от давно забытого звука раскатов грома. Академию защищал купол погодной магии, и таких ливней на памяти Зенфреда здесь не случалось ни разу. Когда он открыл глаза, то вздрогнул: зарница на мгновение выбелила комнату и осветила стоявшую у распахнутого окна фигуру в длинном светло-сером плаще.

– К-кто вы?! – испуганно выпалил Зенфред.

Нежданный визитёр обернулся и, сняв капюшон, оказался незнакомцем, недавно беседовавшим с Каснелом.

– Каждый раз один и тот же вопрос, – сказал он со вздохом, облокотившись на широкий каменный подоконник. – Моё имя ничего тебе не даст, хотя бы потому, что у меня их больше, чем пальцев на обеих руках. А вот подслушивать чужие разговоры тебе не следовало, это добавит мне работы.

Ветер трепал его светлые волосы, капли дождя блестели на одежде и коже точно бисерины, вспышки молнии очерчивали красивый профиль с аккуратно остриженной бородой и усами.

После не было ничего. Ни ученической спальни, ни грозы и шума ветра за распахнутым окном, ни светлячка настенной лампы – только тишина и темнота, походившая на созерцание, когда вокруг нет ни одного Источника. Спустя некоторое время послышался стук сердца, медленный, едва различимый, следом дыхание. Веки казались вязкими, и как бы Зенфред ни силился открыть глаза – видел перед собой только чернильный мрак.

Он пролежал неподвижно довольно долго. Тело оцепенело и затекло. Где-то в углу капала с потолка вода, шуршала мышь в прелой соломе. Спёртый, неподвижный воздух пропитался вонью плесени. В груди чувствовалось едва заметное давление, от которого тошнило, но скоро оно прошло.

В голове что-то щёлкнуло и будто оборвалось. Зенфред неожиданно ощутил жуткий холод. Он поднимался от ступней к коленям и скоро охватил всё тело. Когда вдалеке послышались шаги и огонёк масляной лампы прорезал темноту, Зенфред обнаружил, что лежит на узкой скамье в одном из карцеров подземелья, где когда-то была тюрьма. Тусклое марево осветило поеденные ржавчиной решётки; темневшие за ними своды потолка с узором нервюр; древние барельефы, изображавшие пытки нечестивцев. Зенфред с трудом повернул голову и тут же сощурился, спасая глаза от света сального огарка.

– Эй, друг, как ты там? Это я! Вельмунт! – послышался шёпот мальчишки. – Ну же, не молчи! Скажи мне хоть что-нибудь! Я принёс твоих любимых пирожков с мясом! Ответь же, я не могу тут долго оставаться! – Он выглядел напуганным.

Зенфреду очень хотелось ответить. Хотелось настолько, что неподвижные губы зашевелились, и раздался хриплый стон.

– Где это я, Вельмунт? Это из-за того, что я ходил за пределами Академии ночью? Из-за этого меня сюда посадили?

Он напрочь забыл подслушанный разговор и незнакомца.

– Мой Создатель! О каких ещё твои проступках я не знал?! – ошеломлённо выпалил мальчишка.

– Ни о каких, Вельмунт. Всё это случилось вчера, я ещё не успел тебе рассказать.

– Вчерашний день ты пролежал здесь в беспамятстве. – Вельмунт смотрел в пол, прижимая к груди узелок с едой, видно было, как дрожат его губы.

Тело почти не слушалось, и Зенфред понял, что от слабости не может встать.

– Так за что я здесь, что случилось?

– Много всего, так сразу и не расскажешь. Ничего, друг, ничего, скоро всё уляжется, ты только держись. Поешь немного.

Не поднимая глаз, мальчишка просунул узелок между прутьями решётки и собрался уходить.

– Останься! – взмолился Зенфред. – Не бросай меня тут!

– Я должен идти, смотрители не обрадуются, если я задержусь дольше положенного. Прости, друг, я скоро навещу тебя, обещаю. – Вельмунт развернулся и торопливо зашагал прочь, унося с собой масляный фонарь, а вместе с ним огонёк надежды, ненадолго разорвавший путы тьмы.

Спор в питейной Груна затеялся нешуточный. У большого выскобленного стола собрались завсегдатаи и случайные посетители, пара крепких язычников с цветными лентами в волосах и клеймёные из местной шайки. Подошёл сделать ставку даже хозяин, пообещав всем бесплатного пива в случае выигрыша. Летфен храбрился, пока ему завязывали руки, дабы избежать мухлежа, и посматривал на дохлую мышь в клети местного торговца ядами. Диковатый старина Еноа продемонстрировал силу настойки из манровой травы, уколов грызуна смоченной в отваре иглой. Мышь тотчас испустила дух, и Еноа торжествовал, уверенный в убийственной силе своей лучшей отравы. Народу на стороне Летфена почти не было: никто не верил, что после глотка напитка тощий мальчишка останется жив.

– И пикнуть не успеет! – Еноа вылил в кружку с выпивкой добрую половину скляницы.

Кошелёк, оставленный недавним спасителем, быстро опустел, а заработать в Эдосе можно было, разве что примкнув к наёмникам. Затеяв спор, Летфен решил убить разом двух зайцев – набить карманы и попасть в расположение местного главаря. Он знал, что зелья Еноа едва ли его убьют. Колдун имел полезную привычку рассказывать составы ядов и описывать возможную смерть, прежде чем спаивать их Летфену. Отрава в Эдосе отличалась паршивостью и дешевизной. Старик делал её из гадов, пауков и растений, произраставших поблизости. Изредка ему удавалось раздобыть настойку из порошка жгара или флакон летучего оника, но подобные сокровища предназначались явно не для глупых споров, а простые рецепты Летфена не страшили.