Анатолий Махавкин - Звери у двери

И девушка бесцеремонно плюхнулась между нами, после чего, не секунды не колеблясь, положила согнутую в колене ногу на мой живот. Глаза её при этом сияли, словно два прожектора. Галя собиралась что-то сказать, но не успела: в тёмном проёме двери появилась ещё одна фигура со светящимися глазами.

– Ну, в общем, как я и предполагала, – в голосе Наташи звучало лёгкое самодовольство. – Илья, где ты там? Я же тебе говорила, спальня должна быть именно здесь. Вот это кроватка!

– А в шкафу уже посмотрели? – деловито осведомился Илюха, являясь следом за девушкой. – Дом стоял закрытый, может, остались какие-нибудь ценности? Не хотелось бы начинать продавать золото. Людишки тут больно ненадёжные.

– Кстати о птичках, – я приподнялся, осторожно убрав колено ничуть не смутившейся Галины, – замок я сломал, и теперь нужно посмотреть, как можно запереть входную дверь. Дабы не смущать нашего общего знакомого любителя грустной мистики.

– Кто сломал – тот и чинит, – жизнерадостно откликнулась Галя, – а я тут поваляюсь. Устала я, вся полностью.

– Это да, – Илья потёр лоб и опёрся рукой о стену, – вымотался за сегодня, как скотина. Такое ощущение, будто всего набили ледяной крошкой, а внутренности высасывают через трубочку.

– Есть немного, – поддержала его Наташа и присела на край кровати, – но спать неохота.

Я поднялся на ноги – и вдруг мир перед глазами пошёл мелкой рябью. Огромный двустворчатый шкаф, стоящий в углу, медленно пополз в сторону, и только некоторым усилием воли я смог вернуть ему неподвижность.

– Девочки, поройтесь в сундучке, – сказал я и хлопнул товарища по спине. – Пошли, шер ами. Полюбопытствуем, как можно устранить последствия моего хулиганства. И ещё, нужно как-то обеспечить свет. Если товарищи узреют наши прожектора – запросто обосрутся.

– Я там из кухни притащила два канделябра со свечками! – крикнула нам вслед Ната. – Да и камин можно растопить.

К огромному счастью, в Галькиной сумочке нашлось несколько зажигалок, которые девушка по старой привычке отбирала у своих парней. Нет, возле камина висела какая-то хрень с камешками и промасленной верёвочкой, но как этим воспользоваться, не знали ни я, ни Илья.

Чёртовы свечки в массивных подставках упорно не желали загораться, а только распространяли удушливый смрад какого-то протухшего жира. Илья громко чихал и непрерывно ругался, называя дом самым смердящим зданием на своей памяти.

Никто не побеспокоился закрыть люк в подвал, где нашли своё упоение прежние жильцы, и в кладовой воняло, как в заднице скунса. Люк захлопнули, но очень скоро вновь открыли, чтобы швырнуть вниз злосчастный окорок, найденный в кухонном шкафу. Кусок мяса тщательно упаковали в промасленную ткань, но это не помешало ему вонять, словно стадо дохлых свиней.

– Знаешь, – выдохнул товарищ, которому удалось выжать чахлый огонёк из толстого цилиндра свечи, – как подумаю про жратву, так аж комок к горлу подступает! Этот долбаный окорок надолго мне аппетит отбил.

– А он у тебя был, этот аппетит? – задумчиво осведомился я и повторил подвиг товарища. – Ладно, продолжай их насиловать, а я займусь камином.

В общем, не прошло и полгода, а в гостиной появилось какое-никакое освещение. Свечи мы водрузили на стол, где они тускло тлели, распространяя удушливое зловоние, а сами перебазировались ближе к весёлому пламени, пляшущему на толстых сухих деревяшках. Только теперь стало понятно, насколько прохладно внутри, невзирая на время года. От этого присутствие камина казалось приятным бонусом.

– О, гляди, как они нехило устроились! – голос Паши застал меня врасплох и, оборачиваясь, я едва успел выключить ночное зрение. – Камин, все дела. Ну, класс! Смотрите, чем мы разжились!

Витёк, угрюмо зыркнув в нашу сторону, молча протопал к столу и шмякнул на толстую столешницу объёмистый мешок. Второй такой же стоял у ног Шпеньки. Сам паренёк замер около взломанной двери и трогал пальцем замок, задумчиво поглядывая то на сломанный запор, то на меня.

Тем временем светящийся довольством Паша залез в недра мешка и выкладывал на стол содержимое, оживлённо комментируя каждый предмет:

– Хлебушек, ещё один, слегка твердоват, но ничего – погрызём, – две большие буханки, отличающиеся друг от друга размером и формой, – вяленое мяско, ничего себе так, – он понюхал кусок, делая вид, будто собирается укусить, – ладно, ладно, подождём. О, колбаски, обожаю! – два лоснящихся круга в неровной глиняной миске. – Сыр, слегка пованивает, но можно и нос закрыть. И гвоздь программы, да-ба-да! Местное вино, – два неряшливо сделанных кувшина с тщательно закупоренными горлышками, – Шпенька, дружище, иди сюда! Поцелую тебя в дёсны.

«Дружище», видимо, разобрал лишь своё имя, да ещё интонацию, но прекратил заниматься ерундой и поставил второй мешок рядом с первым. Его крысиное личико не покидало странное выражение.

– Мы в расчёте? – негромко поинтересовался Илья.

– В общем, да, – Шпенька часто покивал головой и покосился на дверь, – и если благородные господа больше ни в чём не нуждаются…

– Не нуждаются, – тихо сказал я, – можешь идти.

Его точно ветром сдуло. Ну наконец-то только свои. Вот, правда, один из своих, похоже, крайне зол. Осталось только узнать причину.

– Витя, какого чёрта? – утомлённо поинтересовался я. – У нас вроде бы и так достаточно проблем, без того, чтобы бросаться друг на друга. Или дуться втихомолку. Хочешь высказаться – валяй.

– Да мне просто интересно, – Витя качался с носка на пятку, – этот самый Шпенька как-то странно нас разделяет. Вам чуть обувь не лижет, а к нам с Пашей обращается, словно мы слуги. Или – собаки.

– Да прекрати ты гнать волну, – спина Павла стала напряжённой, – тебе просто показалось. Ты же ни бельмеса не понимаешь в его бульканье.

– Да нет, кое-что уразумел. Всё же их язык похож на немецкий. И он нас, Паша, спокойненько так назвал слугами. У этих, стало быть, хозяев. Да и то, посмотри на них: чистенькие, беленькие, как под копирку сделаны, не то, что мы – быдло быдлом. Да?

– Ну, может и промелькнуло какое-то упоминание, – неохотно признал я, – просто не успел объяснить, что мы – одна компания.

– Угу, – Витёк кивнул, исходя ядовитой яростью, – подумаешь, какое-то чмо в разговоре назвало твоего товарища слугой, ну а ты, вместо того чтобы сунуть ему в рыло, не успел объяснить. Да и то, разговор-то коротюсенький был – минут сорок-пятьдесят! Какой же ты мудак, приятель!

– Витя, – Илья положил парню руку на плечо, но тот нервно отбросил её в сторону, – остынь.

– Пошёл ты! Пошли вы все! Знаешь, все эти изменения в первую очередь происходят у вас в башке. И это всего два дня прошло! А дальше? Прикончите нас с Пашкой, если мы слово поперёк скажем? Чего там церемонится со всякими слугами!