Анатолий Махавкин - Звери у двери

Нужно было бежать, спасаться от неведомого врага. Однако нечто внутри удерживало от бегства, вынуждая шаг за шагом приближаться к источнику холода и смертельной опасности.

Дрожа то ли от мороза, то ли от ужаса, я приблизился и толкнул дверь.

В тот же миг тот, кто притаился с другой стороны, вырвался наружу и пожрал меня.

И я проснулся.

О-ох, то же кресло, где я отключился. Ну и сон! Ощущение смерти в клыках неведомой твари было таким реальным…

Я осмотрелся: камин полностью выгорел, а свечи погасили, потому как не было видно ни зги. Даже не задумываясь, я переключился на благоприобретённое ночное зрение и оценил плоский серый мир, притаившийся за пеленой мрака.

Рядом с моим креслом дремал ещё один подобный уродливый предмет, где, свернувшись калачиком, тонко посапывала Оля. Её правая рука протянулась ко мне, словно девушка желала знать, здесь ли я ещё. Погладив тонкие пальчики, я бережно убрал ладонь и поднялся.

Около потухшего камина теснились ещё три пыточных приспособления, почему-то названных креслами. Там уже не посапывали – там громко храпели две глотки: Витя и Паша. Илья спал абсолютно беззвучно, и его тело как-то странно рябило, словно телевизионное изображение с помехами. Скорее всего – шалости моего прибора.

Я посмотрел по сторонам: Наты и Гальки нигде не наблюдалось. Стало быть, девчонки решили расположиться на кровати. Молодцы. Но места там хватало и на четверых, значит, Оля добровольно осталась со мной. Моя ты девочка! Я с нежностью посмотрел на её умиротворённое лицо и обнаружил на нём такую же рябь, как и у Ильи. Какого хрена?

И только тут до меня дошло, почему я проснулся. Меня разбудил очень тихий щелчок. Однако он так резко выделялся на фоне сопения и храпа, словно прозвучал мощный взрыв. Щёлкнуло ещё раз. И совсем не от входной двери. Похоже, из кладовой. Там, где нашли упокоение предыдущие владельцы нашего дома. Воображение тотчас нарисовало картинку распухших тел, медленно выползающих наружу.

Ухмыляясь, я двинулся навстречу тихим щелчкам, и лишь сейчас осознал, что мерзопакостные ощущения, появившиеся после злосчастного ужина, полностью исчезли. Осталась лишь неприятная слабость и чувство дикого опустошения, словно я обратился в запаянную колбу с абсолютным вакуумом внутри. Неприятно, конечно, но не смертельно.

Короткий коридорчик вывел меня в помещение с голыми стенами и уродливыми массивными крюками, торчащими из них. Это – всё. Ничего удивительного. Похоже, после смерти хозяев из дома вымели всё мало-мальски ценное, оставив только никому не нужную коллекцию безумных шляпок.

В земляном полу отчётливо выделялась квадратная крышка, грубо сбитая из толстых, почти необработанных досок. Сейчас она мелко подрагивала, и вообще делала попытки приподняться. Гадая, нет ли в этом мире мистических сил, способных оживлять мертвецов, я осторожно отступил к стене, наблюдая за судорогами люка.

Послышался ещё один щелчок, чуть громче предыдущих, потом тихий треск, и вдруг деревянный квадрат почти беззвучно откинулся назад, открывая бездонную черноту отверстия. Мрак шевельнулся и наружу выбрался цепкий паучок тонкой ладони. Потом – ещё один, и наконец показалась взъерошенная голова. Незнакомец тихо фыркнул, и вдруг одним прыжком оказался внутри.

Я узнал пришельца сразу же, как только увидел его лохматую голову, и теперь с интересом наблюдал за дальнейшими действиями Шпеньки. Мелкий жулик беззвучно покачнулся, и в его пальцах показался длинный блестящий стержень. Парень сделал шаг вперёд, и тогда я негромко спросил:

– Может, не станем мешать спокойному сну?

Он подпрыгнул на месте, а после, демонстрируя хорошую реакцию, повернулся в мою сторону, выбросив перед собой тонкий нож. И тут его застопорило. Я слишком поздно сообразил, как может отреагировать человек, увидев два светящихся глаза во тьме. Парень всхлипнул и отпрянул назад, угодив ногой в открытый люк. В самый последний момент я успел поймать пришельца, схватив за обнажённое запястье…

Утро застало меня сидящим на пороге дома и угрюмо наблюдающим за тускло сереющими облаками и звёздами, растворяющимися в светлеющем небе. За последние несколько часов мимо нашего дома прошли всего трое. Все похожие на оборванные привидения, которые давно потеряли надежду попасть в рай или хотя бы ад.

Кстати, по поводу ада. У меня возникло ощущение крайней близости к этому негостеприимному месту. Все мы оказались так близко к преисподней. И я – ближе всех. Но, чёрт побери, кроме дикой депрессии я испытывал диаметрально противоположные ощущения. И это разрывало меня на куски.

Об этом нужно с кем-нибудь поговорить. Срочно.

Однако когда на пороге появилась Оля, я понял: с ней я это обсуждать не стану. По крайней мере – сейчас.

Девушка медленно опустилась рядом и положила голову на моё плечо. Наши волосы перемешались так, словно росли на одной голове. Никакой разницы в цвете. Точно так же и бледная гладкая кожа Ольги ничем не отличалась от моей. Всё это было частью секрета, известного лишь мне. Очень страшного секрета. Я боялся рассказать его, даже думать о нём боялся, и не представлял, как жить дальше.

Мы перестали быть людьми.

Возможно, и существовал какой-то шанс повернуть всё вспять, но для этого требовалось снять медальон с изображением льва. А я так и не смог этого сделать, хоть и пытался. Тут не было никого, перед кем я мог бы кривить душой: всеми остатками своей человеческой сущности я желал вернуть всё обратно.

И проиграл.

Витя вновь оказался прав, но не думаю, что это его обрадует.

– С добрым утром, – негромко сказала Оля и потёрлась щекой о плечо, – сон мне снился, такой странный…

– Расскажи, – попросил я, не решаясь взглянуть в её глаза.

– Мне снилось, будто я иду по яркому лугу и собираю цветы. А навстречу кто-то идёт, но солнце бьёт в глаза, и я никак не могу понять – кто. Я прижимаю букет к груди, а он внезапно становится таким холодным, словно я держу ком снега. И вдруг я вижу саму себя, с букетом цветов в руках. Только это – не настоящая я, а как бы фотография, освещённая ярким светом. И она всё выцветает, выцветает. И больше не остаётся ничего: только я, лёд, и крохотная тёмная комнатушка с маленьким окошком. Из него видно солнце, синее небо и цветочный луг. Я делаю шаг и просыпаюсь. Странно, да?

– Угу, – кивнул я и погладил её по голове. – Вообще столько странного происходит…

– Ты даже не представляешь, – девушка как-то непонятно хихикнула и, взяв мою ладонь, провела ею по ткани своей одежды. – Что чувствуешь?

Я оказался сбит с толку. Она думает, я смогу угадать, какая это материя? Так это – дохлый номер! И своя-то одежда всё утро вызывала ощущение смирительной рубашки, а тут ещё и Оля со своими непонятными загадками.