Джей Эм - Убийца теней

Усилием воли заставил себя Воллет отвлечься от этих помыслов, спрятать их глубоко в сердце, и негромко, с должной почтительностью поприветствовать Хосвейна Лореттского.

– С чем вы сегодня пришли ко мне, отец Воллет? – ответив на приветствие, осведомился герцог.

– Знаете ли вы, ваша светлость, что прошлой ночью оборотный зверь убил ещё одного человека? – без лишних объяснений перешёл к делу первый священник.

– Да… важные доклады советник зачитывает мне, едва я проснусь… если, конечно, я в состоянии их выслушивать. – Герцог страдальчески поморщился. – Это всё так ужасно… Говорят, это… м-мм… существо перегрызло бедняге шею?

Произнося последние слова, Хосвейн Лореттский заметно вздрогнул, как будто опасность грозила ему самому.

– Да, всё так и было, ваша светлость. Я видел погибшего своими глазами.

– Ах, какой кошмар! Нужно обладать большой смелостью, чтобы отважиться смотреть на такое страшное зрелище.

– Творец посылает мне мужество, ваша светлость.

Хосвейн так долго сидел, возведя к потолку глаза, что у Воллета возникло искушение нарушить тишину, прервав это исполненное возвышенного ужаса витание в облаках. Но первый священник его поборол, дождавшись, когда герцог сам спустится с небес на землю.

– Так что вы хотели сказать, отец Воллет?.. – изрёк наконец Хосвейн. – Что-то об этом демоническом звере?

– Да. Если точнее – о звере и об отступнике Талвеоне Эйрском. Не страшный ли грех, ваша светлость, что мы, лореттцы, уже год как сохраняем жизнь этому недостойному человеку?

– Но вы сами говорили, что следует добиться от него покаяния и отречения…

– Есть закоренелые еретики, от которых не добиться ни покаяния, ни отречения, и этот Талвеон, как стало мне ясно, как раз из таких. Его душу не спасти. Поэтому нам надо позаботиться о своих душах. Мне было откровение, ваша светлость. Я долго молил о нём, и сегодня на рассвете, прямо там, на месте этого страшного преступления, Творец сподобил меня окончательным пониманием. Едва стало известно о первом злодеянии оборотня, я сразу понял, что это кара нам за грех. Но теперь я знаю, за какой именно грех. Творец гневается на нас за то, что еретик Талвеон до сих пор жив.

– Да что вы говорите? – герцог принялся щипать жиденькую бородку – так проявлялось у него крайнее волнение. – Неужели?..

– Не иначе, ваша светлость. Говорю вам: милостью Творца у меня открылись глаза.

– О… – Хосвейн, насколько мог, постарался напустить на себя вид искусного дипломата. – Не подумайте, что я не доверяю вам, отец Воллет, но… в это трудно поверить. Судите сами: Талвеон Эйрский, конечно, вольнодумец, но не разбойник, не убийца. Одним словом, не такой злодей, который справедливо мог бы навлечь на целый город гнев Творца. Говорили, что он преподавал в учёной общине какие-то любопытные идеи…

– Кто говорил? – насторожился Воллет, как легавая собака, почуявшая дичь. Этой «дичью» был очередной возможный отступник. Всем известно, что в окружении герцога полно всяких непотребных вольнодумцев. Про некоторых из них нелишне было бы донести в норвейрскую Первообитель…

– Не помню, – выкрутился Хосвейн.

Заметил ловушку и решил защищать своих прихвостней? Иногда он вовсе не так глуп, как кажется.

– То, что ваша светлость соизволили назвать «вольнодумством», на самом деле – ужасная ересь. Талвеон Эйрский – отступник, а это преступление гораздо хуже, чем разбой или даже убийство. Вы сказали, что доверяете мне , ваша светлость… Так неужели вы сомневаетесь в откровении Творца ?

– Э-э, нет, нет, святой отец, – поспешил заверить герцог.

Он вдруг поймал себя на мысли, что этот человек наводит на него не меньший страх, чем разговоры о звере. Это недопустимо, просто немыслимо… Он всё-таки наследный господин Лоретта! Хосвейну сделалось досадно, и это чувство почти пересилило страх. С такого, как Воллет, станется и об отступничестве герцога в Норвейр донести… Такой ни перед чем не остановится. На что нынче обменивают герцогское отступничество? На второсвященство в норвейрской Первообители?.. Впрочем… если дело зайдёт так далеко, он, Хосвейн, тоже может пустить в ход свои норвейрские связи.

– Что же, – промямлил герцог, – вы полагаете, смерть еретика избавила бы Лоретт от напасти?

– Воистину так, ваша светлость. И никакие сумеречные охотники, которым город ни за что платит из казны, стали бы не нужны.

– Вы полагаете… – неопределённо повторил Хосвейн.

– Как же предположить иначе, если охотница уже третий день в городе, а оборотень продолжает свои чёрные дела?

– В самом деле… Так, по-вашему, стоило бы назначить итоговое заседание суда по делу Талвеона?

– На всё воля Творца, – как можно смиреннее отозвался Воллет.

На итоговом заседании в обязательном порядке выносится окончательный приговор. А в случае Талвеона двух мнений о том, какой это приговор, быть не может. Неотрёкшегося и нераскаявшегося еретика следует казнить.

Наконец-то Талвеона повесят. Наконец-то он, Воллет, победит. Он не смог восторжествовать над своим противником в жизни, но уж в смерти-то он восторжествует, здесь ничто ему не будет препятствием. Пыточной машине проклятый отступник не покорился, но покориться виселице ему придётся. Затягивающейся петле Талвеон не сможет противопоставить ничего, обладай он хоть железной волей. И никогда, никогда не будет уже он глядеть на мир своими непреклонными глазами, уверенный, что вправе проповедовать какую-то свою истину, отличную от той, которую считает единственно верной он, Воллет. Никогда не будет глядеть глазами, в которых, несмотря ни на что, нет ненависти…

Не будет? Не будет… На мгновение Воллет ощутил какую-то опустошённость. Что последует за окончанием этого противостояния длиной в год? Что дальше?.. Нет, это безумные мысли… Какая опустошённость? Не опустошённость, а логичный итог. Победа.

– Я… подумаю об этом, – сказал после долгой паузы Хосвейн. И, явно довольный, что нашёл такой не означающий ни «нет» ни «да» ответ, повторил: – Да, я подумаю.

Проклятый мямля! Воллет мысленно выругался, но тут же попросил прощения у Творца. Прощения и терпения.

– Хорошо, господин герцог, – с притворной покорностью кивнул первый священник.

Всё равно вечно Хосвейн «думать» не сможет, рано или поздно надо будет принять решение. И он, Воллет, постарается, чтобы это решение было таким, как нужно. Правильным. Он выжмет из этой птицы в человеческом обличии назначение итогового заседания суда.

– Но я прошу вас, ваша светлость, не откладывая пойти мне навстречу хотя бы в одном. Условия содержание еретика следует ужесточить.

– Насколько я знаю, он содержится в одиночной камере, и на прогулки его не выпускают, – заметил Хосвейн. – Это самые строгие условия из возможных.