Джей Эм - Убийца теней

– Что?!

– Я… трушу, наверное.

Фыркнула Ярла тихо, смех удерживая:

– Молодец, сам признался.

Насмешкой прозвучало, но на самом-то деле не такая уж и насмешка. Попробуй, не струсь, когда годами тебе в голову нерушимое почтение к двухбережным идеям вбивали, а в придачу – вину, веру в собственную греховность врождённую. Попробуй, пойди наперекор… тут смелость нужна. Проще-то как было бы: увидел крупицу истины, вроде поверил, да махнул рукой: так и так не изменю ничего. Лучше притвориться, что ничего и не видел. Но не такой Лорк человек. И не такой, чтобы слабости поддаться. Мимолётное это. Вот уже сам торопит:

– Ну, пойдём.

Но теперь Ярла почему-то замешкалась.

– Стой. Может, сейчас во вред спешка будет…

– Да что во вред? Всё равно надо!

Но остался Лорк рядом стоять.

Грозовое небо так бушевало, что, казалось, тут, над братством, самый центр грозы и есть. И подпирала это небо башня подсобного дома, в верхнем этаже которой виднелся свет, сквозь высокие витражные окна мерцающий.

– Что там?

Лорк не понял сначала, о чём Ярла спрашивает. Глянул на неё – и снова молния; выхватил свет из ночи лицо охотницы, тонко-острый бледный профиль, почти что грозный – трудно и узнать Ярлу. Подумалось: «Вот она-то и правда этой стихии сродни, она с этим миром действительно одним целым быть способна». Свет молний в зелёных глазах…

Но сама же она и разрушила это наваждение, оторвала от башни взгляд, удивлённо к Лорку повернулась:

– Чего ты как язык проглотил?

Молодой человек сообразил наконец, о чём был вопрос.

– В нижних этажах – мастерские, а там, где свет – библиотека.

Ярла хотела ещё что-то сказать, но только начала – и замолчала, точно прислушиваясь. Теперь уже Лорк её спросил:

– Что?..

Ярла приложила палец к губам, словно кроме грозового буйства ещё что-то расслышать пыталась. Или не звуки она слушала, а предчувствия свои… Снова вверх вскинула взгляд, и Лорк невольно за ней следом. Что там, в вышине, за свет среди темноты? Есть он, или его нет, глаза обманывают? Молния – и всё иначе: не проблеск света неведомый, а большая стрекоза летит, дождя не опасаясь, взмахивает прозрачными крыльями, взмывает вверх, вверх, к последнему этажу башни.

– Разве бывает так? – озадаченно протянул Лорк. – Разве летают стрекозы ночью, да в ливень? И странно как, что заметили мы её…

– Некоторые летают, и если захотят, чтобы ты их заметил – заметишь обязательно, – откликнулась Ярла. – Понял уже?..

У Лорка глаза расширились от изумления. А может, и не только от изумления – немудрено, когда всю жизнь тебя учили природных духов злыми считать.

– Талвеонов приятель нам путь подсказывает. Что, говоришь, там, в башне? Библиотека?

Лорк вспомнил, что когда покидал кабинет Воллета, первый священник сказал брату Эйлолу что-то насчёт библиотеки или библиотекаря.

– Да, может быть, отец Воллет не у себя дома, а там! – в волнении зашептал Лорк. – Наверное, туда нам надо…

– Так пойдём. Двери там ночью кто-нибудь стережёт?

– Запирают, а так, чтобы постоянно стеречь – нет.

– Вот и хорошо.

Ярла принялась рыться в своём кошеле, отыскивая отмычку, которую опять предстояло пустить в ход. А Лорк поднял лицо, надеясь снова отыскать взглядом сильфа, но мерцающий огонёк исчез бесследно.

Ещё одно важное дело, к которому Воллет собирался перейти после аудиенции у герцога и разбирательства с Лорком, касалось книг. Дождавшись, когда библиотекарь Скейс придёт в кабинет, первый священник повёл разговор о том, что очень уж много вредных и запретных книг скопилось во внутреннем зале. Библиотекарь только руками развёл: на то он и внутренний, закрытый. А место там есть, ещё книги размещать можно.

– Ни одну дверь нельзя закрыть настолько надёжно, чтобы быть уверенным, что никто никогда её не откроет, – возразил на это Воллет.

Втайне первый священник давно был недоволен суждениями и поведением библиотекаря, и подозревал Скейса в излишней лояльности и даже в вольнодумстве. Жаль, что тот – один из трёх вторых священников братства. Это добавляет ему авторитета и значительности. Чем он заслужил такое назначение?.. «Ни в чём нельзя быть уверенным – вашими стараниями», – добавил про себя Воллет. Но вслух свои окольные убеждения продолжил:

– Вы и ваши помощники, брат Скейс, тратите много усилий, чтобы приобретать книги, в том числе и опасные, на разных ярмарках и в лавках, ездите по другим городам. Конечно, всем нам известно, для чего: своих врагов надо знать, мы должны знакомиться с их ложными отступническими учениями, чтобы убедительно их оспаривать. Нам следует достойно вооружаться, особенно теперь, когда это ронорское изобретение для печатания грозит широким распространением всяческой лжи… Но не лучше ли, вооружившись, то есть изучив сочинения, противные вере Двух Берегов, не хранить их в зале, который, хотя и называется внутренним, от внешнего, доступного всем, отделён всего лишь одной стеной, а избавиться от них? Мы-то с вами сохраним их в памяти на случай, если это понадобится для нашей борьбы. Нам знание ничем не грозит, мы достаточно стойки. Но умы молодых братьев не так устойчивы ко лжи и легко поддаются пагубным влияниям. Также меня тревожит и близость учёной общины. Да, да, брат Скейс, я чувствую настоящий трепет ужаса, стоит мне представить, что какая-нибудь «Философия слова» или «Единство противоположного» выйдут за стены нашей библиотеки и станут доступны любому, кто захочет их прочесть. Учёная община – и без того рассадник всяческих опасных идей. Брат Скейс, я считаю, еретические книги, в особенности те, все существующие экземпляры которых собраны у нас, надо уничтожить. А каково ваше мнение?

Наконец-то Воллет высказал это вслух. Долгие годы эта мысль жила в нём, но действовать он всё никак не начинал – почему? Уж точно не из страха перед этим жалким библиотекарем – было бы кого бояться. Скорее, реакция норвейрской Первообители внушала ему опасение. Одно дело, если бы распоряжение против книг пришло от Первого из первых, и другое – его, Воллета, самоуправство. Но Лорк своим проникновением во внутренний зал библиотеки, сам того не ведая, дал первому священнику оправдание. Если из Норвейра последуют вопросы, можно будет сказать, что он, Воллет, действовал исключительно в целях защиты веры Двух Берегов, чтобы в дальнейшем ни у кого из братьев обители Священного Знака не возникло желания отравить свою душу ядом отступнических идей.

«Окольные» убеждения первого священника завершились совершенно недвусмысленным вопросом. Библиотекарь замялся. Ему было жаль книг, и не только потому, что он отдал много времени их поискам. Ему было жаль авторского труда, затраченного на их сочинение, и труда всех тех людей, на чьи исследования опирались авторы. Жаль их восторженных озарений, бессонных ночей, заполненных тяжёлой работой – ради кого? Да, ради себя, но не только, не только.