Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

Матильда отшвырнула единственную туфлю и, старательно прощупывая ногой предательский пол, двинулась на звук. Невидимый бархат провел по физиономии мягкой лапой, алатка рванула ткань на себя, открылся просвет. Этери с бокалом в руке сидела у стола, и глаза у нее были как у Мупы, которую не взяли на улицу.

— Ну?! — рявкнула кардинальская супруга, стараясь не погладить бакранскую наследницу по головке, до безобразия молодой. — Что за фортели?! Сказано ж было не снимать!

— Кем? — Лисонька опорожнила бокал. Вкуса она явно не чувствовала. — Он не оставлял мне ройи. Это ваш камень! Вы меня жалеете, а он мне ничего не дарил, только песни, и то всем сразу… Но поцеловать хотел…

— Да уж! — удостоверила Матильда, высматривая второй бокал. — От вас обоих искры летели…

— Искр мало, если нету трута… У него нет детей, я рада! Я не могла бы… Видеть и знать, что они не от меня. Лучше я буду носить ожерелье из косточек абехо… Ройя в хабле — это ужасно! Но сегодня я ее надела… Вы же видели?

— Я ее и сейчас вижу. — Бокал был совсем под носом, туфля, надо думать, тоже, но сейчас она далеко. Они обе далеко… — А ну, надевай! Опять под замо́к захотела?! И вообще… Премудрая с подданными знают, что ты должна ее носить… Против Бакры не попрешь, особенно здесь. Это я могла в Агарисе дурить, как хотела. Потому что даром никому не нужна была… Как вдова Ракана, так-то меня кто только не хотел!

— Я не буду носить этот камень! — Шепот тоже может быть громче крика. — Камень Катарины Ариго. Я — не Катарина!

— Это точно! — отрезала так и не повидавшая талигойскую королеву Матильда. — Катарина королевское с бабским не путала. Эта ройя для твоих бакранов поважней любой короны, пока она на тебе, ты любую премудрую оборвешь. А выкобениваться будешь, когда сбежишь со смазливым дурнем!

— Я не сбегу, — пообещала кагетка и вновь потянулась к кувшину. — Я никогда столько не пила, но почему?! Почему жизнь швыряет нам лишь то, что нам не нужно? За что?!

Матильда не знала и поэтому просто протянула бокал.

400 год К. С. Ночь с 6-го на 7-й день Осенних Волн

Отряд — до двух десятков едущих строем всадников — обнаружили «фульгаты». Кто в уже не багровой темноте направлялся к тому же перекрестку, что и Проэмперадор, с ходу было не разобрать, и «закатные кошки» стремительно выдвинулись к зачеркнувшему звезды обелиску. Савиньяк предоставил охране заниматься своим делом, хотя ночной отряд и вызывал любопытство. Значительная персона с эскортом предпочла бы тракт, а банд в окрестностях Аконы поубавилось, те же, что еще оставались, держались подальше от города. Конечно, на грех мастера нет, но Лионель подвоха не ждал. В отличие от окончательно взъерошившегося Эмиля.

— Лучше повернуть, — шипел не боявшийся никого и ничего кавалерист. — Да и к твоим бергерам через Ноймарские ворота ближе.

— Не люблю поворачивать, — отмахнулся Ли. На это Эмиль мог напомнить про марш от Гемутлих. Не напомнил, только придвинулся так, чтобы оказаться между перекрестком и братом.

— Ты явно не Хайнрих, — заметил прикрытый маршальской грудью Проэмперадор. — Даже после булочек со сливками.

— Вообще-то, — огрызнулся Эмиль, — убить тебя так и тянет. Но будь я проклят, если позволю это какой-нибудь скотине!

— Скотине, особенно «какой-нибудь», позволять нельзя ничего. — Грато спокоен, деревья и столб на перекрестке — тем более. Очень тихая ночь… — Ты так убежден, что меня надо спасать?

— Заткнись!

А он на взводе… Спорная все же вещь предчувствия — и строптивая: не поймешь, ни с чего появляются, ни почему пропадают, а сбывается один страх из дюжины. Именно его и помнят.

— Ты раньше что-то похожее чувствовал, или я у тебя первый?

— Завтра наденешь кирасу!

— Нет, полный доспех. И свалюсь в Вибору.

Конец несмешным шуткам положил Уилер. Оказалось, что по темным проселкам разъезжают бергеры во главе с самим Райнштайнером, а компанию барону составляет генерал Ариго.

— Доброй ночи, — поздоровался пятью минутами спустя Ли. — Вас посетило предчувствие?

— Нет, я всего лишь удержал Германа от опрометчивого поступка. — Ночной Ойген был столь же невозмутим и обстоятелен, как дневной. — Его посетило странное желание ускакать в сегодняшний закат, но как военный комендант Аконы я не мог выпустить лучшего генерала Западной армии из города без должной охраны, а как друг дома был вынужден позаботиться об излишне ретивом молодожене. Ты задал необычный вопрос, Лионель. За ним что-то стоит?

— Да. Мы тоже любовались на закат, а потом решили навестить тебя.

— В таком случае, — вмешался опрометчивый Ариго, — почему бы нам заодно не поужинать?

— Это будет почти завтрак, — уточнил барон, — но на моей квартире есть все необходимое.

— Едем, — решил за себя и брата Ли. — Заодно по дороге уладим некоторые дела. У Эмиля возникли дурные предчувствия на мой счет. Если они обоснованны, я должен принять меры, и первая из них — немедленный разговор с тобой.

— Благодарю за столь высокую оценку моей персоны. — Бергер был прекрасен и полностью оправдывал возложенные на него надежды. — Я могу узнать, на чем упомянутые предчувствия основаны?

— Ни на чем вразумительном. Эмилю кажется, что он меня вот-вот потеряет.

— Я думаю…

— Сейчас речь не обо мне. Ойген, ты как-то рассказал нам случай со старым вишневым вином и отравленной свадьбой.

— Он произвел на меня неизгладимое впечатление. Более того, я поддался слабости, которую до сих пор так и не смог побороть. Я не в состоянии получать удовольствие от наливок, хотя понимаю, что яд находится внутри вишневых косточек, для разрушения которых нужны годы. Это имеет отношение к предчувствию маршала Лэкдеми?

— Нет, к моим выводам. Кроме того, к ним имеют отношение опыты графа Валмона, видения госпожи Арамона, замыслы Вальдеса, холтийские столицы и многое другое. Ойген, я отнюдь не уверен в своей правоте, но держать свои мысли при себе права больше не имею.

— А я не уверен, что способен это слушать, — заявил Эмиль. Ариго промолчал, но его явно обуревали те же сомнения.

— Можете не слушать. — Лионель кивнул барону и тронул Грато коленом, вынуждая ускорить шаг. — Когда я был в Альт-Вельдере, я перечел Иссерциала. Не для удовольствия, само собой, хотя получил и его. Правдивостью и точностью драматург не отличался, но я верю, что во времена Элкимены и Арсака золотоземельцы резались друг с другом не хуже обитателей Седых земель, а из гоганской Кубьерты следует, что и в Бирюзовых не отставали. При этом среди смертных разгуливали боги, которые затем исчезли.

И наши предки, и гоганы, и мориски сходятся в том, что боги уходили не навсегда, а гоганы и абвениаты к тому же решили, что боги поручили Кэртиану своим потомкам от смертных женщин. Так якобы и возникла занявшая внутренние Золотые земли анаксия, слишком большая, чтобы не развалиться за двадцать лет, но почему-то продержавшаяся две с лишним тысячи. Любопытно, что мира за горами и морями для большинства ее обитателей словно бы не существовало. Бирюзовые и Седые земли в это время раздирали войны, затем за них взялись холод и чума. Вытесненные более удачливыми соседями гоганы бежали к морискам, причем навеки отказались от войн. Холтийцы не отказались, но стали шарахаться от воды и нигде не оседают надолго. Вариты и агмы двинулись с места позднее, захватив с собой старые распри, но имеются свои запреты и у вас. Не столь странные, как у гоганов, но имеются, а вот у нас — нет. И никогда не было, если не считать Адриановых заповедей, позднее измененных конклавом.