Пол Андерсон - Три сердца и три льва (сборник)

Орм так и не построил церковь, о которой столько рассуждал. Однако ее воздвигли усилиями окрестных землевладельцев, и он разрешил своим работникам ходить туда к мессе. Элфрида попросила священника поговорить с Вальгардом, но юноша рассмеялся тому в лицо.

– Я не склонюсь ни перед твоим хнычущим божком, – заявил он, – ни перед каким другим. Мой отец приносит жертвы асам, и те посылают ему удачу, а на что годится твой Христос? Будь я сам богом, меня бы радовали кровавые приношения, а тех, кто досаждал бы мне причитаниями, я бы давил – вот так!

И он наступил сапогом на ногу священнику.

Орм, когда ему рассказали, весело хмыкнул и, несмотря на слезы Элфриды, отказался возместить урон монашескому достоинству.

Дню Вальгард предпочитал ночь. Неслышно соскользнув с постели, прокрадывался он на свежий воздух и бегал до рассвета по холмам, влекомый неведомыми ему лунными чарами. Он не знал, что его гонит, и чувствовал лишь печаль и тоску по тому, для чего не находил названия. Мрак в его рассудке рассеивался, когда он убивал, калечил или разрушал. Тогда он хохотал, и троллья кровь стучала ему в виски.

Однажды он загляделся на девушек, что работали в поле: платья намокли от пота и прилипали к разгоряченным телам. С того дня у него появилось новое развлечение. Сильный, пригожий, умеющий, если нужно, быть велеречивым, как эльф, он вскружил головы многим, и Орму теперь то и дело приходилось платить за поруганную честь чужих дочерей или работниц.

Вальгард только посмеивался; но случилось так, что он, будучи навеселе, повздорил с Олавом Сигмундссоном и убил его. Орм покорно заплатил виру, однако понял, что, если сына ничем не занять, хлопот не оберешься. В последние годы он почти безвылазно сидел дома, отправляясь иногда в короткие поездки по торговым делам, но этим летом решил пойти в поход и взял с собой Вальгарда.

Юноша вскоре завоевал уважение товарищей. Они восхищались его умением и отвагой в бою, хотя и не одобряли того, что он убивал беспомощных и беззащитных. По прошествии какого-то времени у Вальгарда начались приступы одержимости: весь дрожа, с пеной на губах, он принимался грызть обод щита, а потом бросался в самую гущу схватки, завывая и круша все подряд. От мелькания его меча рябило в глазах, он не замечал своих ран, а искаженное яростью лицо его наводило такой ужас на врагов, что многие застывали на месте и он рубил их сплеча. После битвы, как то всегда бывает с берсерком, [22]он чувствовал слабость, но вокруг него громоздилась гора трупов.

Постепенно у него составился отряд головорезов, которых не пугали припадки бешенства, и во главе их он лето за летом уходил в походы, вовсе не заботясь о том, идет ли с ним отец, а тот скоро перестал сопровождать сына. К той поре, когда Вальгард достиг расцвета своих сил, он добился того, что его именем стали стращать детей. Награбленное в набегах золото он тратил на постройку новых кораблей, в командах которых один молодчик стоил другого. В конце концов Орм запретил ему приводить этих людей в дом.

Остальные дети Орма и Элфриды пользовались всеобщей любовью. Кетиль пошел в отца: высокий, широкоплечий, веселый, всегда готовый подраться и подурачиться. Повзрослев, он начал покидать дом и уходить в море. Викинга из него не получилось: в первом же походе он разругался с Вальгардом и плавал теперь сам по себе, торгуя разными разностями. Худощавый и тихий Асмунд метко стрелял из лука, но воинская слава его не привлекала. Он занимался хозяйством, понемногу заменяя Орма. Асгерд выросла крупной девушкой с крепкими руками, голубоглазой и золотоволосой, а Фреда, по всей видимости, унаследовала красоту матери.

Вот так обстояли дела, когда ведьма решила, что приспело время для мщения.

Утром дождливого дня Кетиль с товарищами отправился на охоту. Стояла ранняя осень, деревья в лесу оделись в золото, медь и бронзу. Почти на самой опушке изумленные охотники увидели великолепного белого оленя, поражавшего своими размерами.

– Такой зверь под стать королю! – вскричал Кетиль, пришпоривая коня, и началась погоня. Всадники неслись среди деревьев, перепрыгивали через бревна и камни, ломились сквозь кусты; ветер свистел у них в ушах, а лес вокруг превратился в одно большое разноцветное пятно. Собаки почему-то неохотно преследовали животное. Хотя Кетиль скакал не на лучшем из коней, он постепенно оторвался от товарищей.

Белый олень по-прежнему мелькал впереди, ветвистые рога его четко вырисовывались на фоне неба. В горячке погони Кетиль не замечал того, что в лицо ему хлещет ледяной ливень. Он потерял счет времени, забыл обо всем, кроме царственного животного, что увлекало его дальше в чащобу.

Наконец конь вырвался на полянку, где, словно поджидая охотника, стоял белый олень. Кетиль метнул копье. Но едва рука его завершила бросок, животное как-то съежилось – и растаяло на глазах, будто ветер разогнал клубящийся туман. Оно исчезло без следа, только рыскнула по опавшей листве серая крыса.

Лишь сейчас Кетиль осознал, что остался в одиночестве и заблудился. Конь его шатался от изнеможения. Похоже, они очутились далеко к западу от хозяйства Орма. Мысли юноши путались от усталости, а при воспоминании о пропавшем олене его бросало в дрожь.

На краю поляны, под развесистым дубом, примостился низенький домик. Кому это взбрело в голову поселиться тут, подумал Кетиль, и на что они живут в такой глуши? Впрочем, какое ему дело, главное – есть где переждать до утра. Домик был деревянный, с соломенной крышей, окна его призывно светились. Кетиль спешился, подобрал свое копье и постучал в дверь.

Та распахнулась, открывая доступ в богато обставленную комнату. Дальше виднелось пустое стойло. Однако взгляд Кетиля устремлен был на хозяйку. Юноша чувствовал, что не в силах отвести глаза, что сердце в груди пропустило удар, а потом заколотилось о ребра, словно дикий кот о прутья клетки.

Женщина была высокой; платье с глубоким вырезом облегало ее стройное тело, подчеркивая каждый его изгиб. Темные неприбранные волосы ниспадали ей до колен, обрамляя совершенный овал белого, точно морская пена, лица. Пухлые губы были ярко-алыми, из-под длинных ресниц, над которыми изгибались подведенные брови, глядели бездонные зеленые глаза. В глубине их сверкали искорки. Эти глаза сразили Кетиля наповал. Никогда, подумалось ему, никогда в жизни не видел он ничего подобного.

– Кто ты? – спросила женщина нараспев. – Что тебе нужно?

В горле у юноши пересохло, кровь оглушительно стучала в висках, но он все-таки выдавил:

– Я… Кетиль Ормссон… Я сбился с пути на охоте и прошу приюта для своего коня… и для себя…

– Входи же, Кетиль Ормссон, – сказала женщина с улыбкой. Сердце Кетиля готово было выпрыгнуть из груди. – Немногие заглядывают ко мне, но я всегда рада гостям.