Ахмед (Александр Романов) - Багдадский вор, или Фэнтези по мотивам «Сказок 1000 и одной ночи»

Древние арабские летописи, которые донесли до нас рассказ о Багдадском воре, умалчивают об этом. Но они говорят нам, что в тот же самый момент, Ахмед сразу, немедленно и полностью забыл про певицу, в поисках которой он покинул сокровищницу, и видел только спящую принцессу; и мог думать только о ней. Это маленькое личико, похожее на цветок, лежащее там, внизу, на шелковой подушке, притягивало его, как магнит. Он перепрыгнул через балюстраду; мягко, со шлепком, как большой кот, приземлился на ноги; подошел к кушетке; посмотрел на Зобейду; прислушался к ее тихому дыханию; и испытал новое ощущение, странное ощущение, ощущение, которое было сладким, но смешанным с великой тоской, и в то же время жёлчно-горьким с сильной болью, дергающей за струны его сердца.

«Любовь с первого взгляда», – лаконично называют это древние записи.

Но что бы это ни было, любовь ли с первого взгляда или любовь со второго… – а он действительно посмотрел во второй раз, смотрел долго, смотрел пылко, не мог отвести глаз, – для него это было так, как если бы они внезапно остались одни; она и он, одни во дворце, одни в Багдаде, одинокие во всём подлунном мире. Балдахин, возвышавшийся над кушеткой, казалось, был до краев наполнен какой-то всепоглощающей красотой диких и простых вещей, таких как красота звезд, ветра и цветов, и ещё чем-то, чего всю его жизнь подсознательно требовало его сердце, жаждало, казалось, напрасно, по сравнению с чем его вчерашняя жизнь была всего лишь тусклым, жалким, бесполезным сном.

Едва сознавая, что делает и зачем, он присел на корточки рядом с диваном. Едва сознавая, что он делает и почему, небрежно уронив ожерелье, ради которого он подвергся стольким опасностям, он поднял одну из крошечных вышитых туфелек принцессы. И прижал её к губам.

В следующее мгновение Зобейда слегка пошевелилась во сне. Одна узкая белая рука соскользнула с края дивана.

Багдадский Вор улыбнулся. Повинуясь безумному, непреодолимому порыву, он склонился над маленькой ручкой.

Он поцеловал её. Поцеловал так нежно. Но недостаточно мягко. Ибо принцесса пробудилась. Она испуганно вскрикнула. Она села, отбросив в сторону шёлковое мягкое покрывало. Ахмед быстро спрыгнул на землю; и ему повезло, что покрывало упало на него, окутав его своими тяжелыми складками, полностью скрыв его от взгляда принцессы, а также от взгляда рабынь, которые прибежали на крик своей госпожи, и евнухов, и слуг. Ворвавшийся нубийский стражник с изогнутой саблей, зажатой в мускулистом кулаке, искал негодяя.

Они осмотрели всю комнату, ничего не найдя, в то время как Ахмед скорчился под одеялом, неподвижно втягивая воздух.

«Небеснорожденной что-то, должно быть, приснилось», – сказала монгольская рабыня принцессе, которая настаивала на том, что кто-то коснулся её руки, и в конце концов убедила её снова закрыть глаза. Но главный евнух прошептал нубийцу, что грабитель действительно, должно быть, проник во дворец, так как один из сундуков с сокровищами был открыт; и поэтому три евнуха, нубиец и арабская рабыня отправились тщательно обыскивать другие комнаты в этой части гарема, в то время как Лесной-Ручеёк осталась позади, снова напевая свою жалобную монгольскую песню:

…

«В пагоде изысканной чистоты

Мое Сердце вздыхает —

Вздыхает по тебе яркой луной.

Надо мной татарские степи…»

…

Пока, постепенно, Зобейда снова не заснула.

Лесной-Ручеёк наклонилась, чтобы поднять покрывало. Затем, внезапно, она застыла в испуганной неподвижности, проглотив крик, который сорвался было с её губ, когда смуглый кулак, вооруженный кинжалом, вынырнул из складок шелка, и низкий голос прошептал предупреждение:

– Молчи, сестрёнка! Повернись спиной! Осторожно, осторожно сделай это! – Когда кинжал уколол ее кожу, она повиновалась, повернувшись на пятках и отвернувшись лицом в другую сторону. – А теперь – иди медленно! К вон той двери! Не поворачивайся и не смотри! Осторожно! Очень осторожно! Этот нож так и жаждет молодой крови!

Она была беспомощна. Подгоняемая колющим, щекочущим кинжалом, она прошла перед Ахмедом к узкой двери, расположенной в дальней стене. С помощью небольшой подушечки, подобранной по дороге, он прислонил рукоять кинжала к дверному косяку и быстро убрал руку, так что острие оружия все еще оставалось слегка прижатым к обнаженной гладкой коже девушки-рабыни. Она не знала об этой уловке и оставалась застывшей и неподвижной, в то время как он тихо повернулся, чтобы убежать. Но прежде чем выйти из комнаты, он решился еще раз взглянуть на спящую принцессу. И поспешил обратно к дивану. Он уставился на мирно спящую Зобейду. Он снова почувствовал, как любовь пронеслась через его душу, как с могучим жужжанием крыльев; и он наклонился… Как вдруг – «Хай!» – приглушенный крик предупредил его, заставил встать, заставил повернуться.

– Хай! Хай! – Снова крик. Ибо рабыня обнаружил трюк с приставленным кинжалом. Она звала на помощь. Из соседней комнаты уже доносились торопливые шаги, громкие голоса.

Багдадский Вор рассмеялся. Он поднял маленькую туфельку Зобейды. И, оставив позади волшебную веревку и жемчужное ожерелье, подбежал к окну, выпрыгнул в него и приземлился на дереве недалеко от садовой стены. Дерево изогнулось под его весом и, используя его как катапульту, он перемахнул через стену и спрыгнул на землю на улице снаружи, недалеко от того места, где его ждал Птица Зла.

– Ах! – взволнованно воскликнул тот. – Какую добычу ты принес? Жемчуг? Бриллианты? Кроваво-красные рубины?

– Нет, – ответил Багдадский Вор. – Я нашел сокровище гораздо большее! Дороже всех драгоценностей на свете!

– Сокровище – где оно? Покажи его мне!

– Я не могу!

– Почему бы и нет? Где оно находится?

– Оно здесь! – ответил Багдадский Вор, высоко держа маленькую туфельку. – И здесь! – продолжил он, дотрагиваясь до своего лба. – И ещё здесь! – закончил он, положив руку на сердце.

И, отказавшись говорить больше, Ахмед ушел в фантастическую пурпурную ночь, в то время как Птица Зла следовал за ним, озадаченный, нахмуренный, размышляющий, в попытках разгадать загадку слов своего друга.

– И это здесь?.. – эхом повторил он. – А здесь что? А здесь – это как? Но… где… где… как… клянусь Вельзевулом, Отцом Лжи и Блох…

Они добрались до заброшенного колодца.

– Где – как? Скажи мне – где оно?

Ахмед не ответил. Он лежал на своей кушетке, не в силах уснуть, уставившись в пустоту, молчаливый, задумчивый, угрюмый.

Мелодия восточной ночи умирает на рассвете. И на следующее утро, молчаливый, задумчивый, угрюмый, он лежал на выступе возле фонтана на Площади Одноглазого еврея, едва замечая праздничные толпы, заполонившие улицы Золотого Багдада, чтобы приветствовать трех великих принцев, которые пришли сегодня в качестве женихов, просить руки принцессы Зобейды.