Альвдис Рутиэн - Между

На арфу рассчитывать не приходилось, и юноша просто сосредоточился и представил, как тугие завитки шерсти ХенВенки послушно распутываются под гребнем, как почти сами из них выпадают колючки, хвоя, мелкие веточки и что еще там набралось… Даже и гребень почти не нужен, проще разобрать пальцами.

Друст пел, не очень обращая внимание на то, тянет ли он мотив или сплетаются слова. Он чувствовал, как легко идет работа, как мягка шерсть священной свиньи, как легко выпадает из нее вся лесная труха…

А потом всё кончилось. Шерсть ХенВенки была чище и красивее, чем у лучшей из королевских овец, а выдранных волос оказалось так мало, что их не то что на тунику – на пояс бы не хватило.

Хен повела боками, охорашиваясь. Она явно была довольна. Потом пятачком ткнулась в руку Друста, изрекла:

– Хъръш! – и произошло чудо: очёса стало во много раз больше.

– Ну да, – кивнул Колл, – ему явно нужна новая туника. Эта скоро совсем развалится.

Спустя недолгое время одежда была соткана. Лесные девы принесли Друсту обнову. Тот стянул с себя старую (действительно, дыра на дыре, и когда успел так изодрать?), бросил на землю рядом с новой… и застыл, не понимая. Новенькая была больше почти вдвое.

Юноша натянул ее – и она была ему не слишком велика.

Впервые Друст задумался, сколько времени он находится здесь.

В лесу, где они бродили, всегда было лето… или казалось летом. За учебой некогда было думать о проходящих годах.

Друст вошел в хижину. Уже довольно давно он чуть пригибался в низком проеме, но не обращал внимания на эти пустяки.

– Наставник, – обратился он к Коллу, – а сколько лет прошло?

Свинопас пожал плечами:

– Дюжина или меньше… я не считал. Нет, точно, меньше. Но лет десять-то точно.

Друст вышел на берег озера. Здесь он впервые начал петь, здесь за эти годы он несчетное множество раз музыкой радовал собравшихся сидхи, лесных, подводных и прочих существ.

Сейчас юноша хотел, чтобы черная вода ответила на один-единственный его вопрос.

Привычно легкая мелодия – и вода застывает зеркалом.

Сын Ирба наклоняется, всматриваясь в свое отражение.

Высокий, поджарый, загорелый до смуглоты. Грива ни разу не подровненных волос выбелена солнцем. И уже давно не мальчик. В худощавом лице не осталось и следа детской мягкости.

И над черным зеркалом озера Друст невольно задает себе вопрос. Вопрос, на который ответа не знает он сам, а значит – не знает ни один человек, сидхи или прочая нелюдь:

– Кто я?

Кто я? Помощник свинопаса? Арфист, ученик древнего сидхи? Недоучившийся мечник и лучник?

Сын отца, которого я почти не помню и за которого едва ли сумею отомстить… даже трижды чародей не может покарать море. А все мои чародейные умения исчезнут, едва я вернусь в мир людей.

Племянник Марха, лицо которого мне не вспомнить. Меня называют сыном бренина … сыном одного, учеником другого, третьего… но это всё не я, это всё они.

Что же такое – я сам? Не сын, не ученик, не в отсветах их славы и мудрости, а сам по себе?

В этом лесу я могу найти любого – птицу, зверя, лесного духа, сидхи, ХенВенку нашу. Песней я любого призову к себе – или сам выйду к нему по песни, как по тропе.

Как мне найти здесь Друста?

Юноша сделал то единственное, чем владел в совершенстве: взял арфу и заиграл.

Кто сказал, что найти себя – труднее, чем заблудившуюся свинью?

Надо просто мыслью искать правильный путь… привычное дело.

…Видения обрушились внезапно.

Огромные тучи, пронизанные молниями. Исполинские горы, в недрах которых ярится огонь.

Нет, не тучи и не горы. В зримом облике они представали свиньями, как Хен Вен. Но каждая из этих туч-гор была сгустком магии, туго свитым клубком чародейства, бешеным могуществом, подвластным лишь бренину Аннуина.

Юноша. Чем-то похож на того Друста, что отражался в черной глади лесного озера.

Он и священное стадо. Они – одно целое.

Потом происходит что-то (сын Ирба не разобрал, что именно) – и словно ураганом гонит тучи-свиней прочь, и им не сладить с этой силой, несмотря на всю свою ярость и могущество. Только одна вырывается и мчит прочь. Будто молния с небес на землю.

Хен Вен?

И еще одно видение: тот юноша, что так похож на Друста. Был похож. Он мертв.

Друст вернулся к хижине Колла – непривычно серьезный. Повзрослевший за один день.

– Наставник, – негромко проговорил он, – можно я спрошу?

Колл кивнул. Притюхала Хен Вен (откуда взялась так быстро?), изрекла свое «Хър», улеглась рядом.

– Наставник, у меня был брат?

– Нет, – удивился Колл.

– Но я видел. Он владел священным стадом. И мы с ним так похожи…

– Придери, – вздохнул Колл. – Он был не братом тебе. Дядей. Сын Рианнон.

– Его убийца угнал священное стадо? Только Хен Вен смогла бежать?

Колл молча наклонил голову. Хен хрюкнула – как вздохнула.

Эрл-свинопас ожидал вопроса, кто убил Придери, но Друст спросил иначе:

– Где стадо Аннуина сейчас?

– В Гвинедде. Точнее, у властителя Гвинедда.

– Это и есть вор и убийца?

Колл помедлил с ответом, предчувствуя, чем обернется даже простой кивок сейчас. Но ответила Хен Вен. И столько было ярости в ее «Хъррърърх!», что изумились и свинопас, и Друст: трудно предположить, что милейшая свинья способна на такую ненависть.

– Наставник, расскажи мне о священном стаде, – попросил Друст, привычно устраивая арфу на колене и собираясь музыкой вторить речам эрла-свинопаса.

– О стаде… – вздохнул тот. – Что ж, слушай.

Колл говорил, Друст наигрывал, слушая и не слыша наставника. Перед глазами юноши проходил ряд видений, одни были ясными, другие смутными. Словно отчетливый сон. Словно собственные воспоминания.

…Сгустки магии. Чародейная сила, могущая равно стать источником бедствий или обернуться гармонией и чудом. Эту силу укрощают первые, кто ступил на земли Прайдена, – Ху Кадарн, которого еще называют Великий Пес, и пришедшие с ним. Никакие предания не сохранили столь древних имен. Дикое волшебство покоряется власти и обретает нынешний облик – исполинских свиней.

Для них ли был очерчен круг – или ими? – но пределы их могущества и стали Аннуином. Миром священного стада.

…Воспоминания Колла мелькают, как обрывки сна, и следующая ясная картина – Придери. Сын Рианнон и смертного. Его двор в Кимре, в мире людей – потому что Придери был человеческим королем Аннуина. Священное стадо – при нем. И свинопас.

…Друст видел молодого Колла, притворяющегося нескладным крестьянским парнем, скрывающего силу за неказистостью, как свиньи прячут магическое могущество за уродливым обликом.

…Вспышка. Словно десяток радуг спустился с небес, завертелся и закружился. Нет ничего прекраснее этого , и ради него отдашь что угодно, потому что блеск манит, влечет, восхищает.