Роман Иферов - Инспектор раёв

Конечным выводом Разговора оказалось то, что умственные выводы надо проверять опытом. В частности, выяснилось, что вывод: «Существует что-то "на самом деле" и это "что-то" можно найти» – надо проверить мистическим опытом. Неаны так и назвали эту проверку: «Опыт». В результате Опыта неаны выяснили, что в «самое дело» человек погружается после физической смерти, «самое дело» – это и есть то, что стоит «за иллюзией» нашего мира.

Неаны создали нравственно-этико-эстетическую Теорию истинного мира. Она истинного мира говорит, что внешнее задается внутренним –поведение задается нравственным состоянием. Поведение имеет этический смысл. Этический смысл поступков задает красоту мира, в котором человек находится. Человек находится в раю или в аду, при жизни ад и рай замаскированы слоем видимого мира. После смерти маскировка уходит, и проявляется то, что под ней. Но видимый мир – не иллюзия, а вид бытия. Он бытийно значимее ада и рая и души человека, так как дает рычаги, которыми человек перемещает душу между адом и раем. Сам человек онтологически значимее и рая с адом, и души, и мира, поскольку он ими оперирует.

Резкий толчок дал Разговору ледниковый период. Метель на недели запирала неанов в пещерах и они разговаривали, медитировали и шаманили. В результате неаны создали философско-мистическую индустрию – Неанское Знание. Античная философия и индийские шрути, йоговские и пифагорейско-платонические медитатиции – ее жалкие остатки.

Но у них другая мистичность, чем у кроманьонцев. У кроманьонцев абстрактная, у неандертальцев более конкретная. Это связано с тем, что у неанов больше зрительные доли, у кромов – теменные. В философии неандертальцы больше зрительно воображают, чем абстрактно обсуждают. Поэтому они создали мистическую индустрию.

Кроманьонцу неанский Разговор сначала кажется молчанием. У неанов огромное подсознание, а слова воздействуют на сознание, поэтому слов у неанов мало. Мысли у них проявляются через обычные человеческие и животные действия: жевание, чесание, смотрение, дыхание, глотание, моргание, сидение, стояние, лежание, смена позы, шевеление руками, ногами, пальцами, головой, ушами – и т. д. и т. п.

Даже когда крому переведут неанский Разговор, он кажется ему через чур заумным и не относящимся к жизни. Это потому, что мысль сама по себе сложна, но облечь ее в слова сложно и поэтому при переводе в устную речь мы мысль упрощаем. Неаны же своими гыканиями и мыканиями, переступаниями и почесываниями, глотаниями и жеваниями, вдыханиями и выдыханиями и прочим бесчисленным – передают мысль гораздо полнее, чем кромы. Хотя, конечно, кроманьонской точности здесь не добьешься.

Отсюда идет античное взаимное неприятие «философии» и «ремесленничества». Эти образы мышления биологически несовместимы. Они принадлежат разным биологическим видам – неандертальцам и кроманьонцам, разным частям мозга – коре и покорковым узлам, разным частям разума – сознанию и подсознанию. Шло время, шло брачное смешение и растворение двух видов. Противоречие сгладилось, но генетика-то осталась, поэтому конфликт «физиков и лириков» будет вечен.

Мистическая одаренность неандертальцев – одна из причин их исчезновения. Они больше внимания уделяли онтологически более значимым мирам, чем мир видимый. В силу этого они эффективнее действовали в тех онтологических слоях, но менее эффективно – в видимом. Соответственно, этико-эстетическую жизнь они наладили прекрасно, но в материальной жизни у них всё было хуже, чем у кроманьонцев.

Только через много-много лет на некоторых южных полуостровах появились люди, которые начали говорить о Действительности. На одном полуострове они называли себя «брахманы», на другом – «философы». К тому времени уже несколько раз становилось холодно и северные равнины заполнял лед, а потом становилось тепло и лед уходил. Неаны и кромы слились в один вид – люди. Люди в целом унаследовали приземленность кромов, однако философам и брахманам досталось много неанских генов.

– Сссшшшись! Чвак! – Копье просвистело и воткнулось в кролика. – Пах-Бах! – Кролик в прыжке согласился на Рай, тушка плюхнулась наземь. Я – семилетний кроманьонец, опираясь на копьеметалку, на полутора ногах побежал к ней. Знак Тигра – горб и ноги, растущие мысками в сторону – замедлял бег. Из копны волос я достал обсидиановый нож – привилегию жертвенеца Тигра – и вырезал копье из тушки.

Трехлетняя сестра взяла тушку, чтобы отнести в кучу. Слева спереди из кустов послышался легкий шорох. Мы с сестрой взглянули – волк с волчицей тоже претендовали на тушку, да и на сестру. Сестра замерла, я бросился к ней. Растопыренные стопы всё время задевали за кочки травы и камни. Споткнуться я не мог, берегли духи. Зато из-под ног летели трава и камни. Подбежал к сестре, встал рядом, между ней и волками. Волки поняли, что повредить мне им не дадут духи, а сестре – я.

Мать крикнула: «Дети! Хватит!», – и они с четырнадцатилетним братом сноровисто задвигали кремневыми ножами. После того, как брат изобрел копьеметалку, я кроликами обеспечивал семью не хуже, чем взрослые охотники – козлами. Брат родился с четырьмя укороченными руками. Сейчас он сверкал и клацал двумя ножами.

***

Я – неандерталка и собеседница духов, сижу в пещере у костра. Вокруг костра сидят моя семья и друзья – собеседники по Разговору – люди и духи. Снаружи – зима и метель, поодаль – еще костры, вокруг них – неаны, все ведут Разговор. Я опять семилетний кроманьонец, стою, опираясь на копьеметалку, возле кучи разделанных тушек, мать и брат сочувственно на меня смотрят.

– Героюшка, сходи к шаману. – Вкрадчиво, но твердо промурлыкала мать. – К тебе кто-то скребется. Это не Тигр. Ты – жертвенец Тигра, к тебе он может просто так прийти.

– Мама, а почему меня зовут «Герой»? – Перевел я разговор. Герой – тот, кто совершил подвиг на охоте или войне. Не могу же я с рождения быть героем?

– Ты – герой по рождению и обязан совершать подвиги. – Разъяснила мать. – Остальные это делают по желанию, а ты – жертвенец Тигра. Вот станет тяжело на войне, и тебя пожертвуют твоему Божку.

– Брат, иди к Шаману. – Старший облизал ножи, воткнул их в прическу, встал и потянулся четырьмя руками. – Божки не любят, когда у них воруют жертвенецов.

***

Чум Шамана стоял поодаль от основного селения на вершине холма в полудне пути моими винтовыми ногами. Шаман сидел, прислонившись к столбу чума и, не отрываясь, смотрел на меня все полдня, что я к нему шел.

– Что, Герой, хочешь узнать, что за духи не дают тебе спотыкаться и отводят кулаки мальчишек? – Шаман был скрипуч и весел. Медведь откусил ему ключицу, мороз – ступню, Гиблая Зима – способность огорчаться. – Это слуги Тигра, берегут тебя для Него. Вон один ждет, что ты тот камень заденешь.