Андрей Глинский - Исмаритянки

Несколько месяцев назад в сенате, высшем органе власти в Риме, клокотали страсти. Опытный политик от партии аристократов Полибий Косуммела с пеной у рта доказывал:

– Только сейчас, когда Карфаген ещё недостаточно окреп, нужно нанести удар первыми, в том месте, где меньше всего ожидают. Надо захватить район, граничащий с Египтом, так как влияние Карфагена на эту область ослабло. А если нубийский царь Эзот, верный союзническому долгу, развяжет войну, то римские легионы в состоянии не только отразить нападение, но и разгромить противника. В этих землях необходимо создать свою колонию и оттуда контролировать ситуацию и по возможности угрожать Карфагену. Осуществить такую экспедицию может только Эверт Лапит, который зарекомендовал себя в предыдущих войнах как талантливый полководец. Он сможет исполнить поставленную цель и принести славу республике, – такими словами под овации собравшихся аристократов закончил свою речь сенатор.

Полибий Косуммела, разменявший пятый десяток, с невыразительными чертами лица, невысокого роста, но очень хитрый и умный, жадный до власти политик, преследовал свои, корыстные цели. Отсылая Лапита в экспедицию, расчётливый патриций убирал с дороги конкурента, расчищая место для своего племянника Лусиана Крипта, бездарного военачальника, но преданного интригана в закулисной борьбе за власть.

–

Однажды по улицам самого старого района Палатина, что расположился в центре Рима, промчался гонец. Светлая туника всадника потемнела от пота, его лицо, бронзовое от загара, стало серым от пыли, к голым ногам большими кусками прилипла грязь.

Посыльный остановился у особняка Полибия Косуммелы, спрыгнул с лошади и, подбежав к воротам, забарабанил по ним кулаками.

– Откройте, у меня послание из Фракии, – выкрикнул он.

Через некоторое время дверь открыл потревоженный слуга и недовольно спросил:

– Чего нужно?

– Срочное письмо сенатору, – повторил нарочный.

Невольник пробубнил себе под нос что-то неприветливое, но, подчиняясь напору приехавшего воина, повернулся и быстро зашагал впереди гостя, показывая ему дорогу. Пройдя через вестибюль и длинный коридор, гонец очутился в просторном помещении, где раб повернулся к нему, жестом показал остановиться, а сам скрылся в покоях перистиля, чтобы предупредить хозяина.

Молодой человек оглянулся, рассматривая внутреннее убранство комнаты. Он находился в зале, который домочадцы между собой называли атриумом. Посередине располагался бассейн квадратной формы, по углам возвышались четыре колонны. Над водоёмом в крыше было проделано прямоугольное отверстие, через него проникали свет и свежий воздух. Вдоль стены, отделанной разноцветной мозаикой, стоял сундук (по всей видимости, в нём хранились драгоценности семьи), далее виднелся жертвенный стол, на ножках которого были изображены добрые духи, покровители домашнего очага. Неподалеку находился ткацкий станок – символ женской добродетели и трудолюбия.

Неожиданно хлопнула дверь, и на пороге появился Полибий Косуммела. На нём была туника пурпурного цвета, расшитая золотыми пальмовыми ветвями, на поясе красовался ремешок, украшенный драгоценными нитями. Одежду этих цветов обычно носили триумфаторы, но сенатор в отсутствие публики так тешил своё самолюбие. Увидев посетителя, аристократ приветливо кивнул головой, взял папирус, широким жестом руки пригласил посланника в таблинум (кабинет), находившийся неподалёку и отделённый от атриума только занавесью. Войдя в комнату, патриций с нетерпением развернул свиток и, сев за дубовый стол, стал с жадностью читать.

Посыльный тем временем с интересом рассматривал помещение. В стенах были сделаны открытые ниши, в которых стояли гипсовые бюсты предков хозяина дома. Чуть сбоку находились полки, где хранились документы и официальные бумаги.

По мере чтения лицо Полибия мрачнело, новости были одна страшнее другой: мало того, что женщины подняли восстание во Фракии, какое-то время грабили караваны и даже захватили ключевые города в крае, они ещё умудрились разбить профессиональных военных – заезжего легата Кимона Люцания и наместника области Мария Ларта. Это означало, что Рим больше не властен над землями Мезии, составной части восточной провинции. Косуммела в гневе отбросил свиток в сторону, кинул монету ожидавшему человеку, взмахом руки приказав ему удалиться.

Сенатор задумался, озадаченно потирая ладонью подбородок. В своей победе он не сомневался: у республики достаточно легионов, чтобы заковать в железо взбунтовавшихся рабынь, но кому поручить столь неблагородную миссию? Если поставить во главе войска его племянника, тот, возможно, справится с заданием, однако победа над мятежницами не сулила ни славы, ни почёта. Поражение означало не только конец военной карьеры Лусиана, но и то, что его самого могли лишить права заседать в сенате и отстранить от власти.

«Вот если бы Эверт был бы здесь, – подумал Полибий, – он бы мог возглавить экспедицию. В конце концов, этот чёртов везунчик не проиграл ни одного сражения, а что если произвести замену первого консула на моего племянника? Лусиана отправить на африканское побережье и продолжить завоевание или хотя бы заключить почётный мир, а Лапита вернуть в Рим и направить подавлять восстание». Косуммела облегчённо вздохнул: теперь, когда решение найдено, остаётся дело за малым: получить согласие сената, а словом убеждения Полибий владел виртуозно.

–

Восточнее Греции находилась Фракийская земля, истерзанная постоянными войнами. Многочисленные племена, живущие на ней, так и не достигли согласия. Свержение одного тирана другим вызвало кровопролитную междоусобную войну за власть между кланами. В довершение всех ужасов и несчастий вторжение римлян разорило эти края, в которых воцарился голод. Мужчины перестали обрабатывать землю, заниматься ремёслами. Разбой и насилие стали для жителей тех земель привычным способом добыть себе хлеб насущный. Города лежали в запустении, зловеще поскрипывали двери, по заброшенным домам разгуливал ветер. Женщины, предоставленные сами себе, в поисках еды бродяжничали по дорогам, пытаясь прокормить себя и детей, объединялись, чтобы хоть как-то выжить, и приспосабливались к окружающей действительности.

Несколько десятков беженок нашли приют у Исмарского озера. Скрытый в сердце леса от проезжих дорог, чистейший водоём длиной в несколько километров идеально подходил для того, чтобы спрятаться на его берегах от набегов, озверевших вояк, рыскающих в поисках добычи по всей округе. Гонимые голодом поселянки начали ходить на охоту, добывая пищу. Нашлось несколько мастериц, которые умели плести сети, и во временном лагере появилась рыба. Почти каждый день прибывали новые женщины: кого приводили знакомые, а чаще всего несчастных страдалиц, потерявших всякую надежду на выживание, подбирали на обочине дороги, провожали в лагерь и давали шанс на новую жизнь. Из прутьев плели стены будущих жилищ, обмазывали их глиной, накрывая импровизированное строение соломой; разбивали сады и огороды – появились овощи и фрукты; постепенно быт наладился. Со временем научились изготавливать вино, которое хранилось в амфорах в специальных погребах. В стане находили приют обездоленные, истерзанные, брошенные и униженные скиталицы. Обида на мужчин была настолько сильна, что лесные жительницы предпочли самостоятельно бороться за выживание: сами ходили на охоту, сами шили себе одежду из шкур убитых животных, сами научились строить дома и возводить печи, чтобы в тепле коротать холодные зимние дни.