Атуна Койдергем - Княжна для викинга. Книга 2

– Так ты торопишься на праздник? То-то я гляжу, такой нарядный!

– Я уже устал от праздников, – признался Годфред. – Сначала, Фрейфакси. То есть Начало Жатвы. Ты же сам понимаешь, как значим для нас урожай. И как важно умилостивить богов в эти дни. А сегодня и день Перуна к тому же. Вот я и иду в город…О боги, как я рад видеть тебя…– улыбнулся Годфред. – Честно говоря, я думал, что из Новгорода ты ни на ногой…Но раз дядя отправил сюда тебя, значит…– Годфред перестал горланить на весь двор и заговорил тише, – значит, в одной из повозок хоронится нечто ценное, я полагаю…

Разумеется, о золоте Арви не стал упоминать в своем послании. Но Годфред и сам был не дурак. И догадался, о чем свидетельствует большое количество повозок.

– А ты смышлен, – кивнул Трувор шутливо. За все время пути он был мрачен и уже даже перестал походить на самого себя, обычно веселого и беззаботного. Но сейчас ему отчего-то полегчало. То ли беспечная улыбка Годфреда так действовала, то ли лица другов, которых он давно не видел. То ли еще что-то. – Там золото, – негромко сообщил Трувор.

– Это одна из самых распрекрасных новостей, что я слышал за последние три дня…И надеюсь, больше в повозках ничего лишнего, – пошутил Годфред, который, разумеется, понял, что большое количество телег обязано отвлечь внимание от одной единственной повозки с ценным грузом.

В этот момент к беседующим мужчинам примкнула девица. Это была Велемира. Несмотря на летнюю пору, ее украшали теплые одежды: песцовая телогрея. Видно, княжна замерзла в дороге. А может быть, хотела подчеркнуть свое благородное происхождение при помощи ценных мехов. Вид у нее был величавый и довольный. Она установилась возле Трувора и в знак приветствия поклонилась Годфреду, догадавшись, что он и есть племянник Рюрика.

– Это сестра жены Рёрика…– пояснил Трувор Годфреду положение Велемиры.

– Еще одна дочь Гостомысла? – одной из любимых тем Годфреда были девицы. И он оглядел Велемиру с некоторым любопытством. – Зачем дядя прислал ее?

– Он ее не присылал, – вздохнул Трувор утомленно. – Она со мной…

– А, ясно, – кивнул Годфред, перестав разглядывать Велемиру.

Кто-то кашлянул в паре шагов. Это был Барма. Ясыня наконец прибыла и стояла теперь возле него вместе со своей старшей сестрой. Тут же был и слуга – для сопровождения обеих дочерей главы вече.

– Ясыня…– Годфред даже не сразу узнал свою невесту, так она изменилась с их последней встречи. В прошлый раз она была одета кое-как, в простое льняное платьице, с заплаткой на подоле и подпоясанное тонюсеньким пояском, похожим на шнурок. Ее рыжие волосы тогда постоянно разлетались в стороны, отчего она казалась небрежной и ветреной. Сегодня же она выглядела совсем иначе: торжественно, как и полагается дочери главы вече. Аккуратная коса спускалась по ее спине блестящей змеей. Тонкий узорчатый венчик украшал чело. Помимо рубахи и платья, на ее плечах имелась вышитая золотой нитью легкая накидка. Ее запястья были охвачены браслетами, а стан –жемчужным поясом. На такую красавицу было бы невозможно не обратить внимания. Годфред сразу же подошел к своей красавице и взял ее за руку. – Трувор…Это моя возлюбленная невеста…– представил Годфред юную дочь Бармы, усыпанную летними веснушками.

– Госпожа, – поприветствовал Трувор будущую жену Годфреда.

– Госпожа…– следом пропищала Велемира подхалимски, чтобы теперь уже ни у кого не осталось сомнений в том, что она здесь вместе с Трувором.

Ясыня не знала, что полагается отвечать и потому лишь молча улыбнулась гостям. Несмотря на то, что ее вырядили в лучшие одежды, она чувствовала себя неловко. Гораздо удобнее ей было бы в ее привычном одеянии, которое нестрашно испачкать или порвать.

– Что ж, вы устали с дороги…– продолжал Годфред, удерживая Ясыню за руку. – Вам надо расположиться…Горазд! – подозвал Годфред приказчика, болтающегося по двору. – Размести наших дорогих другов по избам…И позаботься о том, чтобы все были сыты…Барма…– на сей раз Годфред обращался к будущему тестю. – Приблизься…

– Я слушаю, князь, – Барма уже был готов ехать в город на праздник и удивился, что Годфред зовет его. Ему даже пришлось сойти с запряженной тройки, где он полагал ехать вместе с дочками.

– Я очень доверяю тебе…Позаботься о прибывших. И особенно об их поклаже…Позже, когда я вернусь, мы разберемся с ней основательней. Пересчитаем и расположим в надежном месте. А пока надобно снести все в гридницу и выставить охрану…– распорядился Годфред. – Горазд поможет тебе…Впрочем, ты и сам тут человек не чужой и знаешь все вполне…

– Да, но…Я полагал, что мне надлежит ехать в город…– растерялся Барма.

– Ну какой город? – Годфред подался к Барме и заговорил серьезно и тихо. – Тут повозка с золотом. Какие могут быть гулянья? Я сам ехать должен, чтобы явить единство с Изборском. Но оставляю тебя здесь за старшего…Мое доверие есмь честь.

– Слушаюсь, князь…– озабоченно наморщив лоб, Барма, тем не менее, не осмелился перечить вслух. Ему не желалось отпускать куда-то своих дочерей с Годфредом и его головорезами. Наверное, это лишь предрассудки: ведь наместник и его люди – это власть, закон и порядок в городе. Все должно пройти ровно.

****

Капище разместилось на поляне, опоясанной со всех сторон темным лесом. В середине лужайки стоял деревянный истукан, изображающий Перуна. Идол этот когда-то был высоким дубом, корни которого и по сей день прятались в земле. Он был так высок, что суровые очи божества виделись даже на далекой опушке. У его могучих стоп раскинулся жертвенник, выложенный в виде кольца из тяжелых валунов. Внутри жертвенника покоилась глубокая ладья, в которую собирались подношения. Вокруг идола были выкопаны шесть огромных ям. Внутри них полыхали костры, кажущиеся особенно яркими в заходящем солнце. Искры от огня с треском взвивались высоко в воздух.

– Сегодня мы славим Перуна, защитника нашего города и покровителя нашего воинства… – голос волхва звучал громко и зычно, словно эхо в скалах. Никто не осмеливался в этот момент прошептать и слова, дабы не нарушишь обрядовой речи. – Но не только бессчетными победами обязан Изборск Перуну. Небесный огонь, нисходящий на землю и дающий жизнь…Громы и молнии, проливающиеся на наши пашни весенними дождями, зарождающими урожай…

В толпе никто не разговаривал, не смеялся. Все внимали жрецу, пытаясь запомнить каждое его слово.

Прикрыв рот ладонью, сжатой в кулак, Годфред зевнул. Торжественный обряд и молитвы утомили его. Вокруг него были в основном изборчане. И всего несколько гридей из его собственной дружины кучковались вокруг него для охраны. Этот вечер был бы почти непереносим, если б не присутствие Ясыни, пока еще малознакомой и оттого только более привлекательной.