Атуна Койдергем - Княжна для викинга. Книга 2

– Куда это она? – удивился Альв, провожая взглядом невесту Годфреда.

– Может, купаться…– пожал плечами Смеян. – Они же плавали с Годфредом сегодня…

Разбежавшись, Ясыня прямо с берега нырнула в темную воду, которая показалась ей теперь ледяной. Невидимые ножи вонзились в ее нежную кожу. Неприютно было в этом озере ныне. Не в силах терпеть холодящую муку, Ясыня нырнула в пучину снова и еще раз. И наконец, кажется, привыкла к стылым объятиям водоема. Ведь это все – ничто, по сравнению с тем сгустком боли, который давил ее изнутри.

– Далече уплыла ваша Ясыня, – заметил Смеян, который был относительно трезв. Секрет крылся в том, что на берегу в основном остались варяги, славные своим пристрастием к горячительному.

– Госпожа…– позвал Альв, еле отыскав хмельными глазами Ясыню, превратившуюся в точку на полотне широкого озера. – Ясыня! – Альв даже поднялся на ноги, когда получше разглядел, как далека дочь главы вече теперь.

Ясыня слышала, как ее окликали. Она знала, что уплыла далеко. Но она не стала оглядываться. Она понимала только одно. Ее сердце разбито навеки. И она не хочет поворачивать к берегу. Она хочет, чтобы мрачный омут поглотил ее. Чтобы душа ее перестала болеть. Чтобы она больше никогда не чувствовала этой боли.

****

Утро было сумрачным и мерзлым, несмотря на то, что еще вчера ярко светило солнце. Годфред оторвал голову от подушки, когда услышал звук шагов за дверью. Он не спал этой ночью и даже не пытался этого сделать. Он был все еще одет и чувствовал все то же, что и в момент, когда Ясыня покинула его. И все-таки, услышав шум в сенях, он понадеялся, что это она вернулась к нему.

Дверь распахнулась, в гридницу вошел Трувор. Оглядев Годфреда, он устремил взор в окно, за которым сгущались тучи, перемешиваемые ветром.

– Что случилось? – Годфред сразу понял по лицу своего помощника, что тот принес дурные вести. – Да говори же! – Годфред вскочил на ноги и подошел к Трувору почти в упор. Он не смог бы этого объяснить, но теперь он уже будто знал, что все нехорошо.

– Ясыня…– глаза Трувора встретились с глазами Годфреда.

– Что?..– в груди Годфреда защемило. И он уже предчувствовал ответ. И желал сейчас только одного – чтобы это ужасное предчувствие не подтвердилось.

– Она утонула, – произнес Трувор.

– Нет, – Годфред не поверил своим ушам. – Ясыня плавает лучше всех. Она не может утонуть! – вздрогнул Годфред. И голос его был криком какого-то дремучего глухого отчаяния.

– Она лишь девушка, – напомнил Трувор грустно.

– Она бы не пошла в воду, – заорал Годфред. – Она боится купаться в темноте, – Годфред вдруг осекся. Она бы не пошла в воду, если бы только не собиралась сделать этого в последний раз. – Ты врешь. Я вырву твой язык, если ты сейчас же не скажешь мне, что лжешь! – глаза Годфреда заблестели от навернувшихся слез. Он уткнулся лбом в плечо Трувора. Внутри похолодело, словно он проглотил куски льда.

Трувор сочувственно положил ладонь на шею Годфреда, который беззвучно рыдал.

****

Барма вышел во двор. Он еще с крыльца увидел, что за воротами его ожидает несколько человек. Среди них он узнал Трувора, который всегда находился возле Годфреда, и потому был ему знаком.

– Твоя дочь, Ясыня…Она утонула, – после приветствий сообщил Трувор угрюмо.

– Как это?..– опешил Барма. Он уложил руку на забор, словно ища в последнем поддержки. – Когда это произошло?

– Сегодня ночью.

– Но почему?..– Барма хотел задать совсем другой вопрос. Но услышанное столь потрясло его, что он даже не осознавал своих слов. Он всегда был строг с Ясыней. И часто слышал обвинения в свой адрес в том, что не любит ее. Но это было неправдой. Он любил Ясыню. Хоть и не умел выразить этого. Он лишь хотел, чтоб из нее вышел толк.

– Был праздник. Все веселились. Ясыня пошла купаться в озеро…– Трувор рассказывал то, что ему поведали Смеян и Альв. – Ее звали, но она заплыла слишком далеко.

– Где же был Годфред?..– Барма не сводил глаз с колыхающейся на ветру былинки, такой же тоненькой и свободной, какой всегда была Ясыня.

– Спал в гриднице. Ясыня пошла на озеро без него, – Трувор уже знал, со слов Годфреда, что тот поссорился с Ясыней перед тем, как она ушла. Она ушла, а он отпустил ее. И, по сути, во всем случившемся виноват Годфред. Как и он сам, Трувор, виноват в том, что потерял свою собственную любимую.

– Почему же она пошла одна на это поганое озеро? – Барма все еще смотрел на дрожащую травинку. В уголке его глаза стояла слеза, которая никак не могла пролиться. И в итоге исчезла сама собой, рассеявшись. – Почему она зашла в воду? Ведь уже не купаются…Олень реку переплыл и воду остудил.

– Она была не одна. Там было много людей, – Трувор не стал объяснять причины, по которым Ясыня оказалась на озере. Разумеется, для всех это должен быть лишь злополучный случай.

– Ясыня плавает лучше всех, – повторил Барма слова Годфреда, понимая, как и тот, что это не так.

Емельян лежал на полатях в избе какого-то старика, согласившегося приютить у себя двух путников. Неподалеку от хитроумного атамана, на полу, к ножке лавки был привязан за руки Есений, который почти уже умирал от истощения. Но в последнее время он так сильно раздражал Емельяна, что тот даже не желал накормить княжича. Изборский разбойник был суров и строг. А чего добро переводить зазря? И так скоро окоченеет сей пустобай болтливый, Есений новгородский!

На вид атаман был среднего возраста. Его широкий лоб пересекали две глубокие морщины. Темная борода скрывала волевой подбородок. Но ничто не могло ни сгладить, ни спрятать его окаянный взгляд. Взгляд, в котором не было слабости. Он не жалел ни себя, ни кого-либо еще. И любое бедствие воспринимал как волю богов, даже если сам являлся его причиной.

– Емель, дай поесть. Худо мне, – взывал Есений из-под лавки. Он не ел три дня и ему действительно было плохо от голода. В желудке урчало и болело. – Неужто за все эти сокровища, что ты получил за мою жизнь, у тебя и куска лепешки для меня не сыщется?

– На, – Емельян чуть замахнулся и подкинул Есению горбушку «лишь бы плут, наконец, заткнулся». Изборский атаман не любил, когда кто-то гундит ему на ухо. Поэтому обычно он быстро расправлялся с заложниками. И его удручало, что в этот раз ему приходится медлить.

– Давай напрямик, Емель, – продолжал Есений, прожевав горбушку. – Ну зачем я тебе? Ты б меня отпустил прямо сейчас, а? Золото Дива тебе уже отдала за меня, да еще и дважды. Мы в расчете с тобой. Емель, а? – уговаривал Есений.

– У тебя хорошая сестра. Жаль только, что ты сам бестолковый околотень. Это ты должен ее защищать так, как она защищает тебя, – философствовал Емельян. Ничего другого ему не оставалось: за окном льет дождь, а сна отчего-то нет. Видимо, от волнений за прошедшие дни. Хотя завтра рано утром выступать в путь.