Дмитрий Тацуро - Легенды Сэнгоку. Под знаком тигра

Всё это Торачиё узнавал у путников, посещавших монастырь и от самих монахов, ходивших в замок по разным поручениям, от врачевания до молитв за упокой. Он был недоволен поведением своего брата, но боролся с собой, пытаясь смириться с этим. Так как Харукагэ ни за что не позволит ему вернуться в Касугаяму и сделает всё, чтобы отгородить Торачиё от клана Нагао, дабы не оспаривались его права на власть.

Торачиё продолжал молиться и даже не заметил, что со спины к нему подошёл кто-то. Этот, "кто-то", не стал отвлекать мальчика и терпеливо подождал, когда он закончит. Через некоторое время Торачиё перестал молиться, поднялся с колен, и было направился прочь с кладбища, как неожиданно увидел перед собой настоятеля.

– Ты снова поминал усопших? -спросил Тэншицу. Лицо его было спокойным и невозмутимым. Торачиё не мог понять, о чём сейчас думает монах, злится или наоборот, одобряет.

– Да настоятель! -Торачиё вежливо поклонился. -Я каждый день приношу им дань уважения.

– Ты никогда не задумывался над тем, что мешаешь им спокойно спать? Мёртвые не нуждаются в ежедневных почитаниях. Они ушли из этого мира, чтобы переродиться в лучшую форму в следующей жизни. А ты постоянно напоминаешь им об их прошлом. Это не вежливо по отношению к ним. -с укором произнёс Коику.

– Но, если я не буду их почитать, о них просто-напросто забудут. -немного возмутился Торачиё.

– Я не говорю о забвении. -поправил его монах. -Но достаточно будет поминать предков раз в год. В день их смерти или день поминовения. А ты всё больше тревожишь и их, и себя.

– Я не молюсь о себе. -покачал головой мальчик.

– А надо-бы. Подумай о себе, молись о просветлении, пойми свой путь в жизни. -Тэншицу положил руку на плечо ученика. -Отпусти своё прошлое-оно лишь затуманивает твой рассудок. Забудь о родных, они вызывают у тебя обиду. От обиды может родиться отчаяние, из отчаяния, гнев. А гнев подобен раскалённым углям, которые ты взял, чтобы бросить в своего обидчика, но обожжёшься больше ты, а не он.

– Я пытаюсь забыть. -опустил голову Торачиё. -Но разве можно забыть столько горя, сколько причинили мне в прошлом. И о тех людях, которые мне сделали столько хорошего, и которых я, наверное, никогда больше не увижу.

– А что говорит тебе твоё сердце? Ты прислушиваешься к нему?

– Моё сердце? -мальчик положил свою руку себе на грудь. -Я не знаю. Но иногда я чувствую, что должен бороться с той несправедливостью, что учиняет мой брат, с тем, как он угнетает людей Этиго. Он ведь поступает неправильно?

– Он идёт в поводу своих желаний, а его желания не соответствуют истинному пути. Он не слушает ни голос разума, ни зов сердца. -внезапно Коику подтолкнул Торачиё. -Пойдём в хондо 27 27 Хондо – главный зал в буддийском храме. по пути и поговорим.

Настоятель и ученик тронулись с места и направились на территорию монастыря. Торачиё шёл, понурив голову. Он не был уверен в своих чувствах и пытался понять, на какой путь Тэншицу хочет его направить. Настоятель снова заговорил:

– Так скажи, что тебе мешает следовать зову сердца?

– Оно зовёт меня идти в бой. Но, я не хочу воевать. Война-это путь обмана! Но ведь невозможно с помощью обмана прийти к справедливости!

– Это сказал Сунь-Цзы? -спросил Коику.

– Да!

– Он писал о том, как сам вёл свою войну, кто сказал, что ты не можешь воевать по своим правилам?

– Но как это сделать? Если я восстану против своего брата, я стану мятежником, а если одолею, узурпатором, ничуть не лучше его? Да и кто за мной пойдёт? Я всего лишь четвёртый сын погибшего князя. Про меня, наверное, и не помнят вовсе.

– Сомнения! -воскликнул Тэншицу. -Ты постоянно сомневаешься, поэтому никогда не сдвинешься с места. А если ты не двигаешься, то никогда не дойдёшь до своей цели. У тебя есть цель?

– Возможно…-Торачиё оборвался на слове. Он вдруг и сам услышал в своих словах нотки сомнения. -Есть! -твёрдо сказал он. -Я хочу принести в свою землю мир, я хочу, чтобы правосудие свершилось! Этиго не должна быть раздробленной.

– Если такова твоя цель? Тогда следуй ей. Иди вперёд не оглядываясь, но и ни строй иллюзий, иначе можешь оступиться. -напутственно произнёс настоятель. -Слушай голос разума и зов сердца, они не обманут.

– Но для достижения цели мне ещё многому нужно научиться. Ведь мне всего десять лет. – сказал Торачиё.

– Хочешь учиться, учись! Хочешь восстановить справедливость, так сделай это! Тебе никто не мешает, всё зависит лишь от тебя самого. Все сомнения и дурные мысли тоже исходят лишь от тебя. Поэтому научись победить эти дурные качества. Медитация кстати, очень помогает.

– Благодарю вас настоятель Коику! -приободрился Торачиё. В его глазах, вдруг появился огонёк уверенности в себе.

– Я ничего не делал. -невозмутимо, покачал головой Тэншицу. -Ты сам пришёл к этому выводу. Я только направил тебя в нужном направлении.

Торачиё больше ничего не сказал. Он лишь поклонился настоятелю и стремглав бросился к главному залу, где вот-вот должны начаться песнопения и чтения сутр. Чтобы там не говорил монах, но его наставления произвели на мальчика неизгладимое впечатление. Предали уверенности и стремления. Теперь он ещё усердней будет тренироваться и постигать свой путь.

Песнопения и моления проходили в главном помещении монастыря, в хондо. Монахи и ученики собирались в длинном зале, рассаживались на соломенных татами лицом к статуе Будды и начинали, нараспев, читать сутры. Будда, сделанный из чистого золота, сидел в позе лотоса на возвышении, представляющие собой одноимённый, раскрывшийся цветок. По обеим сторонам его, находились незыблемые золотые стражи, которые отгоняли злых духов. Вокруг алтаря были расставлены многочисленные вазы с цветами и сосуд для подношения. Алтарь освещался лишь парой, тускло горящих свечей на высоких керамических подсвечниках и двумя бумажными фонариками, подвешенными по бокам позолоченного балдахина. Глаза Будды Шакьямуни были закрыты, а руки сложены перед собой в замысловатом, медитативном знаке; одна ладонь поверх другой едва касались друг- друга, словно держали невидимый шар. Всем своим видом, на первый взгляд бездушная статуя, выражала спокойствие и самоотрешённость. Торачиё всегда думал, можно ли достичь такого спокойствия души и не замутнённости сознания. Он много раз, за три года в монастыре, медитировал на занятиях у священника Шукэна, но у него не всегда получалось отчистить свой разум от посторонних мыслей. Зато ему очень помогало пение сутр. Мальчик настолько погружался в сиё действо, что ему иногда казалось, будто он, отрывается от пола и начинает парить над головами остальных монахов. С ним уже бывало такое. Ещё когда он жил в Касугаяме и слушал волшебную игру на флейте в исполнении Нами, он ощущал ту же свободу и невесомость, точно как сейчас.