Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока. Свиток 2

В том, что когда другие клялись соблюдать мир, я, как говорили, отказался от клятвы.

В том, что я, как считали, не хранил обещаний, которые дал относительно изгнания еретиков, и их последователей.

В том, что, как полагали, я всегда потворствовал еретикам.

В том, что всегда считался подозрительным в вере.

В том, что содержал шайки разбойников.

В том, что, как считали, нарушал дни поста, праздников и четыредесятницы, [8] Четыредесятница – Великий пост перед празднованием Пасхи. которые должны ознаменовываться спокойствием.

В том, что не хотел оказывать справедливости моим врагам, когда они предлагали мир.

В том, что поручал иудеям общественные должности.

В том, что заподозрен в убийстве Пьера де Кастельно блаженной памяти, преимущественно потому, что впоследствии я укрыл убийцу.

Я, Раймунд, Божией милостью герцог Нарбо, граф Тулузы, маркиз Прованса, передаю вместе с собой и семь замков: Оппед, Монферран, Бом, Морна, Рокмор, Фурк и Фанжо, – милосердию Божию, и полной власти Римской Церкви, папской и вашей, господин Милон, легат апостольского престола, дабы замки эти служили порукой исполнения тех статей, за которые я пребывал отлучённым. Я обязуюсь отныне держать эти замки именем Церкви Римской, обещая немедленно возвратить их тому, кому вы укажете и кому присудите, а также не препятствовать ничему, что вы прикажете их правителям и жителям и вообще в точности охранять их в то время, как они будут во власти Римской Церкви, несмотря на верность, которую они мне должны и не щадя на то никаких средств.

Я присягаю за все эти пункты, а также за все другие, которые могут мне предложить; я присягаю за все те вышеупомянутые замки, которые дал в залог.

Если же я нарушу эти статьи и другие, которые мне могут предлагать, то соглашаюсь, что эти семь замков будут конфискованы в пользу Римской Церкви. Я хочу и беспрекословно соглашаюсь в таком случае считаться отлучённым. Тогда пусть предадут интердикту все мои домены; пусть те, кто присягал вместе со мною, консулы или иные, даже их преемники, будут освобождены от верности, обязанностей и службы, которой они обязаны мне, и пусть тогда они принесут и станут хранить присягу в верности Римской Церкви, за те феоды и права, которые имею я в городах и замках.

Закончив чтение, Раймунд отпустил нижний край свитка, и тот с громким, скрипучим звуком свернулся в трубку. Униженный сеньор Тулузы отошёл в сторону, и чьи-то заботливые руки набросили на его плечи длинный плащ.

Вперёд выступил Милон. В отличие от Раймунда, легат говорил по-латыни, и в его устах слова примирения лязгали оружейной сталью и тюремными оковами. Георгий Васильевич быстро переводил.

Потом Милон дал знак, и к аналою потянулись рыцари. Им предстояло подтвердить обязательства своего сюзерена и принести вассальную присягу Риму.

– Ну, это надолго, – сказал дьявол. – Пожалуй, нам здесь больше делать нечего.

…и вновь XXI век, Подмосковье.

– Давайте немого посидим в саду, – предложила Ольга. – После того, что мы видели, хочется подышать чистым воздухом.

Дьявол благосклонно кивнул и погрузился в кресло, тут же возникшее в беседке.

– Хотите что-нибудь покушать? – спросила Ольга у мужчин.

– Я, пожалуй, теперь долго есть не захочу, – отказался я и передёрнул плечами.

– Я тоже… – вздохнула девушка. – А вам, Георгий Васильевич, как обычно?

– Не сочтите за труд… – кивнул тот.

Ольга ушла в дом, а дьявол откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

– Хорошо, чёрт меня побери! – блаженно пробормотал он. – Есть всё-таки в русской природе что-то этакое… умиротворяющее. А пахнет как? Ничего ведь особенного – трава, немудрёные садовые цветы… И вообще, хороший у вас сад.

– Да, родители его очень любили, да и я привык к здешней жизни. Только вот беда – город подбирается. Возьмут да и снесут нас, настроят бетонных коробок…

Дьявол приоткрыл левый глаз:

– Не беспокойтесь, не подберётся, на ваш век хватит. Живите спокойно.

– Спасибо.

– Да я тут ни при чём. Это всё текучая вода, канал то есть. Мосты строить дорого, а инвесторы ваши, как, впрочем, и во всём мире, за копейку удавятся.

Несмотря на запах цветов, Георгий Васильевич по привычке раскурил сигару. Я заметил, что табачный дым не улетучивается из беседки, а образует вокруг курильщика спираль, от медленного вращения которой начинает кружиться голова.

В беседку с подносом в руках вошла Ольга. Девушка застелила стол позаимствованной из буфета салфеткой, расставила тарелки и рюмки, в середину водрузила бутылку коньяка, вазу с фруктами и хрустальную конфетницу.

– Я три рюмки принесла на всякий случай, – сказала она, – вдруг и нам захочется…

– Непременно захочется, архинепременно! – со знакомой интонацией сказал дьявол, умело разливая коньяк.

– Вы яблочком попробуйте закусить, – предложила Ольга, – меня недавно Вадим научил. Хотите, почищу?

– А что? – удивлённо сказал Георгий Васильевич, махнув рюмку и прожевав дольку, – свежо! Необычно, клянусь… гм… в общем, клянусь! Это местное?

– Ну да… – кивнул я, – но оно же кислое.

– Вот и хорошо! Я, знаете ли, с некоторых пор к сладким яблокам отношусь с подозрением.

Обдумывая эту мысль, мы с Ольгой замолчали, а наш гость был занят тем, что сосредоточенно чистил яблоко.

– Ну, как вам покаяние графа Раймунда? – спросил он наконец.

– Знаете, я кое-чего не поняла, – задумчиво сказала Ольга.

– Да? И чего же именно? – заинтересовался Георгий Васильевич.

– Да вот: для чего Милону было нужно так унижать Раймунда и его вассалов? Они ведь возненавидят папу и до конца жизни не простят ему этого. Зачем на ровном месте создавать себе врагов?

– Политический расчёт понтифика был, как всегда, безукоризненным. Если бы Раймунд выполнил обещание, Святой Престол добился бы своих целей в Лангедоке его руками, а сам граф для своих вассалов стал предателем. В противном случае, он становился отлучённым от церкви клятвопреступником, с которым можно было вовсе не считаться.

– Ловко… – покачал головой я. – Иннокентий III случайно не был иезуитом?

– Ну, конечно же, нет, ведь общество Иисуса возникло лет на триста позже, – покачал головой Георгий Васильевич, – но вы правы в том, что граф Конти был одним из самых умных и беспощадных политиков в многовековой истории Святого Престола. Ради справедливости отмечу, что идея господства церковной власти над светской принадлежит всё-таки не ему, а другому папе, Гильдебранду, [9] Гильдебранд – светское имя папы Григория VII (понтификат 1073 – 1085 гг.). который занимал Святой Престол за двести лет до Иннокентия. Про Хождение в Каноссу вы, наверное, слышали? Так вот, именно Гильдебранд и принудил Генриха IV [10] Генрих IV –император Священной Римской империи в период 1053 – 1105 гг. совершить унизительное паломничество в тосканскую крепость Каносса. Рим давно лелеял мечту об установлении господства над светскими государями, да только силёнок не хватало. Иннокентий III был первым, кто начал исполнять замыслы Гильдебранда. Как это обычно и случается, земной путь папы не вместил всех его замыслов. Окончательной победы в Альбигойских войнах викарий Господа не дождался, а граф Раймунд пережил его всего на шесть лет. В беспощадных войнах и кровавых распрях прошло столетие, в течение которого сменилось ни много ни мало семнадцать пап, причём Целестин IV носил кольцо святого Петра всего две недели, и я его совершенно не помню. А вообще, это были очень разные люди, но, конечно, не ровня Иннокентию. И только хм… «благодаря» папе Бонифацию VIII, борьба Рима за власть завершилась, но совсем не так, как рассчитывали Гильдебранд и Иннокентий. В книге Павла Целителя об этом папе мы ничего не найдём, поэтому позвольте мне рассказать о нём, это довольно поучительно.