Александр Тапилин - Завтра было вчера, или Повесть о вечной любви

5. Оба раза девушка приходила «ниоткуда» и уходила (или улетала) в «никуда», так что проследить за ней было практически невозможно;

6. Время, когда она была с нами похоже останавливалось, природа словно замирала, и мы все ощущали себя в каком- то другом измерении;

7. Девушка (стоп…о девушке хватит, к ней мы ещё вернёмся, пора переходить к другой части).

Эта другая часть – продолжал я – связана уже с читальным залом. Итак:

7. Заведующая читальным залом – Раиса Семёновна – оказалась или прикинулась тоже какой- то «полоумной».

Здесь я понял, что опять поспешил и могу обидеть товарища таким неподходящим по отношению к девушке сравнением. Потому что фразу «тоже, какой-то «полоумной» можно было истолковать таким образом, что я как бы сравниваю Раису Семёновну с девушкой из степи. Но Игорь, казалось, не обратил на эту мою фразу никакого внимания и, поэтому, я спокойно продолжил.

8. Раиса Семёновна, ничего не зная о девушке, неожиданно заинтересовалась нами, а, услышав название деревни, чуть в обморок не свалилась;

9. Выяснилось, что у Раисы Семёновны также очень странная и даже жутко ужасная старушка – мать. Она нам доказывала, что деревня эта была – но только давно и уже почти сто лет её не существует, а на месте деревни осталось только старинное кладбище около болота;

10. Эта старушка, которой около 75 лет, из старообрядческой семьи, а сама деревня когда- то была основана старообрядцами;

11. Старушка явно ведьма. Тьфу ты…» – я остановился и перевёл дух – в душе опять творилось что- то необъяснимое. Да что со мной, в самом деле? Ведьма… откуда у нас ведьмы? Комсомольцы, в конце концов, мы или нет?

Здесь я уже в какой-то там раз почувствовал, что нахожусь в заколдованном или в замкнутом кругу или в лабиринте, выхода из которого просто нет. Мне сложно было в этом признаться, потому что я сам не до конца это понимал (вернее, совсем ничего не понимал). В тоже время, я прекрасно и даже довольно чётко осознавал, что перед встречей с девушкой, во время встречи, а также после встречи, вокруг меня и во мне самом стали происходить довольно странные вещи. Они подкреплялись необычными ощущениями, происходившими в моём подсознании, или в моей душе. Об этом я уже подробно говорил. Но дело в том, что все эти необычные ощущения, оказывается, никуда не исчезали, они продолжали жить во мне, они продолжали терзать меня. Говорят, что время лечит, что какое бы кошмарное испытание не выпало на долю человека, по истечении определённого периода чувство кошмара притупляется и постепенно либо совсем исчезает, либо остаётся лишь маленьким, отдалённым облачком на голубом небосводе, которое лишь изредка напоминает о себе. Парадокс моей (и, видимо, Игоря) ситуации состоял в том, что у нас происходило как раз наоборот. Со временем чувство страха, неопределённости, подавленности не только не исчезало, а многократно увеличивалось, усиливалось, заполняло всё наше существование и преследовало нас всюду – во сне и наяву. Это чем-то напоминало жуткую, давящую, надоедающую боль, от которой никуда не уйти, не спрятаться, не скрыться.

С одной стороны, всё было как прежде – те же дома, улицы, магазины… но, с другой стороны, всё это было словно в стороне. Я пил, ел, ходил как- то машинально, потому что «так надо», словно соблюдая какой- то обязательный ритуал. Мне даже учиться в университете стало неинтересно. Все основные мысли были сосредоточены на чём- то другом, пока для меня непонятном и недоступном. Это было связано не только с теми людьми (или призраками), с которыми судьба столкнула меня. Я чувствовал, что девушка, Раиса Семёновна, старушка – её, якобы мать, это звенья одной цепи. Кроме того, всё, что происходило с нами – это только повод к тому, чтобы задуматься о чём- то более глубоком, о чём- то сокровенном, о каком- то скрытом от нас смысле нашего бренного существования. Впервые это чувство посетило меня у ночного костра перед первым появлением таинственной незнакомки. Затем оно видоизменилось, закружилось, окончательно «взбороздило» мою грешную душу и стало давить на неё мощными, нервными толчками. И душа моя встрепенулась, охваченная какой-то ноющей, изнурительной, всепоглощающей болью, от которой нет, и не может быть никакого лекарства.

Я пока смутно, но в то же время довольно явственно осознавал, что в нашу с Игорем жизнь вторглось «нечто», что выше обыденности, выше наших жалких интересов, наших, как правило, пустых переживаний. Наверно, на склоне лет, у любого нормального человека происходит что- то подобное. Но то на склоне лет, а мы с Игорем, вроде, ещё не старики.

Я стоял перед Игорем, а он стоял передо мной, но мы словно не видели друг друга. Между нами проявилось, скорее, психологическое, энергетическое притяжение, которое я ощутил довольно чётко. И вот здесь я начал быстро говорить, словно мысли душили меня. Я боялся потерять ту логическую цепочку, которая вдруг явно обозначилась в моём подсознании. Я сам испугался своего собственного голоса. А…может быть, это был и в самом деле НЕ МОЙ ГОЛОС.

«Слушай, Игорь, ты помнишь, в читальном зале часы громадные висят на стене?» – НЕ МОЙ ГОЛОС задал этот вопрос. Мурашки поскакали по моему телу.

В тот роковой момент я уже не сомневался, что кто-то другой, сидящий внутри меня, или сзади меня, задал этот вопрос. Я, даже, резко оглянулся, видимо, пытаясь застукать на месте преступления кого-то или чего-то, почему-то говорившее за меня. Игорь смутился и также бестолково с беспокойным удивлением перевёл взгляд в ту же сторону.

Именно в этот момент, следя за взглядом Игоря, я окончательно убедился, что ЗА НАМИ НАБЛЮДАЮТ. Благодаря какому-то внутреннему толчку, я почувствовал, что в моей квартире кто-то или ЧТО-ТО скрывается. Затем я почувствовал, что логическая цепочка моих каких-то рассуждений, каких-то мыслей куда-то исчезла или испарилась. Словно, действительно кто-то невидимый перехватил и завладел ими. Не оставалось сомнений, что я уже не принадлежал самому себе. Но если именно у меня НЕ ОСТАВАЛОСЬ СОМНЕНИЙ, значит, ИМЕННО Я ЕЩЁ МОГУ О ЧЁМ-ТО РАССУЖДАТЬ. Выходит, мои мысли как бы раздвоились. Большая их часть принадлежала кому-то другому (или другим). И лишь меньшая их часть принадлежала мне. А, может быть, и САМ Я РАЗДВОИЛСЯ? Жуткий, странный нелепый вопрос в очередной раз пронзил мой слабенький рассудок: «А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?»

Какой-то плотный туман словно опустился на все мои чуть-чуть проступающие догадки, и они начали быстро куда-то ускользать. Я закрыл глаза и попытался хоть чуть- чуть сосредоточиться, но у меня ничего не получалось. Откуда-то издалека я неожиданно услышал (или почувствовал) голос Игоря, хотя, уже абсолютно забыл на какой мой вопрос он отвечает: