Полина Пащенко - Волк и Сокол

Вадим старался держаться впереди. Хорошо босым нестись по заливному лугу, вдыхая аромат цветов и трав, да вот только шкура – символ Велесовой яри, стала серьезной помехой, когда солнце стало подниматься всё выше и выше, а затем лучи его и вовсе стали палить во всю мощь.

Юноши знали, что луг нужно преодолеть до полудня, а затем в прохладе леса можно немного перевести дух перед предстоящим боем, заодно и подумать, где лучше ставить на воду плот. Княжич уже представлял, куда поведет их, чтобы будущее войско сумело прийти к капищу быстрее, и в его голове уже проносились картинки последней сцены посвящение, как вдруг шаг его стал замедляться, а взор затуманиваться.

В лес Вадим вступил уже почти без сил, а затем и совсем стал отставать от строя. Отроки неслись вперед, никого не замечая, вошла в их тела та заповедная сила, с которой выходили на врага их отцы и деды, да и в одинаковом облачении все были похожи друг на друга.

Княжич не понимал, что с ним творилось: не хватало дыхания, очелье железным обручем стягивало лоб. Он пытался волей уговорить себя двигаться дальше, понимал, что великий позор ждет его и весь Род, если не сумеет он прибыть к Изборским воротам вместе с другими.

Вадим держался за сосновый ствол, надеясь, что дерево заберет его внезапную боль и он сможет пойти дальше. А попытался вспомнить, что стало этому причиной, мелькнуло в мыслях лишь имя брата. Рарог вызвал его на потешный поединок накануне, а затем как всегда распалился гневом, выкрикивал, что его черед принимать посвящение. Старший брат вначале молчал, затем пытался ответить словами отца, да отвлекся от своего оружия. В этот момент и получил удар копьем. Вадим тогда не обратил внимания, да и стукнул Рарог не острием, а древком, крови не было. Но теперь после быстрого бега под палящим солнцем это предательское увечье давало о себе знать.

Отроки, кажется, были уже далеко. Как догнать их? Как сократить путь? Где найти силы. Мысли молнией неслись в его челе, когда вдруг на одной из тропок увидел он то, что посчитал почти видением: юную деву с русыми косами в навершнике с золотым шитьем, которая ехала по тропке на белоснежном скакуне. Неужели сама Додола, жена Перуна, спустилась указать путь? Но нет, всадница крикнула: «Стой, Сивко!». А затем наклонилась собирать цветы у края дороги, и вдруг заметила фигуру в волчьей шкуре. Дева хотела было уже крикнуть «оборотень!», но потом вспомнила, что этой тропой отроки проходят на посвящение, и, очевидно, это был один из них

– Эй, ты что же на месте замер? От своих отстал?

– Стал отдохнуть, затем двинусь дальше.

Вадима поразила неожиданная смелость этой девушки. Всё в ней выдавало, что она знатного рода, но только неясно было, что она делала в лесу одна, да еще на отменном боевом коне.

– Решил видно, что торопиться стоит медленно. Не верь царьградцам, лгут они.

– И откуда тебе о царьградцах известно?

– Было кому грамоте учить.

Но тут ее насмешливое выражение сменилось тревогой:

– Постой, у тебя же кровь. Я сейчас плат достану. Вот почему ты остановился…

– Не трогай, не нужно плата… я не дитя малое.

Но не сумел Вадим продолжить речи, карие глаза с зеленой паволокой пристально смотрели на него, хрупкая длань шелковым платом вытирала кровь, а уста что-то очень быстро шептали. Не мог княжич слов разобрать, чувствовал лишь мягко разлитое по телу тепло, а затем боль и вовсе покинула тело.

– Ну вот… кто-то черным копьем ударил тебя, сердце его завистью черной кипит… Берегись его. В путь тебе пора, вот по той тропе ступай, быстрее выйдешь к полю для битвы потешной. Пора и мне.

Она так и не назвала своего имени, словно птица дивная впорхнула в седло, да исчезла в золотистом сиянии полуденного солнца. Но это сияние так и стояло перед очами Вадима.

Он легко нагнал других отроков, и был самым искусным в рукопашном побоище. Чудилось молодцу, что на краю поля маячит этот стройный стан в золоченых шелках, развевает ветер чуть расплетенную русую косу. Виделась незнакомка и на другом берегу, когда пересекал их построенный с великим трудом плот непокорную холодную реку. Но вдруг все видения ушли: на пригорке показались лики Богов.

Строгим голосом приказал волхв стать в строй и приказал упасть перед огнем на колени. А сам в этом время взял свой меч, подобный тому, что украшает изваяния Перуна и Сварога. Мощный удар жреческой десницы поразил каждого будущего воина, и они недвижимые упали на землю.

Но бескровен был удар, сила лишь в мыслях волхва. Приказал он отрокам пасть во прах, задержал их дух, остановил биенье жизни в челе и сердце. А затем вдруг приказал встать. Упали дети, а встали воины.

С них сняли волчьи шкуры и облачили в кольчуги и новые плащи, дали боевые мечи, а на Вадима старший жрец надел малый венец, венец наследника земли Новгородской.

Войско встало навстречу князю Гостомыслу: развевали боевой багрянец знамён крылья Стрибога, даровал им великую силу Велес, осенил боевой десницей Перун, и вновь благословляла лучами своими Мати Зáря, зане теперь и в их дланях дремал священный огонь, который обратят они на защиту Родной Земли.

Отгремело веселье, завершился княжеский пир. Вадим стоял в деревянной галерее и смотрел за реку, где стоял ровным рядом бор. В сумерках сосны казались выкованными из стали, стоящими плотной нерушимой стеной. Мечталось княжичу, что эта стена раздвинется, и выпорхнет, как голубка из клетки та, что встретилась ему в полдень, подарила исцеление и невиданную силу.

Юноша и не заметил, как ему на плечо легла тяжелая, но неизъяснимо родная десница воеводы Веловея:

– Ну чего ты здесь полуночничаешь? О чем задумался? Никак о престоле?

– Нет, дядя…

– Сказывай, о чем, иначе так столбом до рассвета простоишь.

– А ты отцу не скажешь?

– Да что ты такого увидел?

– Увидел я в бору деву в светлых одеждах, с прекрасной русой косой. Восседала она на боевом коне, впрямь подумалось, что сама Дива Дыевна спустилась из Сварги. Но потом увидел я, как спустилась цветы собрать…

Слушал своего воспитанника воевода, и мелькала улыбка под окладистой бородой его, зане сбылось желание его: всадницей той могла быть только дочь его, Зарислава. Милостивы Боги к великим Родам, даровав в Перунов день первую искру великой любви.

Глава 4. Нити Макоши

Воевода Веловей не стал сказывать князю о том, что Вадим и Зарислава виделись, да еще и в такой день. Он помнил о том дне, в который проходило сватовство самого Гостомысла, чтил и уважал строгие обычаи. Да и старшему княжичу еще предстояло много постичь и познать.

Жизнь вдали от отцова терема – это не одни выезды на охоту, пиры да забавы. Изборское городище стояло мощным заслоном против любого недруга, который бы пожелал вероломно ударить с севера. Только на первый взгляд казались послушными и дружелюбными все иноземцы, а на деле каждый желал ударить в спину.