T. Лоурелл - Король русалочьего моря

– Ты тогда взял камень и убежал – обратно в Лабиринт?

Тот враз поскучнел и неохотно кивнул.

– Было дело.

– Зачем?

– Потом расскажу. Как-нибудь. Если захочешь.

Ксандер пожал плечами. Похоже, большего ответа от него не ожидалось и не желалось: Адриано ничего требовать не стал, просто повернулся обратно, чтобы закончить с вещами, разложенное где-то поправил, ещё раз погладил гитару и, видимо, сочтя, что на этом неприятную для него тему можно бы и замять, сел на кровать и снова уставился на Ксандера.

– Как тут вообще? Я ж пропустил, что сегодня было.

– Нормально, – не стал упираться Ксандер, – уроков-то и было всего три, если честно, так что ты не много пропустил – разве что вот лекцию ректора…

Странное дело: эта лекция в памяти сохранилась как живая, он мог бы, закрыв глаза, даже представить д’Эстаона прямо перед собой, услышать голос, словно ещё сидел в том зале – но пересказать… не то чтобы был бессилен, но стоило ему подумать о том, как бы он её пересказал, выходило несколько беспомощно и вполовину не так красиво и доходчиво, во всяком случае, на его взгляд. Впрочем, Адриано требовать пересказа не стал, только кивнул.

– Это-то он мне изложил после того, как меня вытащили, и зубы стучать перестали.

– Из Лабиринта?

Глаза Адриано блеснули.

– Я ж там заблудился. Ну не то чтобы заблудился… В общем, я пошёл назад, а там ничего. Совсем. Только огоньки где-то и голоса слышны, но за голосами идти… короче, зря я это затеял. А потом вообще всё исчезло, и огоньки выключили, и стала просто темь непроглядная. И холодно ужас как, я продрог до последней косточки. Лег, где вроде было немножко поглаже, и думал, что просто усну тут и помру.

– А как же… – Ксандер запнулся.

Испытание у каждого свое, и спрашивать о чужом – он бы о собственном не рассказал вот так первому встречному. Адриано, впрочем, понял.

– Нет, так, как было на испытании – вот этого не было вообще, – сказал он уже бодро, словно о жутком, но всё-таки захватывающем приключении. – Только ничего не видно – ну, совсем ничего, даже пальцев вытянутой руки, а ведь я хорошо в темноте вижу. В общем, устроился я, свернулся поплотнее, чтоб не так холодно, и думаю: всё, кранты мне, тут-то я и кончусь, прощай, мой добрый мир. И тут – он!

– Кто?

– А черт его знает, – уже почти восторженно поведал новый сосед. – Чёрный человек. Вижу – идет, и словно вглядывается в темноту, и улыбается – так улыбается, скажу я тебе, что у меня сердце в пятки ушло, и как я в эти камни не просочился – не знаю, но старался, как мог. Думаю, надо зажмуриться, но страшно же! Так и смотрю, как он подходит всё ближе, и ближе…

Его голос упал до драматического шепота, и Ксандеру пришлось наклониться почти голова к голове, чтобы расслышать певучий, мягкий, словно в латыни специально для него нашлись ещё гласные, вкрадчивый этот шепот.

– И тут он как схватит меня за плечо! Я аж заорал!

От такого резкого перехода и вдобавок демонстрации – смуглые пальцы сжали Ксандерово плечо с внезапной силой – Ксандер сам чуть не заорал, поэтому легко такое сразу понял. Зато это действие слегка стряхнуло оцепенение от шепота, поэтому он выдохнул:

– А он?

– А он смотрит на меня своими чёрными глазищами… У тебя, кстати, не чёрные? А то мало ли, может, это я в обиду…

– Нет, – Ксандер даже чуть повернул голову, чтобы на свету было виднее, – я чёрные тоже не люблю.

– Ну да, верно… Смотрит он своими чёрными лупалками, словно дырку во мне прожигает, и у меня враз горло перехватило, и рад бы дальше орать, а не могу. Только что есть силы к себе камушек мой прижимаю, он же мой честно, так?

Ксандер кивнул.

– Ну вот, прижимаю его прямо к сердцу, и тут он его увидел. Ну, думаю, всё, теперь точно убьет или умучает, а мне, как назло, ни одна молитва на ум нейдет, так, думаю, и помру нераскаянным, и будет мне холодно всю вечность теперь…

– В аду же жарко, – не выдержал и уточнил Ксандер.

Адриано поднял бровь.

– Да ну? Ты Данте читал?

Ксандер читал, но было это немного и слишком давно – ещё дома, – и до ужаса скучно, память отказалась сохранить хоть какую-то деталь из постоянного списка неизвестных ему людей, с которыми классик упоенно сводил счеты, поэтому возразить ему было особо нечего.

– Во-от, – удовлетворенно отозвался венецианец, – а рассуждаёшь.

– Так чего чёрный человек-то?

– Этот-то? Посмотрел он на камень, на меня, потом опять на камень, улыбнулся опять своей страшной улыбкой, и говорит: «Вот как… добро пожаловать, юноша, в Академию».

Ксандер выдохнул и фыркнул.

– Учитель, что ли?

– А черт его знает, – повторил Адриано, чуть пожав плечами. – Только вытаскивать он меня не стал, повернулся и ушел. А потом пришли уже другие.

– Значит, на помощь позвал.

– Не знаю, чему там помогать, – хмыкнул Адриано. – Подняли и повёли, только и всего, не то чтобы там с чудовищами сражаться пришлось. И если это он за помощью ходил, то его только за смертью посылать – я потом там в темноте просидел ещё невесть сколько, не очень-то они торопились.

– Кто ж их знает, – отозвался Ксандер, но даже на его собственные уши это звучало неубедительно.

– Да ладно, – махнул рукой венецианец, – не берем в голову. Если он учитель, то я его найду здесь и спрошу, тогда и узнаем. А теперь – айда спать? Или поизучаем окрестности?

– Спать, – решительно сказал Ксандер.

***

Всю ночь ему снился чёрный человек. Во сне он был похож на всех Альба сразу, и Ксандер от него убегал со всех ног, но человек превращался в чёрного пса – нет, даже в целую стаю псов с угольями вместо глаз и пламенем из пасти, и когда они лаяли, всё вокруг пылало. В конце концов они загнали Ксандера в круг пламени, он съежился внутри, понимая уже, что это конец, и тут к нему прямо из огня протянулась рука…

– Смотри, какое утро! – возопил до отвращения бодрый голос.

Его выдёрнуло из кошмара словно ушатом холодной воды. Он сдёрнул с себя влажное от пота и потому противное одеяло и вскочил, вздрагивая всем телом под веявшим из окна прохладным ветерком.

На окне сидел Адриано. Одет он был совсем по-простому, в льняную рубашку и льняные же, закатанные почти до колена штаны, но это смотрелось на нем ладно и щеголевато, словно в этом наряде был неизвестный Ксандеру форс и фарт. Фламандец даже с тоской подумал о том, что в его гардеробе не было ничего подобного, а была только куча безупречно мрачных, разной степени вышитости иберийских тряпок.

Другое дело – дома, вздохнул он и глянул на часы.

– Какого черта! – чуть не простонал он. – До первого урока ещё два часа!

Венецианец ничуть не смутился.

– Зато можно искупаться, – заявил он и глянул через плечо туда, где плескалась вода озера или рва, или омута, или что оно там было: Ксандер в пресной воде разбирался не очень. А вот то, что их комната была от этой воды на высоте небольшой мачты, оценить он мог, как и то, что под непроглядно-зеленой поверхностью могло скрываться что угодно.