Любовь Ив - Дракула иной

Князь тут же отпустил руки её. Обернувшись спиною, точно захлёбываясь собственными тревогами, она съёжилась, не в силах держаться боле гордынею высокого такта, душа её стремилась раскрыться пред любимым в признании. Она прикрыла грудь верхней бархатной накидкой, верно тем пряча озноб от волнения и от холода познаний участи юности Влада. Тут же князь подхватил ткани, бережно помогая ей укутаться.

– Застыла совсем.

Милена молчала.

– Стемнело и, похоже, пора в дом. Но… Прежде чем вы позволите вас проводить… Смею ли я надеяться?! – угрюмо молил влюблённый князь, покуда душою совсем не желал её отпускать.

Дева вновь обернулась к нему, нарочно не слыша тактичной заботы, она, примкнув ближе, решительно молвила, сверкнув бесстрашием в глазах, точно ведая, что прямота пуще солнца просвещает истину, подвергая испытанию подлинность любого чувства:

– Став княгинею, я вступлю в ту пору, когда нужно будет разделить удел княжеский. Но устрашает меня доля наследников. Где отец и мать должны отдать врагу собственное дитя во благо мира княжества! Я не смогу так поступить!

Не рад был, но ожидал Дракула тех сомнений. Перевёл дух.

Держать ответ, какой уготовил давным-давно, всё ж надо было. Не с тем, чтобы усмирить боязнь её. Не терпел сам лукавства и видел: пред нею лгать невозможно. В Милене хваткая наблюдательность дружила с тонкой прозорливостью. Нельзя лгать тем, кого любишь! Да и шибко хорошо ведал князь врага своего, который подобно змее, смерть несущей, выслеживающей яйца птенцов, нещадно творил безбожие.

– Мы были дружны с Мехмедом. Но…

– Что?!

– Султан покончил с обычаем янычар.

– Только не лгите мне! Что, если он передумает?! Может родиться наследник?! Что тогда?!

– Верь мне. Мы были юны и сражались вместе. – Волнение захлестнуло князя, выплеснув все потаённые в глубинах тревоги, явив их наружу перед ликом женским. Её глаза – от них ничего не сокрыть!

– Правда? Но если всё же это случится?

– Пока бьётся моё сердце, я не отдам туркам ничего! Но боле всего меня тревожат чувства ваши! Любите ли вы меня? Ведь если то и есть любовь – Господь на нашей стороне.

Смущённая, она с трудом дышала.

«Как можно совладать с собою?..» – мольбами взывала к небесам, металась, затаив дух в колющем холодом молчании, пока князь Влад не сводил пристальный взор с той, о ком ночами бредил. Не унимался он!

– Мила, если любите, верьте мне!

Нерешительно девушка взглянула на него, встретив ответом отчаяние зелёных пронзительных глаз. Но вмиг всё в них поменялось надеждой. Так же быстро, как одна только мысль захлестнула любовью Милену, а Влад… поймал этот взгляд! Теплом и пробудившейся страстью к жизни зарделось где-то внутри женского тела, отчего руки её дрогнули, во рту пересохло, а сердце, казалось, выскочит из груди. Впервые в жизни она почувствовала зов плоти неистово сильный. Влечение, с каким может сравниться лишь вода, падающая вглубь водопадом. На миг ей почудилось, что в округе нет никого, кроме них, почва плывёт под ногами, отчего становится всё труднее удержаться. Подхватив её в крепкие объятия, Влад ласково повторил:

– Любите ли вы меня, Милена?!

– Да! – сумела горячо шепнуть она в ответ, не желая боле лукавить пред собою и пред ним.

Возвышенной радостью наполнилось сердце его. Не в силах ждать, он накрыл её губы поцелуем, трепетно сжимая хрупкое тело её в объятиях своих.

Совсем не осталось расстояния между ними. Они обнимались долго, обнажая пред друг другом искренность порывов.

– Будь моей женою! – в нерешительной ласке шептал Влад, покрывая её щёки, веки, губы поцелуями, пока юная Милена с жадностью открывала в себе новые, дотоле не изведанные чувства страсти.

Она страшилась гнева божьего. Душа раздором смятений пела нотами высокого долга княжеского, предназначения господнего и истиной любви человеческой. Той самой тёплой любви от прикосновений, которая неизменно влекла к одному – к ложу супружескому.

«Непременно… Да! Но не сейчас…» – приказала себе сама, отстранившись от горячих объятий любимого, но всё так же трепетно глядя ему в глаза.

С трудом найдя в себе волю остановиться, отпуская нежные и горячие объятия, лишь бы усмирить порок плотский и не навлечь позор на любимую, каким осуждает толпа нечестивых дев, поддающихся любовным утехам до венчания, князь молвил:

– Мне пора отпустить вас. Прибуду за ответом.

Ласково подхватив под руку, он подвёл Милену к дому. Напоследок поцеловав руку её, оставил послевкусие нежности касаний, молвил:

– До завтра, моя возлюбленная!

Ночью Милена не сомкнула глаз, всё раздумывая.

Когда они познакомились, Влад был представлен как сущий воин крестовых походов, мужество его вдохновляло и наводило страх на целые войска, рыцарь и наследник Валахии, перед которым трепетали цари и люди. Милена прониклась дерзким любопытством – разглядеть того, пред кем дрожал мир вокруг. Но увидев внимательный лик князя наяву, она не нашла в нём ничего устрашающего. Пред ней стоял открытый человек, имеющий взор мученика, удивительно тонко чувствующего происходящее, на долю которого выпали недюжинные испытания рабством, пытками, казнями. Надрывный взор, повинный в том, что познал он вкус пролитой крови, глаза, взывающие о покаянии в кровавом прошлом, но вопреки желанию очистить душу пред Господом в нём читался смиренный долг нести крест свой до скончания дней.

– О чём вы мечтаете? – спросила она его тем днём, сбрасывая фразой надменность, переходящую в раздумья.

Ещё давеча Милена полагала, что ответ его станется предрекаемым – от чувства правления высокого и желания власти. Но каково было её смущение ответом: «О мире!». Она почуяла радость в тот момент, прониклась интересом и состраданием.

Каким был его выбор?

«Убей или убьют нас всех!» – твердили в округе.

«Стань лучшим! Получишь милость и поддержку султана!» – нашёптывали с одной стороны, но с другой – требовали верности венгерскому королю. Всё то пела элита при дворе, до титула рвущиеся со времён, когда она была ещё маленькой девчушкой, в том возрасте, что позволял запомнить принятые правила.

«Каков путь?» – мыслила она вновь и вновь в одиночестве у раскрытого окна тёмной комнаты. Дрогнет рука Влада пред одним, взамен покарают других невинных душ. Юная, чистая, непорочная, разумная, она тяготилась мыслями о нём. От бесконечных кровопролитий, должно быть, душа его изнывала, а потому где-то глубоко в очах его она прочла страдание и муки, от которых не было спасения. Лишь в любви… В ней нашёл он то священное пламя избавления – в любви и доверии, желании стать отцом, прожить оставшиеся дни во благо.

Светало. Тёмное небо едва подёрнулось голубой рябью лёгких перистых облаков, а откуда-то с гор потянуло тоненькой струёй кристально чистого прозрачного воздуха. Слегка задремавшая, Милена очнулась от раздумий, погрузивших её в забвенье. Вялое тело покрылось ознобом телесным, не замеченным ранее, от разума, заполненного размышлениями терзающими. Только сейчас, когда так много передумано, она вздохнула спокойствием, завидев раскрывшуюся красоту рассвета, заворожившего взор. Где-то вдали послышалась первая трель соловьиная, а на макушки густых деревьев, покрывающих склоны расступившихся пред долиною гор, опустилась дымка призрачного тумана. Густые краски небесные растаяли, заиграв переливами первых лучей солнца.