Сергей Сурин - Вперед, за Питер!

– Послушай, мы собираемся отдыхать или спешить и дергаться? Ты думаешь, это так легко – сделать правильный выбор? Тренеру вашему гораздо легче состав на матч выбрать, чем мне помаду. Булкин впереди, Белкин сзади, остальные где-нибудь в центре. Или в очереди за премиальными. Все дела. Вот, смотри, какой симпатичный цвет!..

– Я давно хотел тебе ее предложить…

– Но ведь она слишком пресная. Или ты хочешь сказать, что я чересчур вульгарная, и мою болтливость надо нейтрализовать бесцветной помадой?

– Извини, я имел в виду другую. Просто промахнулся.

– Эту? Да ты за кого меня держишь? Такими помадами девки в ваших пабах мажутся – чтоб вы на них косились под пиво. Лучше уж не советуй, если тебе всё равно. Стой и молчи. Может эту, как ты думаешь?..

– Думаю, что мы опоздаем и останемся в аэропорту. Самолет улетает.

– Без нас? Без нас не улетит, милый. Ну а если улетит, то – подумаешь, беда какая – улетит без нас. Следующим рейсом полетим. Что ты так разволновался? А если все-таки вот эту взять, я тебе буду нравиться? Только попроси, чтобы света прибавили…

А как тут прибавить? – двух больших чаш с огнем, расставленных по сторонам арены, явно не хватало для освещения столба, к которому над вязанками дров и пучками соломы привязали ведьму. Ей предстояло на глазах у многочисленных зрителей, заполнивших трибуны – уйти из жизни. Трибуны, надо признать, выглядели странно – сектора разделялись при помощи неровных деревянных изгородей, и наряду с местными жителями, вполне себе деревенскими, – разместились на лавках рыцари в блестящих доспехах с длинными копьями и пешие воины в разноцветных хитонах с короткими мечами. Особым вниманием собравшихся, пока не прозвучал свисток главного арбитра к началу мероприятия, пользовалась трибуна для почетных гостей, где сидели люди явно нездешние и высокопоставленные. Среди королей и епископов выделялся надменный мужчина в яркой развевающейся на ветру одежде – не по вечеру легкой, – на левом плече его недовольно переминался с ноги на ногу нахохлившийся пестрый попугай. Чтобы высокие гости чувствовали себя спокойно, у изгороди, отгораживавшей VIP-трибуну, прохаживался высокий крепкий темнокожий парень, с удовольствием откликавшийся на имя Жак.

Сам же Всеволод в черной, явно неудобной рясе стоял на арене напротив жертвенного столба с незажженным факелом в руках, из чего следовало, что по свистку арбитра ему предстояло торжественно разжечь костер. Ведьму, похоже, не слишком тревожило происходящее – она безучастно смотрела в небо и шевелила губами, и Всеволод, как ни старался не обращать внимание, а разбирал вполне отчетливо:

– …И ты зря думаешь, что я не тороплюсь – я очень тороплюсь. В другой раз я бы еще долго выбирала, а сейчас – настроена решительно. На самом деле я давно уже заприметила одну помаду – просто мне хотелось, чтоб ты тоже на нее глаз положил. Ведь это важно, чтобы муж знал, что нравится жене. Понимаешь? Стали два одною плотью, так что они уже не двое, а одна плоть. То есть, мы уже не сами по себе, а команда, защищающая одни ворота – так тебе яснее, да?..

– В поле не видно ни зги, скорее костер нам зажги!

Зрители всё настойчивее требовали зрелища, а самый активный сектор еще и беспрерывно подпрыгивал, чтобы согреться и вывести сплоченность на новый уровень.

– Раз, два, три, – ты нам, ведьма, тут не ври!

Ври – не ври, исход предрешен: со своего места поднялся главный инквизитор региона. На парадной мантии – яркий орден «За охрану истины» и золотой свисток футбольного арбитра. Возбужденные предстоящим сожжением зрители стихают, даже активный сектор больше не прыгает. Замолкли, насторожились.

– За вредность, упрямство и психическую неуравновешенность, за постоянные претензии, своенравие и чрезмерное стремление к комфорту делаю подсудимой первое предупреждение.

Достал из кармана желтую карточку. И показал – раз уж достал.

– За организацию ссор и скандалов с параллельным обрезанием крыльев супругу и периодическим надругательством над его мечтой выношу подсудимой второе предупреждение.

И второй раз желтая, как лимон, карточка направляется в сторону будущего костра.

– По совокупности содеянного постановляю: удалить подсудимую из нашей жизни.

Красная карточка была вынута из другого кармана и зафиксирована в высоко поднятой руке.

– И да покинет наши сердца на время сожжения случайное сострадание и малейшее милосердие.

Подойдя к чаше с огнем, Всеволод обернулся на ведьму. Привязанная к столбу, с растрепанными волосами, внимательно смотревшая в небо, и наконец-то – беззвучно – шевелившая губами, – ведьма вызывала его симпатию, и с этим ничего нельзя было поделать. Мало того: Всеволоду показалось, что она не просто шевелила губами, а посылала ему воздушный поцелуй, – от чего в руках у него тут же вспыхнул факел! Всеволод готов был поклясться, что произошло какое-то странное самовозгорание, – впрочем, зрителей его клятвы совершенно не волновали.

– Гори, гори, ясно. Зрелище – атасно!

Пока шел с горящим факелом – зрители входили в раж. Входить в раж ритмично помогали двое – один с большим барабаном, исправно выделявшим сильные доли, другой – с дирижерской палочкой. Всеволод и не заметил, как оказался перед удаляемой из жизни…

– Она мешает тебе жить! Эту тему надо закрыть!

Скандировали слаженно, волну запустили по трибунам. Так что, если смотреть на происходящее со стороны, то это было красивое и впечатляющее зрелище. Главное – не смотреть на происходящее со стороны жертвы, – думал Всеволод, – тогда будет уже не до слаженности речитативов и колыхания трибун. Впрочем, Всеволод не хотел сейчас быть и тем, кому по свистку арбитра придется поджечь хворост вокруг ведьмы, – самим собой…

– Раз, два, три, – ну-ка, ведьмочка, гори!

Свисток арбитра.

– Ты сама это выбрала…

Вздохнул Всеволод, но так и стоял с горящим факелом, не разжигая костра, под нарастающий свист аудитории.

– Да, выбрала. Заплатишь? Ау, ты заснул? Мы уже не торопимся?

Всеволод открыл глаза. Раскошелился. И во всю прыть на посадку…

– Смотри, милый – там эти, как они, министры, что ли? Которые нами управляют… А этот – сыщика играл, точно тебе говорю, только забыла где…

То и дело останавливалась, зацепившись взглядом за очередного знаменитого пассажира, и каждый раз, заглядываясь, намазывала губы – слой за слоем – купленной помадой. Таким образом, Всеволоду приходилось не только бежать с ручной кладью в руках и с посадочными талонами в зубах, но и тащить в качестве прицепа восторженную и перманентно прихорашивавшуюся супругу. Но он видел: еще не отвели трап, еще проходят на посадку, а значит, они обязательно успеют, – и это делало его поступь твердой и стремительной.