Мария Хохлова - Последний рассвет

– Твоя невероятная наглость, мне ужасно не нравиться – она задыхаясь, теребила в руках вторую из туфель – ты получишь по заслугам, мне всё надоело!

– Нет-нет даже и не вздумай – остановившись, застонала Мадлен, видя как пальцы сестры грубо пытаются сорвать золотую пряжку – ты не посмеешь этого сделать!

– Не зная моих способностей, не суди по мне, глупая кукла! – пряжка звонко коснулась паркета, отскочив к ногам Аделии.

– Боже ты мой, Боже мой – прибежал Лансере вытирая платком пот со лба – ну нельзя вас оставить одних без присмотра, за двадцать лет вашего существования на этой земле ничего не изменилось – положив руку на живот, он повторно глубоко вздохнул, спрятал платок, и отдышавшись продолжил – что на этот раз?

Ни Мадлен, ни Изабелла не спешили с ответом, их смущала Аделия, которая без лишней скромности и стеснения следила за происходящим. Она это прекрасно понимала, но терпеливо продолжила любопытствовать.

– Я спрашиваю ещё раз, что произошло? – раздражённо спросил Лансере.

Ему абсолютно не шла злость, гнев не искажал черты его лица, он просто казался ещё заботливее, а временами, просто забавнее. Поэтому Аделия не удержавшись, мило улыбнулась, прикусив губу.

– Не собираюсь при посторонних ничего никому говорить! – фыркнула Мадлен, скрестив на груди руки.

–Тем более, когда ухмыляются, видя чужую беду! – подтвердила Изабелла, поморщив лоб.

– Во-первых, я не наблюдаю здесь посторонних – рассудительно начал Лансере попеременно глядя то на дочерей, то на Аделию, желая быстрее закончить с детским абсурдом – а во-вторых, ваши действия и поступки это какое-то шутовское ребячество, Изабелла и Мадлен, как понять эту несерьезность?

– Вот то, что действительно не серьёзно, так это мчатся сломя голову на другой конец света, и ради чего? Ради пару милых улыбок в наш адрес, со словами, о том, как мы выросли и похорошели! – недовольно процедила Изабелла, перебирая кучеряшки кричаще рыжих волос – ну ведь папочка, это больше чем бессмысленно!

– Устала я от всего и всех, надоели! – выплеснула клокочущие слова Мадлен. Пафосно и вызывающе подняла затерзанную пряжку, и подойдя к Лансере забубнила – ты нас любишь, а мы вот так вот с тобой!

Лансере обнял дочерей, и как можно ласковей и нежней промурлыкал:

– Сейчас, вы пойдёте каждая по своим комнатам, спокойно укутаетесь в тёплые одеялки, и уснёте, а я тем временем подумаю над очередной загадкой, кого и чем порадовать. Вы наверно прекрасно знаете, что для каждой из вас у меня припасён сюрприз. Девочки мои, доброй вам ночи, нежных снов! – он не поскупился на объятья и поцелуи, задобрил каждую ласковым шёпотом на ушко, ему была приятна забота, тем более о родных.

– Аделия, милая моя, почему не спишь, в столь поздний час? – спросил Лансере, оборачиваясь в след уходящим дочерям – всё улажено! В порту нас будет ожидать величайшей красоты парусник! Я его видел, эх сокровище ты моё! – воскликнул он, предвкушая искусить плоды своих трудов – тебе бы следовало выспаться, отдохнуть, гляжу на тебя, на твою болезненную бледность, и содрогаюсь, следующим утром нам в путь, а твоё личико не свежо, не бодро, не излучает яркого света!

– Я в полном порядке, не стоит переживать, моё состояние кажущееся бессилие. На самом-то деле, я полна уверенности! – она скользнула в полуоткрытую дверь, своего собственного мирка, ограничивающегося четырьмя стенами. Лансере последовал за ней, уловивший момент, расположения и полного доверия. Ему не хватало общения с Аделией, её искреннего тепла, которое она щедро дарила ему.

– Эти бессонные ночи меня сводят с ума, как думаю и тебя тоже. В нашем замке, в последнее время, никто не знает сна и спокойствия – Лансере улыбнувшись замолчал, в свете горящих свечей он увидел Ариану, неподвижно сидевшую на краю широкой кровати. Балдахин частично скрывал её силуэт. Желтовато – розовый свет свечей, дрожа, прерывисто играл на её добром и милом лице, предавая её печальному лику, мистический оттенок, такой таинственный и манящий. Лансере оробел. Панически глядя на Аделию, спросил – возможно, я помешал вашей беседе, но разрешите мне остаться в вашей милой компании. Не посудите и не посчитайте это за наглость, хочу признаться, мне просто тоскливо, и возвращаться к себе, мне не очень бы хотелось.

– Лансере, нам твоей компании очень не хватало – искренно сказала Аделия, и потянула его за руку в сторону софы.

Не смея, а точнее не желая возразить, он скромно устроился скрестив руки на груди. Ему не хватало уверенности, и он это знал. Тогда решил в корне измениться, нет, совсем не для того чтобы произвести впечатление, или заинтересовать своей персоной, просто, найдя в себе силы, создал иллюзорный, непринуждённый вид. Одну руку, он положил на колено, вторую, протянул чтобы достать крохотную миниатюру, изображавшую Аделию, совсем ещё ребёнком, рядом с улыбающимся Икером, чья улыбка не смогла стереть горечи печальных серых глаз, а лишь наоборот нагнетала несоответствие, улыбки и слёз… Так и он сейчас, прервал свою попытку измениться, и оставшись прежним, удручённо опустил глаза.

– Мне безумно неудобно и горько, возможно я поступаю бесчеловечно и жестоко, отбирая у Вас дочь, на столь длительный срок, но голос совести, не пророчит поступить мне иначе. Ваши чувства, вполне понятны мне, и нет желания у меня встать на Ваше место Ариана, позвольте понять меня правильно – взволнованно говорил Лансере, так и не осмелившийся поднять глаза на собеседницу – уважая Ваши чувства, мне велит судьба поступить иначе вашему желанию.

– Не стоит таких переживаний – ответила Ариана, немного помедлив с ответом – мои интересы, в данной ситуации не существенны. Желание человека, который находиться напротив Вас, для меня наиглавнейшее, и поэтому, я не имею никакого права запретить ей или опровергнуть.

Аделия заметила, что Лансере, подавлен, убит раскаянием, его угнетали слова сорвавшиеся с губ.

– Дорогие мои и любимые люди, мне страшно глядеть на вас, мне неприятно и жутко слушать ваши разговоры. О чём ваши мысли и надежды? Какие иллюзии смущают вас? Что вас гложет? Этого я никак понять не могу! Явное чувство того, что все по мне поют молебен, хотя я ещё жива и здорова! Так нельзя! Прости меня конечно, такую глупую и не смышлёную! Простите!

– Когда ты искренне повзрослеешь, тогда и поймёшь нас – немного смутившись произнесла Ариана, ей был безоговорочно неприятен эмоциональный порыв дочери, но умевшая держать себя в руках, скрывать запертыми свои эмоции, она спокойно, даже как – то неуютно холодно продолжила дальше – ты умеешь ценить, сострадать и любить, ты умеешь, распахнуть свою душу, и без остатка отдать её, ты наделена смелыми идеями и надеждами, но не забывай одного, твоя плоть, твоё сердце, твой внутренний мир ещё юн и непорочен, чтобы понять, что такое сопереживать человеку, являющемуся частью тебя самой, являющемуся твоей кровью и болью.