Анна Шведова - Золотошвейка

Зато я разглядывала его украдкой, на мгновение приподнимая глаза и тут же возвращаясь к жизненно важному созерцанию узоров на паркете под ногами, потому как взгляд графа, намертво приклеившийся к моей скромной особе, с каждой секундой приводил меня во все большее и большее смятение. Да что он так уставился? Еще немного – и я вынуждена буду от страха пойти в наступление!

Вскоре я уже едва могла устоять на месте, сдерживаясь из последних сил, чтобы не поддаться панике и не сбежать, наплевав на последствия, или, чего хуже, не наорать на него. Руки мои стали противно-липкими и холодными, и я сцепила пальцы вместе, в замок, чтобы не показать их невольную дрожь. Горло пересохло, а в животе поселился Невыразимый Ужас.

– Не понимаю, – наконец недовольно прокаркал Ноилин, откидываясь назад, – я дал тебе работу, хорошую, необременительную работу. Создал все условия. Тебя же никто не притеснял. Что тебя не устраивало? Почему ты решила меня убить?

Честно сказать – я не нашлась, что ответить, и стояла в полной растерянности, краем сознания понимая, как глупо должно быть выгляжу. Обвинение не было таким уж неожиданным, и все же я рассчитывала, что хозяину присуще куда больше здравого смысла. Похоже, начинать объяснения придется с самого начала.

– Что за Тильду ты приплела? Кто она?

Я тяжело вздохнула: Не просто сначала, а еще и с подробностями. Крэммок, похоже, только в общих чертах поведал присутствовавшим на памятном обеде людям то, о чем я ему говорила, но подробности рассказанной мною истории припрятал для собственного употребления.

– Думаю, уборщица.

– Думаешь?

– Да, я иногда умею это делать, в отличие от некоторых! – съязвила я, с ужасом осознавая, что пришедший на смену паническому страху гнев куда хуже, ибо теперь я не смогу остановиться, пока не выскажу этому заносчивому снобу все, что я о нем думаю. Я пыталась уговорить саму себя не делать этого, но окруженные ядовитым паром сарказма вполне невинные слова вырывались сами собой, принося невыразимое облегчение. И соответствующие последствия. – Или Вы сомневаетесь в моей способности понять, чем человек занимается? Когда вооруженная передником, щеткой, тряпкой и шваброй девушка бродит по замку, производя вполне узнаваемые движения этими самыми предметами, мне и в голову не пришло бы узнать в ней знатную леди, что заглянула к Вам в гости на часок да между делом развлекается вытиранием пыли. А что, она Ваша приятельница? Какая жалость, что я не знала этого раньше.

– Ого, – удивленно присвистнул Иолль, отрываясь от беседы с красавицей. Впрочем, та и так его не слушала, с полупрезрительным интересом наблюдая за моими трепыханиями.

– Такой дерзкий язык сам просится, чтобы его укоротили, – лениво заметил «малиновый камзол», – Хед, дай мне ее на десять минут, и она станет как шелковая.

Ноилин проигнорировал всех. Губы его слегка дрогнули в кривоватой улыбочке, а в глазах зажегся опасный огонек. Ох, поджарюсь я на этом огоньке, что твоя куропатка на вертеле!

– Что же, по-твоему, я должен думать, услышав все твои небылицы? – мягко стелющим тоном лисы, уговаривающей петуха клюнуть на дармовое угощение, спросил он.

– А Вы попробуйте поверить. Иногда люди так делают – верят друг другу, – ехидно ответила я.

– Мой опыт веры в людей не слишком удачен. Дорого обходится, предпочитаю им не пользоваться.

– Ну, тогда найдите доказательства, что я не вру! – фыркнула я. – Факты же Вас устроят?

– Устроят. Еще как устроят. Только я их не нашел, как и этой твоей Тильды.

– Не нашел? – эхом вопросила я. И растерялась. Вообще-то мне и в голову не приходило, что все так серьезно. Увы, я не настолько наивна в своей вере в Тильду и вполне допускала, что она меня обманула, но упорно и безосновательно продолжала цепляться за ее историю, не теряя надежды выпутаться из положения, в которое она меня втянула. Но из слов графа следовало, что девушка сбежала, и радости особой это у меня не вызвало. Итак, ее историю подтвердить некому, а виновного найти надо. Далеко ходить никому не хочется. Вывод? Напрашивается сам собой.

Мой воинственный пыл улетучился, как последние спасительные тучки ясным летним полднем в разгар жары.

– Но у меня нет другой истории, – пробормотала я, пожимая плечами, – если Вам нужна правда, то к сказанному мне нечего добавить, а если правда Вас не устраивает, то какой смысл спрашивать меня? Сами и придумывайте, что хотите.

Ноилин обвел присутствующих глазами.

– А она ведь права, – многозначительно заметил он, поочередно останавливая взгляд то на «малиновом камзоле», то на Иолле и женщине, – нам нужна правда, Элена? Или лучше так: какая правда нужна нам?

– Не понимаю я тебя, Хед, – недовольно скривила губки Элена, нервно шурша юбками, – эта девица пыталась нас отравить, а ты ее нахальством забавляешься.

– А вот я бы хотел узнать всю правду, какой бы она ни была, – вдруг негромко заявил Иолль, подходя ко мне и становясь где-то сзади. Молодой человек осторожно коснулся моего плеча, видимо, успокаивая. Но внезапно вспомнив, где и перед кем он стоит, резко одернул руку и сразу же отступил на шаг назад и в сторону. Приятно, что ни говори, производить нужное впечатление на людей. Иолль хмыкнул и продолжил:

– А то как ведь получается, – его голос окреп и зазвенел насмешкой, – благодаря этой девушке мы все живы… Да, Элена, не отрицай, если бы не она, нам бы всем довелось испить отравленного винца, и я не уверен в столь счастливом исходе, как сейчас… И вместо того, чтобы благодарить, мы унижаем ее недоверием. Между прочим, обвиняя ее, Хед, мы упускаем настоящего отравителя.

– Если только это не она сама, – пробурчала Элена.

Граф Ноилин улыбнулся. Или точнее, приподнял уголок губ – движение, которое должно обозначать улыбку, однако радости в этом было мало.

– Что ж, – молвил он неспешно, – попробуем разобраться. Расскажи-ка, Кассандра Тауриг, все по порядку с самого начала.

Я горестно вздохнула, едва сдержавшись от едкой колкости, пожала плечами.

– Вчера утром, когда я зашла на кухню…

Элена между тем медленно прохаживалась по комнате, то разглаживая тонкими пальцами зеленый шелк платья, то рассеянно поправляя идеально уложенные в прическу волосы, то теребя золотой кулон с изумрудом. На алых губах женщины играла легкая улыбка, опущенные глаза как бы между прочим скользили по людям, невзначай собравшимся в зале. Взоры мужчин как магнитом притягивало к ней, и она это прекрасно знала.

Пока я рассказывала, Элена сделала круг, обойдя нас с Иоллем и обдав тонким ароматом духов, надменно одернула подол платья, проходя мимо «малинового камзола», развалившегося в кресле и похабно осклабившегося в ответ на неприязненный жест женщины, и наконец остановилась за креслом графа Ноилина, облокотившись на спинку, чуть наклонившись вперед и устремив на меня пристальный и отнюдь не доброжелательный взгляд.