Анна Шведова - Золотошвейка

Замужество никогда не прельщало меня так, как старших сестер, а встретить человека себе по нраву или – уму непостижимо! – полюбить в нашем хотя и не маленьком, но заштатном городишке, я не надеялась. Другого выбора в жизни, кроме как подчиниться воле отца, у меня не было, и это крайне угнетало. Я начинала внутренне бунтовать, ощущая, как нечто неотвратимое и заранее непобедимое загоняет меня в ловушку, запихивает в темный мешок обыденности и серости, из которого мне не выбраться. И тогда любимая работа становилась наказанием, а творчество – ремеслом. Мне хотелось все бросить и сбежать, чтобы хоть что-то изменить в своей жизни. И еще я прекрасно знала, что ничего подобного никогда не сделаю.

Каждый день, сидя в одиночестве в крохотной комнатке за шитьем, я пыталась разобраться в себе, пыталась уговорить саму себя смириться с уготованной мне судьбой, но от этого становилось только хуже. Так я и встретила свои двадцать лет. Оставался год на раздумья и свободную жизнь.

Однако очень скоро произошли события, полностью перевернувшие мою жизнь.

Все началось с того, что однажды вечером отец сообщил о важном своем решении.

– Я долго думал, дети мои, – немного смущаясь, сказал отец, – прежде чем решиться на такой шаг. Вам нужна заботливая мать, женщина, которая окружит вас лаской и вниманием, на что у меня нет ни сил, ни способностей. Десять лет я пытался справиться со всем один, но, боюсь, у меня не слишком хорошо это получалось. Так вот, дети. Я решил жениться.

– Мы больше не будем, – испуганно и отчаянно заявила за всех Дана. – Мы обещаем себя хорошо вести. Не надо жениться.

Отец продолжал, намеренно не замечая горестного вопля девочки:

– Ее зовут Катерина, вдова господина Макуйса. Она хорошая женщина. Спокойная, тихая, прекрасная хозяйка, отличная мать. И у нее есть сын Патрик, ровесник Селины. У вас будет заботливый старший брат. Вы полюбите их, вот увидите.

– Нет, отец, – опять встряла Дана, – нам и с тобой хорошо.

– Да, Дана! – внезапно резко оборвал ее отец. – Я так решил.

Увы, нам слишком хорошо был известен этот тон. Он говорил о том, что, коль отец принял решение, он его не изменит. Мы втихомолку поплакали и повозмущались в своих комнатах и принялись ожидать неминуемого.

Через две недели в наш дом въехала Катерина. Как феерическая красочная комета она притянула за собой целый хвост суеты, кутерьмы и суматохи. Непонятно, каким образом отец умудрился усмотреть в Катерине «спокойную, тихую женщину», но с этого момента покоя в доме мы не видали. О нет, она не была «злой мачехой». Она искренне пыталась нас любить и поэтому сразу же взялась за наше воспитание, горько сетуя об упущенных годах. Весь пыл нерастраченных сорока лет она выливала на нас, и больше всех доставалось, конечно же, младшим.

К счастью, она не была сведуща в шитье, чтобы вмешиваться в работу мастерской, и мы, понимая, что это ненадолго, сбегали туда, чтобы отдохнуть от ее нравоучений и поразмышлять в тишине. Однако зрелище, как горестно бедная Селина терзает ткань и искалывает собственные пальцы, приводило меня в полное уныние.

Хаос неотвратимо добирался до наших рук.

Только мы стали приспосабливаться к новым порядкам в доме, как примерно через месяц на нас обрушилось новое потрясение. Из столицы на каникулы прибыл сын Катерины Патрик, успешный студент королевского Университета. Высокий, темноволосый, статный, предельно обходительный, сверкающий столичным блеском, Патрик с первого взгляда сразил бедную Селину, похитил ее сердце и вежливо удалился.

– Кэсси, душечка, он такой милый, – восхищенно ворковала Селина, бродя, как привидение, по полутемной мастерской, где я в этот вечер задержалась с работой. – А манеры? Ни одного лишнего слова, ни одного лишнего жеста. Предел совершенства.

Тяжело и безутешно вздыхая, Селина, проходя, смахнула свечу со стола, и та упала на пол. Огонь мгновенно нашел себе занятие в виде обычно блуждающего по мастерской легкого облачка обрывков ниток. Селина, продолжая рассуждать о достоинствах сводного брата (о-о, какая все-таки жалость! Сводный брат! Но ведь не родной же? С другой стороны, это даже и лучше. Мы будем видеться чаще, и для этого не нужно будет искать причины. И приличия будут соблюдены. Пожалуй, это чудесно!), прошла мимо. Пока я лихорадочно затаптывала огонь, оглядываясь по сторонам в поисках кувшина с водой, – стоял же где-то совсем рядом! – Селина мимоходом опрокинула большие квадратные пяльцы с почти готовой работой. Те с грохотом упали, задрав ножки кверху. Потом она, проходя мимо, нечаянно зацепилась кружевами своего изящного домашнего платья за торчавшие из небольшой коробки металлические крючки, единственные оставшиеся от неудачной попытки сестрицы расшить лиловый лиф серебряными лилиями, поскольку все остальное было уже спорото. Лиф, естественно, потянулся следом за Селиной, всякая мелочь, лежавшая в коробке, – испорченные позументы, куски резинки, серебряной парчи, распушенного шнура, припорошенного углем, который использовали для нанесения рисунка на ткань, крохотные ножнички, зажавшие между кольцами обрывок широкой золотой ленты, завязанной в узел последовала за лифом, и наконец, сама коробка проехалась по столу и шлепнулась на пол. Только почувствовав, что что-то тянет ее за рукав, Селина остановилась. Задумчиво посмотрев вниз и не переставая рассуждать о Патрике, она равнодушно отцепила крючок и пошла дальше. Я тяжело вздохнула: хаос не просто пришел в наш дом – он здесь поселился на правах хозяина.

К сожалению, у братца Патрика были свои планы на жизнь, и хотя ему очень понравилась новая родственница, и он даже позволил себе с ней слегка пофлиртовать, никем другим, кроме как сестрой, он ее называть не собирался.

Вскоре Катерина по секрету сообщила, что ее сын имеет виды на одну столичную девушку, столь же красивую, сколь богатую и знатную. До Селины эта новость дошла быстрее молнии, а гром, произведенный ею, только глухой бы не услышал.

Катерина была слишком благовоспитанна, чтобы уличать падчерицу в недостойных чувствах, а потому позвала на помощь отца.

С прямотой, свойственной натурам честным и бесхитростным, отец заявил, что пора уж и замуж. Если сама Селина не смогла найти себе подходящего жениха, – подходящего! – он сам, вместе с Катериной, разумеется, займется этим.

Не мне объяснять, что за этим последовало. Работа в мастерской теперь занимала все мое время, поскольку никому другому просто не было до этого дела: Селина плавно переходила от тихой истерики к буйству, а отец с Катериной – от уговоров к угрозам. Спускаться в лавку им было некогда.

У нас было пять мастериц и три подмастерья, заказы сыпались со всех сторон, то и дело влетал очередной приказчик или степенно и осторожно входил очередной клиент, не найдя никого в лавке или отправленный ко мне служанкой Мариной, которая временно стояла за прилавком. А я буквально разрывалась между всеми.