Анна Шведова - Золотошвейка

Селина ворвалась ко мне, размахивая вышивкой, как флагом. Ее чудные золотистые волосы растрепались, синие глаза загорелись опасным огнем, щеки запылали. Ни слова не говоря, она смерчем пронеслась по моей маленькой комнатушке позади мастерских (единственное место моего уединения), разбрасывая обрывки ткани, переворачивая готовые работы и раздраженно фыркая.

Пока я с недоумением смотрела на нее, она выволокла приготовленные мною новые образцы (обычно мы показывали их заказчикам, чтобы выбрать рисунок и стиль шитья) и стала пристально рассматривать их.

– Селина? – не выдержала я.

– Этот! – внезапно завопила сестра, веером разбрасывая ненужное и патетически потрясая куском голубого шелка с вышитыми выпуклыми серебряными нарциссами, жемчужными ландышами и гладкими продолговатыми листьями. – Потом расскажу.

Через мгновение ее и след простыл. Что значил этот демарш, я узнала, как всегда, последней. Толстушка Марина, непрестанно всплескивая руками и задыхаясь от впечатлений, рассказала об «этом страшном слуге» (впрочем, мужчина он был – хоть куда):

– Госпожа Катерина была с ним так любезна, даже пригласила заходить еще, и он, представляете, госпожа Кассандра, дерзко так ухмыльнулся и согласился! А сам – разбойник разбойником. Свет таких не видывал. Представляете, госпожа Кассандра, он надел черный бархатный камзол поверх зеленого жаккардового жилета, а сверху повязал пунцовый шелковый шарф! Как так можно? А его кожаные штаны и вовсе ужас! Такие обтягивающие, что я даже покраснела. Впрочем, фигура у него ладная, внушительная. Наверное, сильный мужчина. Мне не видно было, конечно, но думаю, что сильный. В ухе у него серьга зелененькая болтается, бородка такая аккуратненькая, а у висков две косички висят. А взгляд!.. Вообще-то выглядит он ухоженным, не похоже, что заброшенный, но вот что я скажу: явно голодный по женской части. Он мне так подмигнул, улыбнулся, и я сразу поняла, никакой он не разбойник. Очень он даже ничего. А вообще, хозяйка…

– А зачем он приходил, Марина? – немилосердно перебила я нескончаемый поток слов.

– Зачем? – оторопела служанка. – Образцы взял. Ваш и госпожи Селины.

Я вопросительно задрала бровь.

– Его хозяину, графу Ноилину, нужна золотошвейка, – радостно пояснила Марина. Я недоуменно пожала плечами и продолжила работу – мне было не до чудачеств разных там знатных господ.

Скоро я забыла об этом, заваленная внезапным ворохом заказов. Слухи сделали свое дело: к вечеру я уже знала, что граф Ноилин дает блестящий бал, что он ищет себе невесту, что уже ее нашел и собирается жениться, что у него, наконец, закончился траур по умершей жене, что у него объявился сын и он собирается вывести его в свет, что собирается купить самый роскошный дом в городе… Но в том, что будет дан бал, почему-то не сомневался никто, и каждая мало-мальски знатная женщина, естественно, должна была показать себя во всей красе. От заказов ломились все – от портных и швей, до куаферов и парфюмеров.

Я хваталась за голову: вшестером нам ни за что не успеть до этой глобальной катастрофы, но на помощь Селины рассчитывать не приходилось. Сестрица по-прежнему упорно страдала в одиночестве.

А через три дня это произошло. К нам пришел сам градоначальник, уважаемый барон Хэмма Нортон. Городской голова был человеком столь же занятым, как знатным и богатым. Ему принадлежали половина земли в округе, десяток богатых лавок, лучшая кузня, лучшая псарня и даже единственная в городе оранжерея, где выращивались невиданные заморские фрукты и овощи. При такой занятости ему особенно не было дела до владельца какой-то там мастерской, хоть даже и популярной золотошвейной. С шитьем и всяческими иными атрибутами светской жизни всегда разбиралась его жена, изящная и авторитетная госпожа Фриза, законодательница местных мод.

Но сейчас барон Хэмма пришел сам. Увидев, как градоначальник раздраженно вытирает пот с лица и огромной залысины, отец побледнел и пригласил гостя в кабинет. Барон самолично передал отцу послание, в котором граф Хед Теодор Ноилин просит прислать ему в услужение дочь господина Градиана Таурига по имени Селина. Если его устроят условия работы, это будет по достоинству оплачено.

Видимо, эти условия и заставляли бледнеть отца и неуютно ежиться барона Хэмму. Условия были странными. Работать Селина должна была в замке год, не больше. Возможно, меньше. При этом она не должна ни с кем видеться и покидать замок. Безопасность девушки гарантируется, равно как и очень приличная оплата ее трудов.

Сначала отец ответил категорическим отказом, но, видимо, у барона нашлись веские аргументы, и дело закончилось тем, что отец согласился при условии, что сама Селина против не будет: его до сих пор слегка мучила совесть из-за того, как резко он обошелся со своей девочкой по части замужества. С другой стороны, повеселел отец, и эта проблема, пожалуй, решилась. За год дочка одумается – глядишь, и строптивости поубавится.

К изумлению всех Селина сразу же согласилась. Повеселевший голова дружески потряс руку отцу и даже слегка приобнял его в лучших чувствах, сообщая, что завтра же по утру пришлет лучший эскорт до замка. Отец, не ожидавший такого панибратства, приосанился, подсчитывая выгоду от такого отношения к себе градоначальника и веселея с каждой минутой. Селина же, загадочно оглядев всех с ног до головы, помчалась собираться.

– Кэсси, душечка, – прошептала Селина, среди ночи забираясь ко мне в постель, обнимая и щекоча своими душистыми золотыми волосами, – прости меня.

– За что? – спросонья я никак не могла сообразить, о чем она говорит.

– Я всех обманула. Мне нужно туда попасть.

– Куда нужно? Что обманула?

– Понимаешь, когда я образцы Катерине отдавала, то твой, тот, с нарциссами, подписала своим именем, а свой – твоим. Так что в замок, наверное, должна была ехать ты. Ты же лучшая. Ты несравненная. Мне никогда не стать такой искусницей, как ты. Ты простишь меня, Кэсси?

– Я не сержусь на тебя, но зачем ты это сделала, Селина?

– Мне житья здесь не будет, сестренка, – отчаянно простонала она, – Патрику запретили со мной видеться, Катерина злится, отец хочет поскорее замять это дело. Ты думаешь, я дура, ничего не понимающая? Мне так тяжело, Кэсси!

– Что ты, Селина, – задохнулась я от острой жалости. – По правде говоря, я была так занята работой, что даже не подозревала, как страдает моя сестра.

– Я люблю его, – просто и обреченно сказала Селина. – Я помню каждый жест, каждое слово, сказанное им, когда мы были вместе. Я видела его глаза и в них отражалась я. Он восхищался моими волосами и сравнивал мои глаза с редкими горными озерами, он целовал мне пальцы и говорил, что не встречал более убедительного изящества. Он читал мне стихи и называл прелестной феей. Разве я могла не поверить ему?