Виталий Держапольский - Псарня

— Да, герр оберстлёйтнант! — В кабинет Ноймана заглянул молодой женоподобный гаупнтманн, состоящий при штабе школы за секретаря-адъютанта.

При виде слащавого личика адъютанта, Нойман мысленно сплюнул — этого напомаженного молодчика, с откровенными замашками Schwul (гей), начальнику школы навязали в украинской рейхсканцелярии. Видимо, нравился он кому-то из высокого местного начальства: и по службе его успешно продвигали (лет-то всего ничего, а уже гаптманн!), и на теплое место пристроили, подальше от линии фронта. Будь его, Ноймана воля, уж он бы его, да и всех остальных таких же, с наманикюренными ногтями и причесочками-каре, в самое пекло, где кровища, пот гной и дерьмо… А еще лучше, в топку, за компанию с евреями, цыганами и прочим отрепьем, чтобы не портил кристально-чистый арийский генофонд… Кулаки старого вояки непроизвольно сжались, так, что суставы хрустнули.

— Герр оберстлёйтнаннт… — испуганно проблеял адъютант, взглянув в перекосившееся лицо непосредственного начальника. — Господин Нойман… — Он попятился, но, натолкнувшись спиной на край приоткрытой двери, вздрогнул и замер.

— Еще раз увижу стриженным не по уставу — сам обстригу! — заревел Нойман. — Нет! Обрею! Личным Золингеном! Понял?!

— По-по-понял…

— Исполняй! Через час проверю! Стоять! — притормозил Нойман перепуганного адъютанта, готового задать стрекача. — Ты говорил, что прибыл новый учитель?

— Я-я-я, натюрлих…

— Давай его ко мне, — распорядился оберстлёйтнант. — Дело позже занесешь. Свободен.

Анхельм метнулся из кабинета, только каблуки дробно стукнули по старому рассохшемуся паркету. Через минуту в кабинет начальника школы зашел мужчина лет сорока-сорока пяти в слегка помятом и запыленном цивильном костюме. Поглядев на Ноймана сквозь толстые линзы круглых очков, незнакомец потер заросшей недельной щетиной подбородок и спросил, бросив цепкий взгляд на погоны:

— Разрешите войти, герр оберстлёйтнант?

— Заходи, — кивнул Бургарт. — Садись. — Он указал на стул.

Посетитель прошел, четко впечатывая каблуки ботинок в пол.

— Служил? — ради проформы спросил Нойман, хотя по походке незнакомца это и так было ясно.

— Так точно, господин оберстлёйтнант! — вытянувшись во фрунт, по-военному четко ответил посетитель.

— Унтерофицером? — уточнил Бургарт, мысленно прикинув чин нового учителя. В этом вопросе Нойман чувствовал себя как рыба в воде — как-никак сам начинал с низов.

— Так точно! — Унтер с уважением посмотрел на начальника школы. — Разрешите представиться: Вильгельм Грабб — Гауптфельфебель девяносто седьмого пехотного полка!

— Ротный?

— Батальонный.

— Почему дальше не пошел? Унтер для образованного немца это не пик возможностей. Не задумывался об офицерском чине?

— Не до того было, — признался Грабб. — Нас на Байкальском направлении так русские с китайцами прижали…

— Слышал. Это от безысходности они так огрызаются. Сам давно с передовой?

— Комиссован два месяца назад, герр оберстлёйтнант.

— Ранение?

— Контузия, — пояснил Вильгельм. — Зрение сильно после контузии упало. Признан негодным к военной службе.

— Это нормально, — добродушно кивнул Нойман — новый учитель ему определенно нравился, невзирая даже на слегка запущенный внешний вид. — У нас почти все наставники такие же отставники.

— А этот, который убежал, — Грабб указал глазами на дверь, за которой скрылся Анхельм, — тоже отставник.

— А что, похож? — прищурил один глаз Нойман.

— Совсем наоборот, — ухмыльнулся Вильгельм. — Пол виду — настоящий «пидрила». Как только таких служить призывают?

— Погоди, он еще и меня в чинах обгонит, — поиграл желваками Бургарт.

— Понял. Протекция и связи? — Грабб указал пальцем в потолок.

— Штабисты, — презрительно скривил губы начальник школы. — Гадючник еще тот!

— На передовую их надо…

— Тут у нас с тобой руки коротки. Сам-то как к нам попал?

— Получил направление через департамент оккупированных территорий… Я ведь до войны преподавал историю… Правда, в советской школе… И не долго… Но кое-какой опыт все же имеется.

— Тоже при красных комиссарах вырос? Из поволжских немцев?

— Из прибалтийских, — ответил Вильгельм.

— Это здорово! — обрадовался Нойман. — Значит, с языком проблем не будет.

— Так точно. Русским владею в совершенстве.

— Еще бы! — фыркнул Бургарт. — Ты вот что, поговори с Робертом Францем и Михаэлем Сандлером. Они тоже при советах выросли. Думаю, что общий язык найдете. Наставники они толковые, получше некоторых… Зайдешь к коменданту, получишь обмундирование, и все, что там причитается. И на постой он тебя определит. Ты, кстати, как семейный? — полюбопытствовал Нойман.

— Никак нет, в свободном полете, — ответил Вильгельм.

— Тогда тебе попроще будет — можешь поселиться на территории школы. У нас для наставников и учителей комнаты есть. Для семейных — маловато, но для одиноких в самый раз. Франц и Сандлер, кстати, там обитают. В общем, держи направление, — он протянул Граббу листок бумаги, — и давай к коменданту. Получай все необходимое, — вновь повторил он.

— Есть!

— С завтрашнего дня можешь начать обучение? Сотрудников не хватает, сам понимаешь, много времени на обустройство быта дать не могу.

— Я готов прямо сейчас…

— Сейчас не нужно! А вот завтра жду. Все свободен.

— Зиг Хайль! — щелкнул каблуками Грабб, затем он развернулся и покинул кабинет начальника школы.

— Хайль! — запоздало отозвался Нойман, переключившись на другие проблемы, ждущие его немедленного решения.

Грабб вышел на улицу, вдохнул полной грудью теплый летний воздух, пропитанный ароматом молодой листвы, и направился к большому, слегка покосившемуся от времени старому бараку, украшенному вывеской «Хозчасть». Возле открытых нараспашку ворот барака суетились обритые наголо мальчишки-курсанты, вытаскивающие из склада матрасы, которые комендант, видимо, решил просушить. Вильгельм зашел в темный барак, внутри которого явственно тянуло плесенью и, оглядевшись, заметил пожилого плешивого мужичка, командовавшего малолетними унтерменшами.

— Куда ты тянешь, Dussel (болван)? — взвизгнул мужичок, когда один из мальчишек неловко обрушил на пол целую пирамиду сложенных друг на друга матрасов. — Was glotzest du, Hundesohn (Чего вылупился, сукин сын)? — прошипел он, отвешивая пацаненку тяжелую затрещину.

Пацан ойкнул и схватился за ушибленное место.

— Hundedreck (Дерьмо собачье)! — Мужичонка сплюнул на пол, после чего наградил подзатыльниками всех мальчишек, кто на свою беду оказался с ним рядом. — Работать, ублюдки!

Мальчишки сноровисто подхватывали матрасы и быстро убегали с ними на улицу. За суетой мужичок не заметил подошедшего к нему Грабба.