Анатолий Дроздов - Хозяин дракона

«Не первую рать веду! – мысленно усмехнулся Горыня. – И лет мне не двадцать. Половцев пешцы остановят, но бояр в железе?»

– Глузд! – сказал воевода ближнему сотнику. – Поскачешь на пешцев. Поставь вперед бояр, у кого на конях бронь. Как размечут строй, пусть не секут пеших, а едут на конных. С пешими наши пешцы сладят. Вук и Дедята, скачите на конных, что справа и слева. Как завязнут в сече, Глузд ударит сзади. Ясно?

– Побьем их, батько! – засмеялся Вук, сын Горыни, самый молодой из сотников.

– Не кажи «гоп»! – нахмурился воевода, но не выдержал и улыбнулся.

– На луг вывести только конных! – распорядился Горыня. – Пусть Святояр думает, что здесь вся наша рать. Пешцам изготовиться и стоять позади. Там как раз низина, не увидят. Как конные поскачут, пусть бегут следом. Будет большая добыча!

«Хорошо бы Ростислава или Святояра в полон захватить! – помечтал воевода. – Или обоих сразу. Ох, и наградил бы Святослав! Только не выйдет, сбегут. Да и так ладно! Без войска Ростиславу только за стенами сидеть, а нового ему не собрать. Все земли опустошим, веси пожжем – с голоду подохнут!»

Конные сотни Великого вытягивались на луг и встали тремя полками, как велел воевода. Войско у Лысой Горы тоже замерло. Рати разделяло расстояние в два полета стрелы. Лица врагов видны, но черт не разобрать. Это хорошо. Тяжко скакать со смертоносным жалом в руке на человека, которого разглядел. Сниться убитый будет. В скачке не до разглядывания. Нужно править конем, чтоб не рыскнул в сторону, одновременно держать копье и щит, метя острым наконечником во вражий щит повыше умбона – чтоб разлетелся от разящего удара или проломился, изувечив хозяина, а наконечник копья вошел в мягкое тело…

Наступила та самая пронзительная заминка, когда люди, изготовившиеся к убийству, ждут, надеясь, что сеча не состоится. Пропоет рог, поскачут навстречу друг другу гонцы с предложением мира, князья и воеводы съедутся, станут рядиться и, договорившись, велят ворочаться по домам. Сколько раз так было! Никому неохота воевать со своими. Князья – и те десять раз подумают. Что говорить о дружиннике, которому не ряд подписывать, а голову на поле класть!

Хоть Горыня и желал этой сечи, но и он медлил, ожидая гонца. Лучше, конечно, разрешить котору миром. В сече белгородцам не устоять, но сколько дружинников и бояр не вернется в Киев! Сколько будет плача в домах, сколько детей осиротеет! Договориться можно. Ростислав горяч, но есть старый Святояр. Показать ему киевскую пешую дружину, и старый воевода поймет. Уговорит князя. Святослав тоже хочет мира. Срядиться бы, накрыть стол в шатре и отпраздновать бескровную победу!

Гонец все не ехал, и Горыня понял, что ждет напрасно. Он поднял руку в кольчужной перчатке. Протрубил рог, и конные полки двинулись. Сначала шагом. Затем, как возрастет расстояние меж рядами, кони перейдут на рысь, затем галоп… Страшен удар разогнавшейся по ровному месту конницы, никому не устоять…

Тонкий, пронзительный свист, донесшийся откуда-то сверху и перекрывший на мгновение шум тронувшего войска, не занял внимания воеводы. В следующий миг железный град обрушился на конные полки. Жалобно закричали, падая, кони, зазвенели пробиваемые доспехи, чавкнула земля, принимая в себя не нашедшее жертвы железо. Гридень впереди Горыни выронил щит и кулем свалился под копыта коня. Ничего не понимая, воевода увидел, как смешались передние ряды наступающих полков, как остановились и заметались всадники.

– Стоять! – заревел Горыня. – Стоять, блядины дети!

Нельзя было упустить миг. Откуда прилетели стрелы, разберутся позже, главное – не дать испугаться. Побегут – не остановишь! Услыхав рев воеводы, закричали сотники, поскакали вдоль рядов, грозя мечами. Помогло. Полки колыхнулись и стали сбиваться в ряды. Пронесло. Горыня, привстав на стременах, огляделся. Удар железных стрел пришелся по первым рядам полков, но особо досталось Глузду. Десятки коней валялись на лугу, уцелевшие всадники стояли на земле, но многие лежали недвижимо. «С полсотни! – оценил потери воевода. – Может, и более. Где Святояр поставил машину? В овраге? Вчера там было пусто!»

Воевода знал про машины, бросающие железные стрелы. Говорили, есть у ромеев. Горыня не испугался. Ростислав мог снестись с ромеями, а те помочь, отчего нет? Теперь воевода понимал, почему князь решился на рать. Не поможет! Заряжать машину железными стрелами долго. Войско доскачет к Лысой Горе, а туда не выстрелишь – свои перемешаются с чужими! Сейчас гридни отыщут схоронившихся стрелков…

Пронзительный свист прервал думы воеводы. В этот раз Горыня поднял голову. С неба летел железный дождь. Но страшно было даже не это. Крылатая тень, парившая под облаками…

– Господь-вседержитель! – перекрестился воевода.

Стрелы ударили страшно и безжалостно, как и в первый раз. Вокруг кричали, ржали, падали, но Горыня не отрывал взгляда от неба. Теперь вверх смотрело все войско. Тень, словно почувствовав, заскользила к лугу. Войско замерло в молчании, даже раненые притихли. Огромный крылатый змей, снизившись, пролетел вдоль линии киевлян, будто нарочно давая себя рассмотреть. На змее верхом сидели двое: первый – в кольчуге и шлеме, второй – в шапке и куяке. Змей летел так близко, что не составляло труда разглядеть лица всадников. Горыня машинально отметил, что второй, в шапке, совсем отрок. В следующий миг воевода с ужасом осознал, что не Ростислав со Святояром, а он попался на удочку.

Горыня яростно оглянулся. Князь велел взять в поход туровского лазутчика. Проникнув в Белгород, тот подтвердил гибель смока. Окажись гречин рядом, воевода изрубил бы его сам. Но слуга остался позади…

Смок, показав себя наступающему войску, полетел к Лысой Горе. Развернулся, проплыл над изготовившейся ратью Белгорода и, спустившись до высоты головы коня, понесся на киевлян. Огромный, начищенный до блеска нагрудник змея блестел на солнце, его жуткая голова, усеянная костяными выростами, была вытянута вперед, пасть раскрыта. Атакованное войско невольно попятилось.

«Стоять!» – хотел крикнуть Горыня, но не успел. Смок заревел. Этот рык, трубный, громогласный и леденящий душу до потери разума, разметал войско. Кони вставали на дыбы, сбрасывая всадников, метались в стороны, валя наземь других, били копытами, кусались… Войско превратилось в обезумевшую толпу. Усидевшие в седлах всадники поворачивали коней и, хлеща их плетками, бежали вспять. Остановить их было невозможно. Горыня, плотно затиснутый с боков, и не помышлял. Конница лавой потекла в низину, безжалостно опрокинула и стоптала свою же пехоту и, вырвавшись на простор, понеслась вскачь – как можно дальше от страшного места. Сильный породистый жеребец воеводы вынес его вперед. Оглядываясь, Горыня видел, как вслед бегущим киевлянам скачут белгородцы, их мечи сверкают на солнце и опускаются, разя врагов. Воевода переводил взгляд на небо, ожидая, что вот-вот мелькнет крылатая тень, обгонит конную толпу, развернется и пойдет на нее грудью, как только что на лугу. Кони встанут на дыбы и понесут всадников в обратную сторону – под мечи преследующих белгородцев. Ничто не спасет Горыню от позорного полона, а то и гибели…