Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

Когда, «уступив» Сильвестру, капитан личной королевской охраны граф Савиньяк провел кардинала в зимний сад, он едва не забыл, что сделал это по сговору, и невольно залюбовался достойной Иссерциала сценой.

— Мне показалось, ты увлекся, — сказал он вечером Алве.

— А мне показалось, что увлекся ты, — парировал тот. — Или лишней четвертью часа мы обязаны нескромности Сильвестра?

Тот вечер они завершили еще более нескромно, но кузинам Фарнэби это понравилось, а запертому в летних лагерях Эмилю — нет…

Лионель потянулся и отправился к маркграфу. Вольфганг-Иоганн сперва удивился, потом довольно расхохотался и предложил выпить. Разделявшая одиночество сюзерена черноволосая дама улыбнулась, разлила вино, извинилась и вышла «сменить платье».

Через четверть часа она вернулась с пухленькой блондинкой.

— Ко мне зашла моя подруга. — Черноволосая лукаво посмотрела на гостя. — У нее закончился алый шелк для вышивания… Я ее задержала. Я права?

— О да. — Платье вышивальщицы позволяло оценить высоту груди и нежность кожи. — Что вышивает ваша подруга?

— Леворукого, — захохотал маркграф, — клянусь торосами Агмарена, сегодня она вышивает Леворукого! И будет трудиться до утра.

— О, — прошептала подруга. — О… Я так люблю рукодельничать по ночам.

В покоях фаворитки маркграфа имелось несколько спален, и одна была выдержана в алых тонах. Когда в окне забрезжил рассвет, Савиньяк покинул спящую сном праведницы вышивальщицу, на груди которой уже проступили следы его ночного рвения. Впрочем, собственные плечи маршала тоже украшала обильная «вышивка».

400 год К. С. 10-й день Летних Молний

Это была странная мысль — забраться в Старый парк и затащить туда Марианну, но Робер выучился сходить с ума не хуже прочих. Двое рука об руку проскользнули мимо клюющих носом стражников и побежали сквозь ночь к источнику. Эпинэ не представлял, что его подруга столь проворна и столь вынослива. Когда впереди блеснул поймавший ущербный месяц поток, Робер задыхался, а Марианна лишь слегка улыбалась. Иноходец не заметил, когда и где она сбросила туфли и куда делись гребни и шпильки. Волосы женщины лились вторым водопадом, и в них, бросая вызов луне, светлел цветок.

— Куда ты? — Эпинэ удержал возлюбленную у самой воды. — Утонешь.

— Я? — удивилась та, широко раскрывая бездонные глаза. — Никогда… А разве мы не будем купаться?

— В Драконьем источнике? — не поверил своим ушам Робер. — Но это же невозможно!

— Почему? Ведь он зовет. Послушай… Он ждет, он хочет тебя напоить, он тебя помнит, любит и не оставит. Он всегда пребудет с тобою дальним плеском, звездной росою, ароматом полночных лилий, водопада жемчужной пылью, дрожью трав над зеленым плёсом, лунным гребнем в ивовых косах. Будет долгой твоя дорога от порога и до порога, от озерной сини к небесной, от дождя к полуденным песням…

— Марианна! Лэйе Астрапэ, я что, уснул?

— Ты устал… Ты долго уставал, но это проходит! Уже прошло.

— Действительно, уснул! Извини… Я видел тебя босой и с цветком в волосах. Только не помню с каким.

— Но тебе понравилось? — Женщина знакомо подняла бровь. На белой шее мерцал жемчуг, который он бросил в источник. Выходит, ожерелье достали, а он позабыл, сколько же всего он позабыл! Балбес, он даже не помнит, как и когда нашлась сама Марианна… Вечером, когда средь ивовых зарослей сверкнули плесы Жала, Робер мог лишь надеяться, что баронесса жива, что они выживут и будут вместе.

— Ты… Когда ты пришла?

— Зачем? Зачем думать об этом сейчас? Будет утро, будут слова…

Он отвык от вкуса ее губ, от покоя, от надежды, казалось, в мире не осталось ничего — только пепел, серый и сухой. Казалось… Больше не кажется! Эпинэ не представлял, что может любить так неистово, так радостно. Они потеряли друг друга, чтобы найти. Чтобы понять, как велика, как прекрасна любовь…

— Это только начало, Марианна. Только начало!

— Да… Начало… Да…

И снова поцелуи, ночная прохлада кожи, струящиеся черные пряди, тихие стоны, жемчуга под руками. У них случались такие ночи, почти такие — до подобного исступления прежде не доходило. Нужно было пройти огонь и стряхнуть с ног пепел. Нужно было почти сгореть…

— Монсеньор! Монсеньор… Проснитесь! Разрубленный Змей, неужели нельзя…

— Монсеньор! Нашлись! Еще бы не нашлись.

— Слышишь? Ты нашлась… Марианна!!!

Никого. Никого, но тогда почему он раздет и счастлив? Эти сны сведут с ума любого, и пусть сводят! Марианне он тоже снится, она говорила… Этой ночью они не были вместе и все-таки были, потому что живы, любят, чувствуют друг друга, сколько бы хорн их ни разделяло.

Робер выскочил из сарайчика, где ночевал, с улыбкой. Оказалось, снаружи холодно. По приречной низине стелился туман, из которого вырастали черные груды повозок и карет. Туман походил сразу на снег и облака, и еще он извивался белыми прядями. Неужели у ночи светлые волосы? Как странно…

— Монсеньор, — в шестнадцатый раз повторил сменивший Жильбера корнет, — тут…

— Уймись, дитя! — цыкнул знакомый голос. — Ну что, господин Проэмперадор? Доложу-ка я тебе, что Октавий жив, ну и мы заодно.

— Иоганн!

— Собственной персоной, — подтвердил заросший, но целехонький Мевен. — Думал лошадьми разжиться, а разжился начальством. Принимай командование, пока мы с Дэвидом друг друга не покусали.

— Дэвид? Где он?!

Оказалось, в трех хорнах ниже по течению Данара, вместе с принцем, королевскими регалиями и полутора сотнями солдат и слуг. От погромщиков река защитила, и она же стала новой угрозой. Из трех найденных во дворцовом хозяйстве барок лишь одна, самая на первый взгляд паршивая, оказалась более или менее в порядке, вторая подтекала, а уж третья, «парадная», — так вообще… Плыть дальше в дырявых лоханках не получалось, чинить лодки никто не умел, пришлось выбираться на берег. В рыбацкой деревушке отыскалось с полудюжины кляч, Мевен отправился на рекогносцировку и вечером налетел на разъезд церковников.

— Вот гляжу на тебя, — признался виконт, — и понимаю, что цел. Приятно, Леворукий побери! И ведь вроде ничего такого с нами не было, плыли себе и плыли, аж стыдно! Разве что под Перекатным пару залпов дали… Защищался там кто-то.

— Блор со своими. Без вас им бы конец, а так вырвались.

— Блор? Надо же!.. Ну и как он?

— Не хуже других, — понял намек Эпинэ. — А вот как Дэвид?

— Пока под седалищем горело, на человека походил, а сейчас опять в гроб лезет. У тебя приличной лошади не найдется? От моего скакуна рыбой прет… Чешуей его кормили, что ли? А Карваль что, правда пропал?

— Правда.

— Найдется. Не может быть, чтоб не нашелся.