Eldar Morgot - Звезда Даугрема

Вождь Истинных Ореархр покачал седой головой. Чуть трясущейся рукой бросил в костер толстую ветку. Поморщился, устраивая поудобнее ноющую ногу. Духи Леса, болят старые кости…

— Так значит, человек этот не простой?

— Не простой, — кивнул Эррохр, грызя кусок жареной оленины. — Разве обычный человек стал бы спасать Архра?

— Не об этом я, — отмахнулся вождь. — Там, у реки, когда пришел Гнилой бог снежных людей… Почему он не сожрал вас?

Эррохр отбросил кость и долго молчал. Гайхра сжала руку мужа. Притихшие мхецы, что сидели вокруг костра, терпеливо ждали ответа. Шипели ветки, сверкающие искры взметались вверх, к невидимому потолку пещеры.

— Больше ждать нельзя, — решительно произнес Ваадж. — Зезва, не дергайся ты, еще не режу!

Каспер сжал меч так, что побелели пальцы. Отец Кондрат тихо зашептал молитву. Зезва закрыл глаза. Чародей внимательно осмотрел кисть — черную, распухшую, с пульсирующей красной прожилкой на мизинце. Казалось, самый маленький палец жил своей жизнью, кожа возле ногтя время от времени шевелилась. Зезва уже морщился от боли.

— О, Дейла, — прошептал брат Кондрат. — Что это такое?

— Святой отец, подожди… — Ваадж долго смотрел на кисть. — Зезва, выпей. Будет больно. Очень больно.

Ныряльщик подавленно кивнул, взял из рук мага колбу. Поколебался немного и залпом выпил синюю жидкость. Тут же со сдавленным стоном едва не сполз под стол.

— Каспер, отче, помогите!

Глаза Зезвы закатились, из приоткрытого рта потекла бело-желтая пена, смешиваясь с кровью из прикушенной губы. Брат Кондрат и Каспер подхватили Зезву за локти. Тело Ныряльщика дергалось. Взмокший от напряжения Ваадж извлек нож из каминной решетки, придирчиво осмотрел красное, раскаленное лезвие. Повернулся.

— Держите крепче. Рука, рука!

Каспер схватил руку Зезвы, прижал к поверхности стола.

— К кисти не прикоснись, юноша! Зараза… Отче, готов?

Голова Зезва болталась из стороны в сторону, ничего не видящие глаза вращались в глазницах, рот скалился в животной усмешке, пузырилась пена, уже черная. Ваадж поднял нож.

Эррохр, наконец, заговорил, не спуская глаз с огня:

— Когда мы уже были совсем близко от человековских земель, Зезя показал мне левую руку. Пальцы и ладонь стали черными, кожа дергалась. Это, — лесной мхец поднял взгляд на вождя, — не морозная рана и не гниль… Там у реки, когда Гнилой нюхал его, он почуял Ночь.

Лесовики глухо заворчали, некоторые придвинули поближе копья и дубинки. Гайхра широко раскрыла глаза, приподнялась, чтобы взглянуть туда, где спал маленький Архр. Медленно села обратно и прижалась к мужу еще сильнее.

— Ночь, — повторил Ореархр, пожевал губами. — Этот Зезва — создание Ночи?

— Нет! — Эррохр сверкнул глазами. — Нет…

Ваадж вытер пот со лба. Кивнул Касперу.

— По моей команде, Победитель… Отче? Ну, раз, два, три…

Раскаленное лезвие опустилось. Зезва дернулся, закричал. Каспер и брат Кондрат выбивались из сил.

— Не отпускайте! — крикнул Ваадж, — отче держи марлю, ну?!

Зезва пришел в себя, простонал:

— Палец…

— Тише! — гаркнул Ваадж, сжимая в кулаке что-то маленькое, в окровавленной тряпке. — Подумаешь, мизинец, не причиндал же отхватили, так радуйся!.. Ага, вот он, голубчик…

Ныряльщик оперся о Каспера. Дикая, рваная боль сжигала кисть. Зезва покачнулся, и неминуемо бы упал, если бы Победитель не поддержал его.

— Осторожно!

— Спасибо, друг Победитель… Ох, курвова могила…

Отец Кондрат между тем старательно бинтовал кисть, приговаривая: — Ничего, сын мой, просто палец… Пустяки, Ормаз свидетель. Не дергайся, уф! Так, хорошо, гуляй.

— Курвин корень…

Бережно прижимая к груди забинтованную руку, Зезва подошел к столу, где Ваадж продолжал прижимать к доскам поверхности насквозь пропитанный кровью комок материи. Каспер и брат Кондрат уже были там.

— Считай, тебе повезло, — хрипло сказал Ваадж. — А ну-ка, что тут у нас?

Маленький комочек под пальцами дернулся, раздалось шипение, и отец Кондрат отскочил назад, громко воззвав к Дейле. Каспер остался стоять на месте, лишь побледнел пуще прежнего. Ваадж криво улыбался.

— Ночь не смогла захватить человека Зезву, — Эррохр рыкнул, ударил кулаком по ладони. — Лишь попыталась! Но он оказался сильнее, почти две ночи боролся с ней. Потом мы расстались, что случилось с ним дальше, не знаю…

— Так вот почему Гнилой не захотел вас есть, — протянул Ореархр. — Почуял Ночь в этом человеке. Надо же, клянусь Духами Леса! Испугался! А потом взял и слопал вонючего снеговика, хо! А твой Зезва…

— Я обязан ему жизнью сына, — глухо произнес Эррохр. — Быть может, мы никогда с ним не встретимся, и я даже не знаю, жив ли он, но я знаю одно, — лесной мхец поднял косматую голову, — он храбрый сердцем и душой. Он как Истинный, сын леса!

Костер шипел и плевался искрами. Мхецы долго молчали, прежде чем снова вернуться к неспешному разговору. Дел-то невпроворот. Скоро выступать на юг, подальше от этих земель, где стало слишком много человеков.

Гайхра уже давно ушла к сыну. Эррохр пришел поздно, сел рядом с женой и сыном. Долго смотрел на их спящие лица. Ласково рыкнул и лег рядом, обняв Архра. От дымившего костра шел слабый запах оленины. Эррохр улыбнулся. Храбрый сердцем и душой этот Зезва.

Ваадж обвел всех взглядом и медленно развернул марлю. Оттуда высунулся маленький, тоненький отросток, похожий на дождевого червя. Зезва сдержал крик, отшатнулся. Каспер выругался.

— Что, — ухмыльнулся маг, — узнал, э?

— Дзап?! — прошептал Зезва. — Так это… это же…

— Вот именно, — кивнул чародей, ловко схватил извивающееся тельце и засунул маленького дзапа в банку с дурно пахнувшей жидкостью. Червячок пару раз дернулся и замер.

— Сдох, прости Дейла! — пробормотал брат Кондрат, вытирая пот со лба. — Ваадж, сын мой, неужели Зезва превратился бы в каджа?

— Нет, — маг внимательно рассматривал банку, вертя ее перед глазами. — К счастью, это не так просто, иначе весь Мзум кишел бы змееголовыми. Но еще пара дней, и никто на свете не помог бы нашему другу Ныряльщику. Кроме каджей, а они знали, что делают. Да. — Ваадж поставил банку на стол, повернулся к Зезве. — Этот замечательный червячок убил бы тебя. Твоих способностей хватило лишь на то, чтобы временно загнать его в руку, поближе к пальцам. Плохо, друг Ныряльщик. Теперь ты вряд ли сможешь в ближайшие месяцы…

Зезва поднял глаза.

— Знаю. Моя сумка пуста, а твой меч, чародей, достался каджам…

Ныряльщик еще раз взглянул на банку и направился к дверям.

— Куда ты? Тебе нужно немедленно отдыхать!

Зезва не ответил, лишь сильнее прижал к груди забинтованную руку. Скривился от боли. Скрипнули петлицы, и он скрылся в коридоре. Ваадж покачал головой и снова вернулся к рассматриванию безжизненного червяка в банке.