Александр Костожихин - И станешь ты богом

Солнце плавило свои лучи в солёных водах Варяжского моря, яростно кричали чайки. Волны с лёгким шуршанием накатывались на белый, пологий песчаный пляж. Шагах в ста от пляжа угрюмо громоздились чёрно-серые выветрелые останцы с засохшими стволами елей. Вдали виднелись изрезанные долинами горы, покрытые густым лесом. С гор в долины, в радужном сиянии брызг и белой пены, низвергались водопады.

В устье реки, что вытекала из горного озера Хаммаршён, впадая в бухту Ханёбуктен, на левом её берегу, стояла деревня свеев, шведских викингов из рода Охус.

Вытащенные на берег, гордо вздымали свои носы несколько боевых хищных драккаров; подобно коровам, благодушно топорщили пузатые бока торговые кнорры.

Жизнь в деревне шла своим чередом, как и в сотнях других деревень викингов: зимой – пиры, охота, рыбалка; как только по весне стаивал лёд и сходили снега – воины шли в набеги. А то, бывало, и сами отбивались – от пруссов или вендов.

Десять лет назад Ингрельд, молодой свей, в одночасье потерял всех своих родных. Так было угодно богам, что и родители, и все братья и сёстры Ингрельда умерли во время эпидемии чумы. За исключением маленькой, хрупкой Бирты. Оправдывая своё имя – «Яркая», как звёздочка на небосклоне в тёмную ночь, сияла она своей неземной, нездешней красотой. Братской нежной любовью окутывал её Ингрельд, берёг и холил. В благодарность за это Бирта долгими зимними вечерами пела ему героические саги о богатырях, о далёких землях, о кровавых битвах; о том, как тоскует девушка, ожидая из дальнего похода своего любимого. Никто не знал этих песен столько и так хорошо, как знала Бирта. Люди заслушивались и замолкали, когда начинала она петь.

Но – «Пришла беда – отворяй ворота»! Влюбилась его сестрёнка в телохранителя конунга – берсеркера Гнупа. Этот воин действительно был огромен и могуч, как утёс, о который вдребезги расшибаются, превращаясь в белую пену, даже самые сильные волны. Недаром его имя означало «Крутая скала».

Был Гнуп красив той особенной, мужской, свирепой красотой, которая обычно нравится хрупким и нежным женщинам, какой была Бирта. Но при этом оставался равнодушным Гнуп ко всему, что не имело отношения к яростному кровавому бою. Может быть, особая настойка из мухоморов на него так действовала, а может, что-то еще другое. Как известно, чужая душа – потёмки.

Ингрельд был против того, чтобы его сестра стала женой Гнупа. Однако, несмотря на то, что он, после смерти всех родных, стал старшим в семье, его слово уже не было законом для подросшей Бирты, ибо, как было издавна заведено в Скандинавии, начиная с пятнадцати весён девушка имела право сама выбирать себе мужа. Слово родителей оставалось лишь за приданым – могли и отказать, коли жених не по душе.

Как уже говорилось, клан Ингрельда состоял теперь всего из двух человек, однако скарба у них имелось предостаточно, а посему они считались людьми богатыми. Только одного только богатства недостаточно для всеобщего уважения. Что касается Бирты, то ей воздавали должное не только за ее песни, но и как одной из лучших рукодельниц в деревне. Ингрельд же считался отважным, сильным и умелым воином. Два десятка рабов, пленённых им в набегах, работали по хозяйству под мудрым руководством его сестры. Тучнело и множилось стадо, дом наполнялся диковинными вещами, добытыми храбрым свеем в военных походах.

За Гнупом Ингрельд знал одну странность: быть с женщиной тот мог только в состоянии опьянения напитка из мухоморов, предварительно до полусмерти её избив. Происходило это в походах, в захваченных ими деревнях или городах. Насилие при захвате – норма. Поэтому никто не обращал внимания на такое его поведение, а вот Ингрельд отметил и запомнил.

Однако, как говорится, любовь зла, полюбишь и вонючего козла.

Гнупу же, в свою очередь, льстило, что такая девушка, как Бирта, обращает на него внимание. И он решился.

Ранней весной пришли к Ингрельду родители Гнупа свататься. Задарили его богатыми подарками. Заглянув в ждущие ответа глаза сестры, Ингрельд не решился отказать. Дал согласие. Одарил гостей, в свою очередь, не менее щедрыми дарами. Обе семьи еще несколько раз потом ходили друг к другу в гости, договаривались о приданом для невесты, подарках жениха и о дате свадьбы.

В первый день первого летнего месяца окрестности деревни огласились звуками нарядно одетой процессии. Из деревни выдвинулась шумная многотысячная толпа в праздничных, пурпурно-красно-синих одеждах, отблескивающих прошивкой из золотых нитей. На праздник были приглашены жители всех близлежащих деревень, и теперь вся эта пёстрая орава людей издавала такой шум, распевая песни, дудя в рога и просто крича, что оглушённые птицы валились с неба – ибо всем было известно, что чем громче и шумнее будет, тем больше напастей удастся прогнать от семьи, тем крепче будет брак.

Потом было всё, что полагается в таких случаях: молодой жених на руках пронёс счастливую невесту во двор, мимо ломящихся от еды и хмельных напитков столов; затем был обмен кольцами, которые конунг протянул молодым на острие меча, и – торжественное взятие молодой женой меча мужа себе на хранение. Этот меч будущая мать должна будет потом подарить их сыну-первенцу. После первого дня последовало еще недельное гуляние. Пьяные валялись под столами, как убитые на поле боя. А сперва было «похищение» невесты с последующим выкупом; затем разыграли в честь молодых «битву» – разумеется, без никому не нужной крови. Словом, было все, как и положено на доброй свадьбе.

Во время свадьбы, а также в течение первого месяца после неё, молодожёны обязывали, по старинному мудрому обычаю, пить не хмельные напитки, а специально сваренный для них медовый напиток, поскольку ребенок должен быть зачат не одурманенным алкоголем семенем, но семенем чистым и здоровым; отсюда, кстати, и пошло название: медовый месяц. В этот медовый месяц молодожёнам запрещалось работать, воевать и заниматься хозяйством. Только друг другу должны были они отдавать все свои силы и помыслы. Однако Ингрельд ещё на свадьбе заметил, как Гнуп тайком приложился к заветной фляжке с настоем из мухоморов, и заныла у него душа в предчувствии наступающей беды.

Наступили будни.

Только теперь Ингрельд в полной мере понял, как ему не хватает Бирты, ибо все хозяйственные заботы упали на его плечи. И он стал всерьёз подумывать о женитьбе на приглянувшейся ему молодой вдове, с которой они иногда встречались, провожали закат, просыпались на заре. А что? Мужчина он видный, богатый. Можно и хозяйку в дом привести. Девок ему не надо, а вот вдовушка – в самый раз. Её дочь будет дочерью и ему, он будет этому только рад. У вдовушки уже своё сложившееся хозяйство, опыт его ведения, у него – своё, и немалое. Так что от такого союза оба они только выиграют. Да и чем они не пара – оба молоды, красивы, зажиточны. Ингрельд всем известен не только своим достатком, но отвагой и мужеством, доблестью воинской. За них его уважают. Да и о наследнике пора подумать. Надо вот только с Биртой посоветоваться – попросить её, чтобы сходила к вдове и поговорила с ней. Нет ведь больше никого у них – ни матушки, ни батюшки. Кому еще их роль в сватовстве исполнять, как не сестрёнке?