Сергей Шведов - Око Соломона

– В таком случае, я подожду Адель на свежем воздухе. Ей здесь действительно не место.

– Ты упомянул о скверных вестях, – напомнил забывчивому шевалье Венцелин.

– Боэмунд Тарентский прибыл в Константинополь. И не нашел ничего лучше, как сразу же принести вассальную присягу императору.

– И что же в этом плохого? – удивился Венцелин.

– Мы с благородным Гуго собирались его долго уговаривать, не без пользы для своей мошны, естественно. Но хитрый нурман вдребезги разбил все наши надежды.

Венцелин засмеялся, Лузарш махнул в его сторону рукой и направился к выходу. В дверях он едва не столкнулся с рыцарем, входившим в трактир. Ни Глеб, ни загадочный рыцарь не обменялись ни словом, зато они вежливо раскланялись друг с другом, из чего Венцелин заключил, что эти двое знакомы. Рыцарь оглядел трактир, махнул служке, бросившемуся со всех ног на его зов, и присел за стол рядом с Алдаром. Правая рука рыцаря легла на стол, и Венцелин, хотя и располагался от незнакомца в десяти шагах, все-таки сумел разглядеть перстень на его среднем пальце.

– Подай мне вина, – приказал рыцарь на таком скверном греческом, что растерявшийся служка с трудом его понял.

Алдар наклонился к рыцарю и что-то прошептал ему на ухо. Смуглая кисть печенега легла на стол рядом с рукой гостя. Через мгновение оба словно по команде спрятали руки под стол – опознание состоялось. Алдар заговорил медленно и негромко. Рыцарь слушал его молча. Потом встрепенулся и произнес несколько отрывочных фраз. Похоже, чужак очень плохо понимал по-гречески, и Алдару пришлось подыскивать слова, чтобы смысл его речи дошел до собеседника. Дважды было произнесено слово «Жоффруа» и трижды – «Эдесса». Рыцарь, наконец, понял, он кивнул головой и потерял к Алдару всякий интерес. Впрочем, печенег не стал задерживаться за столом, через мгновение он покинул заведение. Незнакомец огляделся по сторонам, осушил кружку, поднесенную ему служкой, расплатился и направился к выходу. От дверей он обернулся и вперил взгляд в Венцелина. Последний так и не понял – то ли рыцарь собирался бросить ему вызов, то ли просто пытался запомнить лицо подозрительного субъекта. Венцелин приветливо помахал ему рукой. Рыцарь оскалился, кивнул и исчез за дверью.

У входа Венцелина ожидали Лузарш с Алдаром, приплясывающие на ветру. Шевалье что-то бурчал себе под нос, видимо проклинал холодную январскую погоду. Ветер дул с моря, и хотя заведение дядюшки Афрания было расположено довольно далеко от порта, промозглая сырость проникала и сюда.

– Мне показалось, что ты узнал рыцаря, – повернулся Венцелин к Глебу.

– Однажды он приезжал в мой замок, – не стал отрицать шевалье. – Благородный Вальтер фон Зальц верный пес императора Генриха. А сюда он прибыл за царской кровью. Вот я и думаю, Венцелин, не ты ли собираешься снабдить его этим ценным продуктом?

– Я не торгую кровью, – криво усмехнулся Гаст. – Тем более царской.

– А кто торгует? – глянул ему прямо в глаза Глеб.

– Мэтр Жоффруа. Именно его посланца изображал сегодня мой друг Алдар.

– А где этот посланец?

– Мне кажется, он умер, – задумчиво проговорил печенег.

– Очухался, – возразил из-за спины Венцелина кузнец Бланшар. – Такого дал стрекача, только подошвы засверкали.

– А вот и моя дама, – встрепенулся шевалье и бросился к закрытым носилкам, которые тащили четверо дюжих слуг. – Гвидо, приведи коня.

Верный оруженосец благородного шевалье прятался, видимо, где-то за углом. Во всяком случае, через мгновение он появился у носилок, с двумя конями в поводу. К удивлению заинтересованных зрителей, из носилок выскользнул одетый на византийский манер мальчик, который тут же был подхвачен в седло расторопным Лузаршем.

– Не понял, – задумчиво произнес Алдар. – Наш друг шевалье поменял предпочтения?

– Это виконтесса, – засмеялся Венцелин. – Чего не сделаешь ради милого дружка.

– Мне показалось, что шевалье де Лузарш знаком не только с рыцарем фон Зальцем, но с мэтром Жоффруа, – сказал Алдар, скосив глаза на Венцелина.

– Очень может быть, – согласился с печенегом Гаст. – Но мы пока не будем мешать благородному Глебу в его любовных утехах.

Крестоносное ополчение переправилось через Босфор в начале мая, не встретив поначалу ни малейшего сопротивления на землях Румийского султаната. Создавалось впечатление, что Кылыч-Арслан, разгромивший усилиями бека Ильхана ополчение Петра Отшельника, решил, что хвастливые франки не рискнут сунуться в его владения. Тем более что у султана был давний и, как ему казалось, самый страшный враг, эмир Гази Даншименд. Вот уже несколько месяцев Кылыч-Арслан осаждал Мелитену и очень надеялся, что этот давно перезревший плод вот-вот упадет к его ногам. Султан был настолько уверен в непобедимости своих сельджуков, что даже не позаботился о столице, позволив крестоносцам взять ее в кольцо.

Город Никея раскинулся на берегу одного из самых красивых озер Вифании. Высота никейских стен достигала девяти метров, ширина – от четырех до шести. Каменные башни возвышались над стеной через каждые пятьдесят шагов. Город был настолько велик, что крестоносное ополчение не смогло охватить его полностью. Особенно беспокоила предводителей южная часть стены, доставшаяся графу Тулузскому. Благородный Раймунд хоть и имел под своим началом большую армию, все-таки не сумел перекрыть сразу все выходы из города. Тулузцы еще только занимали свои позиции, когда из Никеи вылетели на рысях около тысячи сельджуков и атаковали растерявшихся крестоносцев. Пехотинцы, выстроившиеся в каре, пытались сдержать натиск конницы, им на помощь уже спешили рыцари. Граф Тулузский, которого чаще именовали Сен-Жиллем, по названию замка, которым он владел, считал себя опытным полководцем и нисколько не сомневался, что сумеет отразить вылазку турецкого гарнизона. Благородному Раймунду давно уже перевалило за пятьдесят, он первым поддержал благочестивое начинание папы Урбана, и был совершенно уверен, что крестоносцы именно его выберут главой похода. Увы, своенравные бароны рассудили по иному, и на своем последнем перед началом переправы через Босфор сходе отдали свои голоса за Готфрида Бульонского, чьи полководческие дарования вызывали большие сомнения не только у графа Сен-Жилля. Обиженный на весь белый свет благородный Раймунд поклялся в одиночку взять Никею, что с его стороны было весьма опрометчивым решением. Многие бароны и рыцари из его окружения полагали, что столица Румийского султаната если и падет, то только благодаря объединенным усилиям крестоносцев и византийцев. Ближайшие к Сен-Жиллю рыцари, такие как Гуго де Пейн и Годфруа де Сент-Омер, настоятельно советовали графу послать гонцов за помощью, если не к Готфриду Бульонскому, то хотя бы к Гуго Вермондуа, чьи рыцари располагались в миле от лагеря провансальцев. Однако благородный Раймунд только рукой махнул в их сторону. И, надо признать, у графа для подобного поведения были очень серьезные основания. Его рыцари, выстроившиеся, наконец, в ряд, слаженно и мощно атаковали сельджуков, замешкавшихся на виду у пешей фаланги. Удар крестоносной кавалерии был настолько сокрушительным, что турки почти сразу обратились в бегство.