Сергей Шведов - Старец Горы

– А по моим сведениям, этот победоносный полководец был дважды на голову разбит сарацинами, попал к ним в плен и с большим трудом вырвался на свободу. И знаешь, кто помог ему в этом?

– Кто? – заинтересовался Филипп.

– Шевалье де Лузарш, ныне ставший бароном.

Король захохотал неожиданно громко и раскатисто, благородный Пьер смотрел на него с удивлением.

– Я всегда верил в умение Глеба устраиваться в жизни. Отчаянной смелости человек.

– Возможно, – сухо отозвался Рошфор. – Но теперь по его милости у нас появилась головная боль, от которой, боюсь, мы не скоро избавимся.

– А от кого ты узнал подробности о злоключениях Боэмунда?

– От брата Жерома, который ездил в Рим по поручению аббата Адама. Монах опередил Боэмунда на сутки, так что у нас очень мало времени, чтобы приготовиться к встрече высокого гостя.

– Ты уж постарайся, Пьер, – нахмурился Филипп. – Негоже королю Франции ронять себя в глазах залетного нурмана.

– Я сделаю все, что в человеческих силах, государь, – склонился в поклоне Рошфор.

Благородный Пьер владел в Париже усадьбой, обнесенной крепкой стеной, с вполне приличным по городским меркам парком. Украшением усадьбы являлся трехэтажный палас, выстроенный в римском стиле, и превосходивший роскошью убранства и размерами королевский. Король Филипп поручил привередливого гостя своему старому другу, в надежде на то, что Пьер де Рошфор сумеет не только с достоинством принять, но и разместить крестоносца и его многочисленную свиту. Вернувшись домой, благородный Пьер, вызвал мажордома и отдал ему необходимые распоряжения.

– А вам не кажется неудобным, сир, что покои, выделенные благородному Боэмунду, уж слишком близко расположены к личным покоям благородной Люсьены.

– И что с того? – вперил Пьер холодный взгляд в растерявшегося слугу.

– Как вам будет угодно, сир, – склонился в поклоне мажордом.

– Передай Гийому и Рене, что я жду их сегодня за ужином.

Пьер де Рошфор был невысокого мнения о своих единокровных братьях, хотя старательно опекал их едва ли не с первых дней появления на свет. Особенно младшего Рене, ныне смазливого, в мать, шалопая уже достигшего двадцатилетнего рубежа. Отец Пьера вдовствовал без малого пятнадцать лет, чтобы под уклон годов вступить в повторный брак, весьма выгодный в материальном отношении, но не принесший ему счастья. Благородная Флора оказалась моложе мужа на тридцать пять лет и не отличалась примерным нравом. В своем легкомыслии она дошла до того, что соблазнила пасынка, превосходившего, к слову, ее годами, и эта противоестественная связь легла тяжким бременем на совесть Пьера де Рошфора. Он даже не мог с уверенностью сказать, кем приходится ему благородный Рене, братом или сыном. Гийом был почти на шесть лет старше Рене, и именно его благородный Пьер сделал наследником своих земель и состояния. В отличие от изнеженного Рене, вконец испорченного заботливой матерью, Гийом слыл отважным воином и искусным бойцом, не раз одерживавшим победы на рыцарских турнирах. Единственным его недостатком была прямолинейность, но благородный Пьер надеялся, что со временем Гийом обретет необходимый опыт в общении с сильными мира сего.

Рене явился не один, а в сопровождении закадычного друга, шевалье де Шелона, одного из самых преданных сторонников графа де Рошфора. О благородном Гишаре по Парижу гуляли разные слухи, в том числе и весьма непристойного свойства, но Пьер пропускал их мимо ушей, ибо ценил в Шелоне решительность и неразборчивость в средствах при достижении цели. Молва называла Гишара любовником благородной Люсьены, но граф отлично знал, что это наглая ложь, ибо у Шелона были совсем другие пристрастия. Гишару де Шелону покровительствовал аббат Адам, доводившийся шевалье дальним родственником. Впрочем, их, кажется, связывали и иные неблаговидные дела, но графа де Рошфора они мало волновали. Гийом опоздал к ужину – его задержала Люсьена, которой захотелось показать дяде свой наряд, в котором она готовилась встретить отважного крестоносца.

– Значит, в Париже о приезде Боэмунда уже знают, – нахмурился Пьер.

– Об этом говорит весь город, – подтвердил Гийом. – Люсьена утверждает, что король Филипп приготовил для нурмана сюрприз.

– Какой еще сюрприз? – насторожился граф Рошфор.

– Король собирается отдать за Боэмунда свою дочь Констанцию, дабы угодить папе Пасхалию, очарованному доблестным крестоносцем.

Благородная Люсьена хоть и слыла особой легкомысленной и острой на язычок, но в ее пронырливости и умении раскрывать чужие секреты Пьер не сомневался. К сожалению, дочери графа де Рошфора не удалось покорить сердце своего жениха, благородного Людовика, зато она втерлась в доверие к его сестре Констанции, которая не чаяла в ней души и охотно делилась девичьими тайнами.

– Констанция не стремится к этому браку, ибо считает нурмана мужланом и варваром, недостойным столь просвещенной особы, каковой она по собственному убеждению является.

Граф де Рошфор был поражен коварством старого друга Филиппа. Вопрос о браке Констанции с Рене Пьер считал почти решенным. Правда, состояться он должен был через год после свадьбы наследника престола, дабы не порождать ропота среди вассалов и без того недовольных возвышением Рошфоров.

– Странно, – поморщился Пьер. – Сегодня я встречался с аббатом Сен-Жерменским, но преподобный Адам даже не заикнулся о намерении Филиппа.

– О предстоящем браке хлопочет не аббат, а приор Сегюр, верный друг и наперсник Людовика, – пояснил Гийом. – Сегюр хоть и молод, но далеко не глуп. И наверняка граф Гарланд уже привлек его на свою сторону.

– А о чем ты, благородный Пьер, разговаривал с аббатом? – спросил до сих пор молчавший Шелон, глядя на графа умными серыми глазами.

– Разговор шел о тебе, шевалье, – покачал головой Рошфор. – Брат Жослен видел в свите Боэмунда Этьена де Гранье и даже имел с ним непродолжительную беседу. Речь, как ты догадываешься, шла о замке. Том самом замке, где ты, благородный Гишар, чувствуешь себя полновластным хозяином.

Замок Гранье и прилегающие к нему земли, благородные Этьен заложил Сен-Жерменскому аббатству с правом выкупа в течение десяти лет. Так поступали многие крестоносцы, поверившие заверениям папы Урбана о том, что их имущество будет сохранено святой церковью и возвращено владельцу по первому же требованию. Разумеется, после выплаты оговоренной суммы. Папа Пасхалий это обещания Урбана подтвердил, более того сместил и наказал нескольких аббатов, нарушивших слово и распорядившихся чужой собственностью в ущерб прежним владельцам. Другое дело, что немало крестоносцев сгинуло в Святой земле, не оставив законных наследников, и их имущество отошло заимодавцам. Этьен де Гранье до сего дня тоже числился в погибших, а потому преподобный Адам уступил домогательствам своего родственника и передал замок в распоряжение Гишара де Шелона. Граф де Рошфор тоже немало поспособствовал этому опрометчивому решению и тем самым ввел в грех аббата Сен-Жерменского. Замок Гранье был расположен в десяти милях от Парижа и имел важное стратегическое значение. Это понимал король Филипп, это понимал и граф Рошфор, сумевший посадить там своего человека.