Сергей Шведов - Старец Горы

– Где-то я уже слышал это имя, – произнес Михаил, поглаживая бородку.

– Ролан де Бове участвовал в освобождении Болдуина де Бурка и Жослена де Куртене, – любезно напомнил бек собеседнику о недавних событиях.

– Досадно, конечно, – пожал плечами протовестиарий. – Но ведь нам это пошло скорее на пользу, чем во вред.

– Есть еще одно обстоятельство, сиятельный Михаил, о котором тебе следует знать, – понизил голос почти до шепота Саббах. – Именно Ролан де Бове обвел вокруг пальца почтенно Андроника, заключив за его спиной мирный договор с Ридваном Халебским. Пятеро ряженых окропили кровью мостовую города, а крестоносец проник во дворец эмира другой дорогой.

Вообще-то у почтенного Андроника и раньше случались неудачи, а одна из них даже обошлась протовестиарию в огромную сумму денег, не говоря уже о немилости басилевса, но прежде исмаилит реагировал на свои провалы более сдержано.

– Ролан де Бове связан с ассасинами? – впился глазами в лицо собеседника Михаил, но почтенный Саббах в ответ лишь прижал палец к губам и укоризненно покачал головой. Раскрывать тайны своей секты первому встречному он явно не собирался, и хотя протовестиарий давно уже ходил в друзьях исмаилитов, этого слишком мало, чтобы быть посвященным во все их тайны. Тем не менее, Михаил рискнул обратиться с просьбой о помощи к расстроенному даису Сирии и нашел у него понимание. Андроник согласился с протовестиарием, что союз между басилевсом и султаном принесет пользу, как византийцам, так и мусульманам. Разумеется, это согласие стоило Михаилу немалых денег, зато он обрел в лице исмаилитов очень деятельных помощников. Втянуть султана Мухаммада в войну с крестоносцами было давним желанием Алексея Комнина, ради этого он готов был многим поступиться и не скупился на расходы. Но для того, чтобы поднять на борьбу с пришельцами обленившихся эмиров, одного султанского слова мало. Это понимал и Михаил, и его союзники-исмаилиты. Мусульманские правители ревниво относились к усилению султанской власти и не раз вступали в сговор с франками, только бы обуздать Мухаммада.

– Джихад нужен, – сказал Андроник, успевший за несколько дней, проведенных в Багдаде, вернуть себе привычное расположение духа.

Саббах охотно поддержал даиса. Только священная война против неверных могла объединить эмиров вокруг султана и халифа и направить их мысли и усилия в нужную сторону. Михаил опасался, что джихад, объявленный против крестоносцев, может обернуться бедой для всех христиан, живущих на востоке и в частности для византийцев. К сожалению, другого выхода у него не было – приходилось рисковать.

В Багдаде скопилось несколько тысяч ревностных мусульман, вынужденных бежать с земель близ Дамаска и Халеба, захваченных крестоносцами. Терять этим людям было нечего, а потому они с охотой слушали безумные речи Хусейна ибн Ридвана, призывающего к войне с пособниками шайтана. Михаил уже успел познакомиться с беком Хусейном и без труда распознал в нем фанатика, готового идти по трупам к цели, неясной даже для него самого. Как Андронику удалось поладить с этим зверем в человеческом обличье, Михаил до поры не знал, но почтенный Саббах не замедлил прояснить ситуацию. Хусейн оказался не только религиозным фанатиком, но и законченным негодяем. Его связи с женщинами почти всегда заканчивались убийством. В Халебе об этом знали многие, а потому сын Ридвана до сих пор ходил холостым. Зато наложниц он истребил без числа. Во всяком случае, Саббах затруднился назвать потрясенному Михаилу точную цифру, но счет в любом случае шел на десятки, если не на сотни, несчастных женщин.

– Воля твоя, протовестиарий, но я придушил бы этого ублюдка не задумываясь, – вздохнул Саббах, – но, к сожалению, у почтенного Андроника на бека Хусейна свои виды. Вот почему он поставляет ему потаскух, обреченных на заклание.

И, надо признать, сын Ридвана с блеском оправдал надежды даиса Сирии. Он увлек за собой огромную толпу фанатиков, которые разметали стражников, охраняющих покой халифа, и ворвались в дворцовую мечеть в тот самый момент, когда аль-Мустазхирь возносил молитвы Аллаху. Это было неслыханное святотатство, ничего подобного Багдад еще не знал. Фанатики бесновались вокруг потрясенного халифа, рвали на себе одежды и окропляли кровью ковры мечети. А от их воплей у аль-Мустазхиря заложило уши:

– Джихад! Джихад! Джихад!

Телохранителям халифа с большим трудом удалось вырвать аль-Мустазхиря из рук безумцев, а вытеснить их из дворца они смогли только с помощью гвардейцев султана Мухаммада, пустивших в ход мечи и сабли. Сам султан, стройный среднего роста мужчина, с непроницаемым, словно из мрамора вытесанным лицом, проводил халифа до дворца, поддерживая его под руку. Аль-Мустазхирь был старше Мухаммада лет на пятнадцать, а потому, наверное, гораздо острее пережил случившуюся неприятность. Едва ли не впервые в жизни халиф почувствовал себя простым смертным, чья жизнь может быть оборвана одним ударом кинжала, и испытал по этому поводу целую гамму чувств, прежде ему неведомых.

– Иными словами, халиф испугался, – констатировал очевидное Михаил.

– Он не просто испугался, он пришел в ужас, – усмехнулся Андроник. – И повелел казнить всех участников нападения, которое он назвал мятежом.

– Надеюсь, нас все-таки не повесят, – задумчиво проговорил Саббах.

Разумеется, и бек, и даис, не говоря уже о протовестиарии Михаиле, в безумствах фанатиков не участвовали и даже близко не подходили к беснующейся толпе, но многие осведомленные люди в Багдаде знали об их тесных отношениях с Хусейном, которого уже объявили главным организатором заговора против священной особы халифа. Сын эмира Ридвана был схвачен гвардейцами султана и брошен в подземелье. О его казни говорили, как о деле решенном, и только почтенный Андроник продолжал на что-то надеется, повергая не на шутку перетрусившего Саббаха в ярость. Каирец настаивал на немедленном бегстве, и сиятельный Михаил уже готов был разделить его мнение. В толпе не раз упоминали византийского басилевса, как врага крестоносцев и упрекали халифа и султана в том, что их равнодушие к судьбе несчастных мусульман, стонущих под гнетом пришельцев, удивляет даже христиан. Если аль-Мустазхирь и пропустил мимо ушей эти слова, то, надо полагать, найдутся люди, которые ему о них напомнят. И тогда Михаила даже статус посла не спасет от гнева халифа.

– Не все так плохо, – утешил своих перепуганных соратников Андроник. – У нас появился могущественный союзник – Мавлуд Мосульский.

Эмиры Мосула носили еще и титул атабеков, то бишь воспитателей наследника султана. И в случае войны именно атабек возглавлял мусульманское ополчение. Так сложилось с незапамятных времен, и пока что ни халиф, ни султан не собирались отменять обычай, унаследованный от предков. О Мавлуде сиятельный Михаил не знал практически ничего, и это обстоятельство его слегка беспокоило. Если верить Андронику, то новый атабек считался одним из самых преданных сподвижников султана Мухаммада, одержавшим немало побед над беками Беркйарука. Ныне Беркйарук уже ушел в мир иной, и Мавлуд, похоже, рвался подтвердить свою славу полководца в борьбе с неверными. То, что он сам напросился на встречу с послом басилевса, говорило, по меньшей мере, о его уме и осторожности. Похоже, в свите султана верх взяли беки, которые считали своими врагами не вообще христиан, а именно крестоносцев, как людей пришлых и чуждых Востоку.