Наталия Фейгина - Цветок Фантоса. Романс для княгини

Радх тыльной стороной пальцев коснулся девичьего лица, провёл от щеки к подбородку, наслаждаясь нежностью кожи, потом кончиками пальцев скользнул от подбородка вверх по щеке и дальше, за ушко, к затылку.

– Тебе виднее, – лукаво улыбнулась Тали и облизнула пересохшие губы. От этого почти невинного жеста последняя мысль томалэ куда-то умчалась, послав ему на прощание воздушный поцелуй.

– Кажется о том, – прошептал он, склоняясь к самому ушку девушки, – что я потерял голову.

Она тихонько засмеялась, запуская пальцы в его волосы. Радх легко поцеловал ушко Тали, провёл губами по её шее, нежно поцеловал уголок рта, затем поймал губами её нижнюю губку… Одна рука его скользнула под спину девушки, приподнимая и прижимая её к напряжённому мужскому телу, другая властно легла на упругую грудь.

– Радх… Погоди…

Она коснулась перстня с опалом и прошептала несколько слов. В прошлый раз томалэ счёл их ругательствами, но Другой подсказал, что Тали «разбудила» исказитель звука. Теперь из комнаты не донесётся ни звука, кроме мерного дыхания спящей.

– Радх…

От короткого нежного полустона, с которым было произнесено его имя, у томалэ перехватило дыхание.

– Счастье моё, – прошептал он…

В прошлый раз и Радх, и Тали были захвачены врасплох жгучей, яростной страстью, вспыхнувшей после первого поцелуя, сейчас же Тали была сонно-покорной, и томалэ старался не торопиться, а растянуть удовольствие.

И ночь длилась, тянулась, до третьих петухов полнилась пылом и негой. Лишь когда пропели третьи петухи, и заря забрезжила за окном, Радх нехотя разомкнул объятья и отстранился от возлюбленной.

Взяв руку Тали, томалэ поднёс её к губам.

– Благодарю за восхитительную ночь, ата ашала [“счастье моё” Перевод с тарского] – произнёс он, целуя тонкие пальцы. Радх почувствовал, что Другой полностью завладел телом, но не стал противиться. А Другой продолжал:

– Я вспомнил, о чём хотел с тобой поговорить.

– О чём? – сонно спросила Тали. Меньше всего сейчас ей хотелось разговаривать.

– О твоей вчерашней просьбе.

– О Кваснёве? Что с ним? – спросила Тали, изо всех сил пытаясь не дать глазам закрыться.

– С ним всё хорошо, – ответил Аэрт, вставая с постели. – Разве что он вчера просадил «У томалэ» своё месячное жалованье, так это не беда, с господами офицерами это случается.

– А тварь, которую Роза вызвала в Этот свет? – спросила Тали.

– Её больше нет, – самодовольно ответил Аэрт.

– Значит, штабс-ротмистр сможет спокойно спать? – спросила девушка, чувствуя, что глаза её совсем закрываются.

– О кошмарах он может забыть, – самодовольно усмехнулся Аэрт. – Не зря же он у меня науз купил.

– Замечательно, – пробормотала Тали.

Быстро одевшись, мужчина вновь присел на край постели.

– Зачем штабс-ротмистру науз, я понимаю. А вот зачем он тебе? – спросил он, вновь беря Тали за руку и внимательно рассматривая вязь узлов: «Покой», «Защита», ещё раз «Защита»…

– Затем же, – сонно откликнулась Тали. – Чтобы забыть о кошмарах.

– И что же за кошмары тебя мучают? – насторожился Аэрт.

– Два весьма навязчивых кошмара, – ответила девушка. – Один с крыльями и огненным палашом, другой… Другого ты и сам знаешь. Она зевнула, прикрыв рот рукой и продолжила.

– И оба хотят, чтобы я сделала свой выбор. Я хочу во сне спокойно спать, – сказала она, ещё раз зевнув, – а не выбирать.

– Тут и нечего выбирать, – гневно воскликнул Аэрт. – Ра ата! Ата! [“Ты моя! Моя!” Перевод с тарского]

Бесцеремонно схватив Тали за руку, он одним движением извлечённого из сапога ножа, того самого, Тринхового, разрезал науз и засунул его обрывки себе в карман.

Сон слетел с Тали. Она приподнялась на локте и, глядя в глаза Аэрту, холодно произнесла:

– Науз навязать дело нехитрое. Я к завтрашней ночи ещё сделаю.

– Не вздумай, – гневно сказал Аэрт. – Я завтра приду и проверю.

– Завтра ночью меня уже здесь не будет, – Тали горько улыбнулась.

И Радх подумал, что хотел бы видеть на её устах совсем другую улыбку адресованной ему. Хуже этой улыбки были только слова.

– Как это не будет? – переспросил Аэрт, а Радх содрогнулся, не в силах поверить услышанному. Он-то надеялся, что у них впереди ещё не одна ночь. Дальше томалэ не загадывал, но расстаться вот так…

– Я уеду завтра вечером, – бесстрастно ответила Тали. – У меня пока нет сил на личину. Если задержаться, возникнут проблемы с посетителями.

– А когда вернёшься? – спросил Радх напряжённо, перехватив у Аэрта власть над телом.

– В Версаново? – удивлённо спросила девушка. – Надеюсь, никогда.

– И где тебя искать? – спросил томалэ.

– А зачем? – тихо спросила Тали. – Зачем меня искать?

– Ты – моя, – коротко ответил томалэ и за себя, и за Другого.

– Нет, – категорично ответила Тали. – Об этом даже не может быть речи.

– Почему? – спросил Аэрт, вновь завладевший телом. Радх уступил. Он знал ответ, знал, что не ровня благородной, но у Другого было другое мнение.

– Почему? – с горечью воскликнула Тали. – Почему? Потому что я – женщина.

– Женщина, – согласился Аэрт, вместе с Радхом недоумевая, каким образом это может помешать им быть вместе.

– Будь я мужчиной, – продолжала Тали, – я могла бы завести содержанку-томалэ. И никто бы мне и слова не сказал.

– Если бы ты была мужчиной, – хмуро сказал Аэрт, – я бы не стал с тобой целоваться.

– О, целуешь ты меня охотно, – воскликнула Тали, – но, если о нашей связи узнают, меня сочтут падшей женщиной. И передо мной закроются все двери, кроме дверей обители Кающихся грешниц. А если у нас будет ребёнок? Что ждёт его? Пожизненное клеймо незаконнорожденного, оставленного родительским попечением?

– Позволь мне позаботиться об этом, – сказал Аэрт. Радху на мгновение стало не по себе от ощущения силы того, кто сейчас говорил его голосом. Но на Тали это не подействовало. Она лишь хмыкнула.

– Ты мне не веришь? – гневно спросил Аэрт, но ответом ему была ещё одна горькая улыбка.

– Я верю, что ты можешь добиться многого, – сказала Тали, – даже женить томалэ на княгине.

Радх оторопел. Княгиня? Жениться? Жениться на чужачке? О таком и помыслить было странно.

– Но зачем? Зачем сажать соловья в золотую клетку? – продолжала Тали.

– Зачем лишать его свободы, втискивая в вицмундир, навешивая на него оковы этикета?

При упоминании этикета Радх поморщился, да и воодушевление Аэрта подутихло. Одно дело убить ради женщины злейшую из тварей, и совсем другое – заучивать бесконечные «можно» и «нельзя».

– Ах, Радх, – промурлыкала Тали, – хотела бы я каждый день тешить душу свою твоими песнями, а тело твоими ласками. Но, увы, долг мой требует иного.

– И чего же требует твой долг? – спросил Аэрт.