Симона Вилар - Ведьма княгини

– Да так, один из людей Мала Древлянского, – ответил Малкиня небрежно. И отвлек Малфриду, указывая на еще не запертые ворота: – Вон гляди, муж твой нас ждет. Небось волнуется, где это его женка с волхвом пропадала.

– Волнуется? – как-то грустно переспросила Малфрида. – О нет, Свенельд скорее гадает, куда это Мал в ночь своего человека отправил.

– Ясное дело куда. В Искоростень, сообщить о приезде княгини.

Так, переговариваясь, они и подошли к воротам, где, широко расставив ноги и откинув гордую светловолосую голову, стоял Свенельд. Он отступил при их приближении, пропуская во двор, слова не сказал. Но Малкиню так и оглушило исходящей от него ревнивой обидой. Но это и позабавило, он даже усмехнулся в темноте. Что ж, пускай хоть этот думает, что у него все ладно с чародейкой. Ибо нет между ними ничего, что согрело бы сердце Малкини.

Терем князя Мала в Искоростене был богат. Поселившийся в нем в последнее время верховный волхв Маланич с удовольствием расхаживал по его переходам, касался вычурной раскрашенной резьбы на столбах-подпорах, оглаживал растянутые на бревенчатых стенах пушистые шкуры, ступал по крашенным в алое войлочным дорожкам-половикам. Везде вышивка, везде богатые тканые полавочники [91], чисто выскобленные половицы. Но особенно волхву нравились светильники в гриднице: они стояли по обеим сторонам княжеского трона-кресла и были похожи на змеев-ящеров на мощных когтистых лапах, с запрокинутыми к потолочным балкам оскаленными пастями-чашами, в которых горел огонь. Мастерски выполненные, с искусно выделанной чешуей и выпученными глазами, словно оскаленные ящеры испытывали натугу, извергая это мягко пылавшее пламя. Красиво! Мал приобрел их не так давно, все похвалялся ими, говоря, что когда княгиня Ольга прибудет к нему в терем, она поймет, что не за дикого князя выходит замуж, что ее тут ждут роскошь и уют, что лелеять ее Мал будет, любимой женой сделает. Он все время только и твердил, что теперь Ольга свободна и может стать его княгиней, родить ему сыновей. Ничего этому потомку древних древлянских князей так не хотелось, как получить от Ольги сына. Именно от Ольги! Некогда Маланич сам наворожил, что у Мала не родится сын ни от какой иной бабы, только от гордой княгини киевской. Кто бы тогда мог подумать, что так ладно у них получится! Ибо, когда они решили погубить Игоря, Мал с готовностью поддержал их, понимая, что в этом для него единственная возможность получить в жены Ольгу и приобрести долгожданного наследника. Теперь же, когда Ольга прибыла, Мал так и сорвался, так и полетел ей навстречу сизым соколом.

Маланич хмыкнул: каким уж соколом, скорее селезнем, отупевшим от любви, доверчиво кинувшимся в расставленные силки. Ибо с Русью, с ее правительницей надо быть не торопливым, а предусмотрительным. Это и говорил ему Маланич, когда стало известно, что невеста князя увязла в колдовской чаще. Но Мал и слушать ничего не желал, отмахивался, даже ногой топал гневно. Что еще Маланичу надо? – кричал, срываясь на визг. Ольга явилась, сама прибыла, да как докладывают, только с небольшим войском, не с ратью могучей, чтобы мстить, а только с охранниками. И он сам отправится ей навстречу, сам встретит желанную. Вот и поехал.

Маланич же остался в Искоростене дожидаться вестей. Бродит по переходам, размышляет, а заодно… Мало кому бы признался, да только хорошо ему тут, среди такого богатства, где всякий его боится и слушается. Ибо страх – одна из сторон почтения. А роскошь… Проведший всю жизнь в лесах без особых удобств и уюта волхв Маланич неожиданно понял, что роскошь – это одна из составляющих власти. А власть он любил, ради нее и жил. Иначе не интересно.

Сейчас Маланич прошелся по пустой длинной гриднице, туда, где на возвышении между змеями-светильниками стояло княжеское кресло, сел в него, откинувшись на покрытую пушистой рысьей шкурой спинку, поставил ноги на резную, обитую пестрым бархатом скамеечку. Удобно, хорошо, от огней в пастях змеев-светильников пахнет нездешними цветами. Маланич принюхался, представив, как он смотрится на этом месте. Да уж получше рыхлого неуклюжего Мала. Ибо был верховный волхв Маланич мужчина внушительный: высокого роста, худощавый, но статный, плечи прямые и широкие, лицо… Сколько ему лет, Маланич уже и сам не ведал. Когда живешь в чащах да употребляешь мертвую и живую воду, возраст не сильно сказывается. Но длинная грива седых до белизны волос, отросшая ниже пояса, и не менее длинная борода указывали, что чародею немало весен. Однако его темные жгучие глаза оставались по-молодому зоркими и ясными. Особенно их оттеняли белые волосы и одежды Маланича, да еще круто изогнутые черные брови – словно сажей наведенные.

Маланич положил руки с бренчащими подвесками-амулетами на золоченые завитки кресла, оглядел гридницу. Забавлялся, представляя себя князем. А чем он не князь? И хотя во время собраний нарочитых бояр, волхвов и старейшин он обычно стоял за креслом, как советник Мала, все знали, что именно он правит, именно к его речам прислушивается князь. Да еще к речам Малкини. Это немного умаляло ощущение власти у Маланича. Надо же – Малкиня, найденыш, даже не древлянин родом, а просто способный мальчишка, какого некогда разыскали ведуны на берегах Днепра. Он-то и пожить еще толком не успел, чтобы мудрости полагающейся набраться, а надо же, сумел извернуться и стать правой рукой у Мала. И Мал, выслушав Маланича, всегда прежде всего к Малкине своему обернется, смотрит пытливо, словно одному ему доверяет. А Малкиня… Вот уж наградили боги парня умением – мысли чужие разгадывать. С ним и Маланичу порой непросто. Ну да ведь справлялся же, подчинить себе сумел. И хотя Малкиня был разумом не обделен, да только молоко еще на губах не обсохло, чтобы тягаться мудростью с могучим Маланичем. Недаром же Маланич смог и его переманить на свою сторону, когда задумал извести Игоря да уговорить всех отринуть равнодушных небожителей-богов и получить силу от темных, подземных. Но все же от Малкини следовало однажды избавиться. Вот и отправил его с князем Ольгу встречать. Пусть помозгует, как там и что, пусть прочтет мысли княгини и свиты ее, да выведает, отчего она без древлянских сватов вернулась. Ибо исчезновение послов настораживало Маланича. Он бы погадал, но там, за Днепром, власть богов-небожителей еще сохранялась, и он не мог пробиться туда ворожбой.

От размышлений волхва отвлек стук в дверь. Он не подал голоса, просто послал приказ, и стучавший понял, что ему разрешено войти. Страж-воротник, изумленно пялясь на восседавшего на княжеском месте кудесника, сообщил, что прибыл посыльный от Мала.

Посыльным оказался недавно принятый на службу молодой древлянин Мокей вдовий сын. Маланич видел, как этот парень кланяется от порога, идет по алому войлоку дорожки от двери. Этот Маланич был из лесных древлян, но предпочел служить в Искоростене, проявил себя как рачительный и смекалистый в услужении, поэтому Маланич приблизил его, после приставил к Малу как своего соглядатая.