Мэри Стюарт - Кристальный грот

— Да, мне сказали. Я подумал, что ты, должно быть, ушла в какой-то другой монастырь.

— О, только не это. Я ненавижу монастыри. Там как в клетке. Некоторым нравится, они чувствуют себя там в безопасности, но это не по мне. Я не создана для такой жизни.

— Однажды и со мной собирались проделать нечто подобное, — заметил я.

— Ты тоже убежал?

— Да. Но я убежал еще до того, как меня заперли. А где ты живешь теперь, Кэри?

Она, казалось, не расслышала вопроса.

— Ты тоже не предназначен для этого? Я хочу сказать, не хочешь быть скованным?

— По крайней мере, не такими цепями.

Она удивилась такому ответу, но я и сам толком не знал, что хочу сказать, поэтому придержал язык и лишь смотрел на нее без всякого выражения, всем существом своим наслаждаясь счастьем этого момента.

— Мне было жалко твою матушку, — сказала она.

— Спасибо, Кэри.

— Она умерла вскоре после твоего отъезда. Наверное, тебе все уже подробно рассказали?

— Да. Я побывал в монастыре, как только возвратился в Маридунум.

Она чуть помолчала, глядя вниз. Провела босой ногой по траве скромным танцующим движением, от которого зазвенели золоченые бубенчики на ее поясе.

— Я знала, что ты вернулся. Все об этом говорят.

— Правда?

Она кивнула.

— Мне в городе сказали, что ты не только великий маг, но еще и принц…

Говоря это, она подняла взгляд, и в упавшем голосе ее прозвучало сомнение. Я был одет в самые старые из своих одежд, на тунике виднелись оставленные травой пятна, которые даже Кадаль не смог отстирать, накидка была вся в репейнике и порвана колючками ежевики. Мои сандалии были сделаны из холста — такие носят рабы; в кожаных по длинной сырой траве не очень-то походишь. Даже по сравнению с тем просто одетым молодым человеком, которого она видела раньше, я выглядел, должно быть, просто бродягой. И она спросила с наивной прямотой:

— А теперь, после смерти матери, ты по-прежнему принц?

— Да. Мой отец — Верховный король.

Губы ее приоткрылись.

— Твой отец? Король? Я не знала. Никто не говорил.

— Не многие и знали. Теперь же, когда матушка умерла, об этом уже можно говорить. Да, я его сын.

— Сын Верховного короля… — Она выдохнула это с почтением. — И еще маг. Я знаю, это правда.

— Да. Это правда.

— А ты однажды сказал мне, что вовсе не маг.

Я улыбнулся.

— Я сказал лишь, что не могу излечить твою зубную боль.

— Но ведь излечил же.

— Ты так сказала. Я не поверил.

— Твое прикосновение излечит любую болезнь, — сказала она и вплотную приблизилась ко мне.

Ворот платья был расстегнут. Цвет ее шеи бледным оттенком своим походил на жимолость. Я ощущал ее запах и запах ее колокольчиков, и запах горьковато-сладкого сока оказавшихся зажатыми между нами цветов. Я потянул рукой за ворот ее платья, и завязки платья с треском порвались. Груди ее были круглыми, полными и такими мягкими, что я и представить не мог. Они лежали в моих руках, как грудки голубей моей матушки. Кажется, я ожидал, что она закричит и бросится от меня, но ее теплое тело прильнуло ко мне, она засмеялась, закинула руки мне за голову, взъерошила мои волосы и слегка укусила губу. Затем вдруг повисла на мне всем весом, а поскольку в тот момент я как раз держал ее в объятиях и нагнулся, чтобы поцеловать, то не удержался на ногах и упал, подминая ее и разбрасывая в падении цветы.

Понял я далеко не сразу. Поначалу были и смешки, и прерывистое дыхание, и все то, что рисует пылкое воображение по ночам, но я все еще сдерживал себя — она была такой маленькой и постанывала, когда я причинял ей боль. Она была стройной как тростинка, и в то же время податливой, и можно бы подумать, что с ней я должен почувствовать себя владыкой мира, но тут она издала вдруг глубокий горловой звук, будто задыхалась, выгнулась в моих руках, как изгибаются от боли умирающие, губы ее быстро, как бы нанося удар, приблизились к моим и с силой впились в них.

И вдруг начал задыхаться я сам; руки ее притягивали меня, рот ее высасывал меня до дна, тело ее ввергало меня в ту непроницаемую, запредельную тьму, в которой нет ни воздуха, ни света, ни дыхания, ни шепота пробуждающегося духа. Могила в могиле. Страх вспыхнул в моем мозгу, подобно раскаленному добела лезвию полоснул по глазам. И я открыл глаза и не увидел ничего, кроме падающего на меня вращающегося света и тени дерева, чьи шипы кололи, как гвозди. Какое-то ужасного вида существо вцепилось когтями в мое лицо. Тень колючего дерева колебалась и тряслась, похожий на пещеру рот хватал воздух, и стены вокруг дышали, сдавливая меня. Я рванулся назад, прочь, вырвался и, перевернувшись, скатился с нее, покрываясь потом от страха и стыда.

— Что случилось?

Голос ее звучал отрешенно, руки по-прежнему были подняты туда, где мгновение назад находился я.

— Прости, Кэри. Прости.

— О чем ты? Что случилось?

Она повернула ко мне обрамленную золотым беспорядком волос головку. Полуприкрытые глаза были подернуты поволокой. Она потянулась ко мне.

— О, если ты об этом, то вернись. Все хорошо, я покажу тебе, только иди сюда.

— Нет. — Я попытался мягко отстранить ее, но меня трясло. — Нет, Кэри. Оставь меня. Нет.

— В чем дело? — Глаза ее вдруг широко раскрылись. Она привстала, опершись на локоть. — Да у тебя это, кажется, в первый раз. Ведь так? Так?

Я не мог вымолвить ни слова.

Она рассмеялась — кажется, она хотела рассмеяться весело, но прозвучало это визгливо. Снова опрокинулась на спину и протянула ко мне руки.

— Ладно, неважно, ты ведь можешь научиться, правда? Ты ведь мужчина, в конце концов. По крайней мере, я так считала…

Потом вдруг в нетерпеливой ярости:

— О, ради бога! Давай быстрее, ладно? Доверься мне, и все будет в порядке.

Я схватил ее за запястья и сжал их.

— Кэри, прости. Я не могу объяснить, но это… Я не имею права, вот все, что я знаю. Нет, послушай, всего минуту.

— Пусти меня!

Я освободил ее руки, она отдернула их и села, зло глядя на меня. Несколько цветов, зацепившись, остались в ее волосах. Я сказал:

— Дело не в тебе, Кэри, не думай. К тебе это не имеет отношения…

— Недостаточно хороша для тебя, да? Потому что мать моя была шлюхой?

— Разве? Я и не знал. — На меня вдруг накатилась ужасная усталость. Я осторожно сказал: — Говорю же, к тебе это отношения не имеет. Ты очень красивая, Кэри; когда я впервые увидел тебя… ты, должно быть, знаешь, что я почувствовал. Но то, что случилось, не относится к этому чувству. Это между мной и… это как-то связано с моей… — Я замолк. Бесполезно. Глаза ее, блестящие и пустые, глянули на меня, затем она нетерпеливо отвернулась и начала оправлять платье. И вместо того, чтобы сказать «силой», я закончил: —…с моей магией.

— Магия.

Она выпятила губку, как обиженный ребенок. Резким движением затянула потуже поясок и начала собирать рассыпавшиеся колокольчики, язвительно повторив: