Мэри Стюарт - Кристальный грот

Мой дядя произнес только одно слово, обращаясь к моей матушке:

— Чей?

— А ты думаешь, дурачина, мы не спрашивали? — сказал дед. — Ее били кнутом, пока женщины не сказали, что может случиться выкидыш, но она так ни слова и не сказала. Уж лучше бы сказала — а то болтают тут всякую чепуху, все эти бабьи сказки о дьяволах, приходящих во мраке, чтобы возлежать с юными девами — увидишь этого, и поверишь.

Сияющий золотом Камлах посмотрел на меня с высоты своих шести футов. Глаза его были ясными, голубыми, как у моей матушки, и веселыми. На его мягких, оленьей кожи сапогах желтели комья засохшей грязи, от него пахло потом и лошадьми. Он пришел глянуть на меня, даже не смыв дорожную пыль. Помню, как он глядел на меня сверху вниз, а моя матушка молча стояла, а мой дед сердито смотрел из-под насупленных бровей, и его дыхание становилось хриплым и частым — так бывало, когда у него начиналась вспышка гнева.

— Подойди, — сказал мой дядя.

Я сделал к нему шагов шесть, ближе подойти не посмел. Остановился. С расстояния в три шага он казался еще выше. Возвышаясь надо мной, он доставал головой до балок под потолком.

— Как тебя зовут?

— Мирддин Эмрис.

— Эмрис? Дитя света, принадлежащее богам… Не очень-то похоже на имя дьявольского отродья.

Мягкость тона подбодрила меня.

— Меня еще называют Мерлинус, — рискнул сказать я. — На языке римлян это сокол, корвалх.

— Сокол! — рявкнул мой дед и с отвращением фыркнул; на его руке звякнули браслеты.

— Маленький сокол, — сказал я, оправдываясь, и замолк под задумчивым взглядом дяди.

Он потер подбородок и затем, приподняв брови, посмотрел на мать.

— Странные имена — все сплошь странные для христианского дома. Может это был римский демон, а, Ниниана?

Она вздернула подбородок.

— Возможно. Откуда мне знать? Было темно.

Кажется, на его лице мелькнуло выражение веселья, но король яростно рубанул ладонью воздух.

— Видишь? И ничего другого от нее не добьешься — лишь ложь, сказки о волшебстве да дерзости! Садись-ка лучше за работу, девчонка, да держи своего ублюдка подальше от меня! Теперь, когда брат твой вернулся, уж мы найдем мужчину, который заберет вас обоих, чтобы вы не путались здесь под ногами! Камлах, теперь, надеюсь, ты согласишься, что не худо бы тебе взять жену и произвести на свет пару сыновей, потому что кроме вот этого у меня никого нет!

— Ну, за мной дело не станет, — просто сказал Камлах. Их внимание обратилось на иной предмет. Они уходили и никто из них не тронул меня. Я разжал кулаки и стал медленно отступать — на полшага, еще на полшага.

— Но ведь ты и сам недавно еще раз женился, господин, и говорят, новая королева в тягости?

— Это не имеет значения, тебе нужно жениться, да поскорее. Я уже стар, а времена тревожные. А что до этого мальчишки, — я замер, — забудь о нем. Кто бы ни зачал его, если уж он не объявился за шесть лет, то теперь и подавно не объявится. И даже будь то сам Верховный Король Вортигерн, из щенка ничего не выйдет. Это угрюмое отродье знает лишь прятаться в одиночку по углам. Даже не играет с другими мальчишками — похоже, просто боится.

Дед отвернулся. Взгляды Камлаха и матушки встретились поверх моей головы. И что-то эти взгляды сказали друг другу. Затем Камлах снова посмотрел вниз, на меня, и улыбнулся.

До сих пор помню, как комната, казалось, осветилась, хотя солнце уже село и в комнате становилось прохладно. Скоро должны были принести свечи.

— Ну, — сказал Камлах, — в конце концов этот сокол ведь едва начал оперяться. Не будь слишком суров к нему, господин; в свое время тебя боялись люди и покрепче него.

— Говоришь о себе? Ха!

— Уверяю тебя.

Стоя в дверном проеме, король окинул меня взором из-под нависших бровей, затем с тяжелым вздохом перебросил мантию через согнутую в локте руку.

— Ладно, ладно, пусть так и будет. Клянусь смертью господней, я голоден. Время ужина уже прошло — но, верно, ты сначала захочешь пойти умыться по твоему треклятому римскому обычаю? Предупреждаю, со времени твоего отъезда мы не разу не топили печи…

Он повернулся так, что крутнулась пола мантии и, продолжая что-то говорить, вышел. Я услышал, как за моей спиной мать выдохнула воздух и ее платье зашуршало, когда она садилась. Мой дядя протянул мне руку.

— Пойдем, Мерлинус, и поговорим, пока я купаюсь в вашей холодной валлийской воде. Нам, принцам, нужно узнать друг друга поближе.

Я стоял будто вкопанный, чувствуя, как напряженно молчит мать, как неподвижно она сидит.

— Пойдем, — мягко сказал мой дядя и снова улыбнулся мне.

Я бросился к нему.

Той ночью я прокрался в ходы старой отопительной системы. Это был мой собственный путь, мое тайное убежище, где я мог скрываться от мальчишек постарше и играть в собственные одинокие игры. Говоря, что я «прячусь в одиночку по углам», мой дед был прав, но поступал я так не из страха, хотя мальчишки из благородных семей следовали — по-детски — его примеру и преследовали меня в своих грубых играх, если, конечно, им удавалось меня поймать.

Да, поначалу тоннели неиспользуемой отопительной системы действительно служили мне убежищем, потайным уголком, где я мог прятаться и оставаться один; однако вскоре я почувствовал необычайное удовольствие от исследования этой огромной системы темных, пахнущих землей камер под полами комнат дворца.

В прошлом дворец моего деда был огромной усадьбой, что принадлежала какому-то римскому аристократу, владевшему землей и обрабатывавшему угодья в долине реки на несколько миль вверх и вниз по течению. Главное строение усадьбы все еще стояло, хотя сильно пострадало от времени, войн и по меньшей мере от одного разрушительного пожара, уничтожившего крыло главного здания, а также часть боковых пристроек. Старые жилища рабов сохранились и по-прежнему окружали внутренний дворик, где работали повара и домашние слуги, а также находилась баня, хоть и побитая, вся в заплатах штукатурки; наиболее пострадавшие участки ее крыши были кое-как покрыты соломой. Банную же печь для подогрева воды на моей памяти не топили ни разу, воду грели на огне во внутреннем дворике.

Пробраться в мой тайный лабиринт можно было через отверстие топки в доме, где раньше грели воду. Это был люк в стене под треснувшим и проржавевшим котлом; высотой взрослому по колено, люк скрывался в непролазных зарослях щавеля и крапивы позади огромной гнутой металлической крышки, свалившейся с котла. Забравшись внутрь, можно было пробраться под банные помещения, но этим ходом не пользовались так давно, что пространство под полом стало слишком узким и грязным даже для меня. Я пробирался иным путем, он вел под главное здание дворца. Здесь старая система воздушного отопления была построена столь хорошо и содержалась в таком порядке, что даже сейчас пространство под половицами высотой по колено было сухим, воздух свежим, а с поддерживавших пол сложенных из кирпича столбиков не осыпалась даже штукатурка. Местами, конечно, тот или иной столбик развалился, или сверху насыпался мусор, но проходы, ведущие из одной камеры в другую, были сделаны в форме арок и совершенно безопасны, и я был вполне волен доползать, невидимым и неслышимым, даже до покоев самого короля.