Мэри Стюарт - Кристальный грот

Маридунум лежит там, где река — на военных картах она названа Тобиус, а валлийцы называют Тиви — выходит к морю. Здесь ее долина становится ровной и широкой и Тиви течет глубокими и плавными извивами через болота и заливные луга между отлогими холмами. Городок расположен на возвышенности, на северном берегу, земля здесь суха, а воды отведены; с центром страны он связан стратегической дорогой, идущей из Каэрлеона, а с югом — посредством доброго каменного моста в три пролета, от которого мощеная улица ведет в гору мимо королевского дома на площадь. Не считая дома моего деда и казарм римской крепости, где дед разместил своих солдат и которые поддерживал в хорошем состоянии, лучшим зданием в Маридунуме был христианский женский монастырь поблизости от дворца, на берегу реки. Там жило несколько святых женщин, и именовали они себя Общиной Святого Петра, хотя большинство жителей города называло это место Тир Мирддин, по названию старого святилища этого бога, стоявшего в незапамятные времена под дубом, недалеко от врат обители Святого Петра. Еще ребенком мне доводилось слышать, как горожане называли свой город Каэр-Мирддин; неверно, будто его так назвали в память обо мне, как сейчас иногда утверждают. Истинно же то, что и я, и город, и холм со священным источником за городом носили имя бога, которому поклонялись на возвышенных местах. С тех пор как произошли события, о которых я далее поведаю, название города стало связываться со мной, однако бог был первым, и если я сейчас живу в его холме, то лишь потому, что он делит со мной жилье.

Дом моего деда стоял среди фруктовых садов, прямо у реки. Если вскарабкаться, пригнув яблоню, на верхушку стены, то можно было усесться высоко над тропой, по которой буксируют корабли и наблюдать за мостом через реку, высматривая прибывающих с юга или суда, поднимающиеся по реке с приливом.

Хотя мне не разрешали лазить на деревья за яблоками — это вынуждало меня довольствоваться плодами, сбитыми ветром — Моравик никогда не препятствовала мне забираться на гребень стены. То, что я сидел там, как часовой на посту, помогало ей узнавать о новоприбывших раньше всех во дворце. На краю сада располагалась слегка приподнятая терраса, упиравшаяся в изгиб кирпичной стены, а на ней защищенное от ветра каменное сиденье, и она просиживала там час за часом, задремывая над своим веретеном, а солнце светило в этом углу так жарко, что ящерицы выбирались из своих укрытий полежать на камнях, и я выкрикивал свои донесения со стены.

Однажды, когда солнечный день клонился уже к вечеру, дней через восемь после прибытия Камлаха в Маридунум, я сидел на своем обычном месте. Никто никуда не ехал ни по мосту, ни по дороге в верховья реки, только местная баржа для перевозки зерна грузилась у причала, на это глазела горстка бездельников, да старик в накидке с капюшоном неторопливо брел вдоль стены и подбирал сбитые ветром яблоки.

Я глянул через плечо в угол, где сидела Моравик. Она спала, веретено выскользнуло из ее рук и лежало на коленях, пушась белой шерстяной пряжей, словно раскрывшийся камыш. Я швырнул вниз недоеденное яблоко-паданку, которое грыз, и задрал голову, чтобы рассмотреть запретные для меня верхние сучья деревьев, где на фоне неба висели скопления желтых кругляшей. До одного я, кажется, мог дотянуться, это яблоко было округлым и глянцевым, оно почти на глазах поспевало на жарком солнце. Мой рот наполнился слюной, я нащупал опору для ноги и полез вверх. Мне оставалось еще две ветки до плода, когда со стороны моста донесся крик, затем послышался быстрый перестук копыт и звон металла, заставивший меня прекратить попытки забраться выше. Цепляясь как обезьяна, я устроился понадежнее, затем протянул руку, отодвигая мешающие листья, и вгляделся в сторону моста. По мосту, направляясь к городу, скакал отряд всадников. Один из них с непокрытой головой ехал впереди на большом гнедом коне.

Это был не Камлах, и не мой дед, и не один из местных благородных господ, ибо люди носили цвета, которые мне не были знакомы. Затем, когда они подъехали к ближней оконечности моста, я увидел, что во главе их отряда незнакомец, черноволосый и чернобородый, в одеянии иноземного вида и с блещущим на груди золотом. Браслеты на его руках также были позолочены и не меньше пяди в ширину. В отряде его было, по-моему, человек пятьдесят.

Король Горланд Ланаскольский. Откуда взялось это имя — а пришло оно столь ясно, что ошибки быть не могло — я не имел ни малейшего представления. Может быть, что-то услышанное в моем лабиринте? Или неосторожная обмолвка в присутствии ребенка? А может даже, это пришло из грез? Щиты и наконечники копий вспыхивали на солнце и блики резали мне глаза. Горланд Ланаскольский. Король. Приехал, чтобы жениться на моей матери и увезти меня с собой за море. Она станет королевой. А я…

Он уже направлял лошадь на холм. Я начал полусоскальзывать, полуспускаться с дерева.

А если она откажет ему? Я узнал этот голос, он принадлежал корнуэльцу. А затем голос моего дяди: Даже если так, это вряд ли будет иметь значение… Мне нечего бояться, даже если он явится сам…

Отряд неторопливо пересекал мост. Бряцание оружия и гулкий перестук копыт наполняли шумом покой залитого солнечным светом дня.

Он явился сам. Он здесь.

До верха стены оставалось не больше фута, когда я потерял опору и чуть не свалился. К счастью, руки не разжались и, осыпаемый листьями и мхом, я благополучно соскользнул на парапет, как раз когда зазвучал пронзительный голос няни.

— Мерлин? Мерлин? Господи спаси, где нее этот мальчишка?

— Здесь… Здесь, Моравик… Уже спускаюсь.

Я спрыгнул в высокую траву. Она бросила веретено и, подобрав полы своих юбок, бежала ко мне.

— Что там творится на дороге у реки? Я слышала лошадей, судя по шуму там целый отряд — да сохранят меня святые, дитя, посмотри на свою одежду! Ведь из этой только неделе зашила тебе тунику — а теперь посмотри на нее! Такая дыра, что кулак можно просунуть, и весь в грязи с головы до ног, как оборванец какой-то!

Она потянулась ко мне, но я увернулся.

— Я упал. Прости. Я спускался вниз рассказать тебе. Там конный отряд — чужестранцы! Моравик, это король Горланд Ланаскольский! У него красный плащ и черная борода!

— Горланд из Ланасколя? Да это ведь всего миль пятнадцать от моих родных мест! Интересно, зачем он сюда приехал?

Я воззрился на нее.

— А ты разве не знаешь? Он приехал, чтобы жениться на моей матери.

— Чепуха.

— Это правда!

— Вовсе это не правда! Будь так, думаешь, я бы не знала? Ты не должен говорить о таком, Мерлин, а то будут неприятности. Ты где это слышал?

— Не помню. Кто-то сказал мне. Мама, наверное…