Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

лучше идёт.

Из глубины дома пахнуло теплом и уютом. Широкий вход ведёт в гостиную, на стенах спят картины, в подставках мирно горят свечи.

Роуэльд усадил гостей за стол. Глубокие уютные кресла меньше всего

походили на обеденные стулья. В Академии такой роскоши не было – все сидели на

твердых неудобных лавках, еда хоть и была вкусной, но казалась ненастоящей –

видать, маги-повара не сильно заботились о желудках дагов. Раздумья прервал

аромат, доносившийся с кухни. Запах густ – можно почерпнуть ложкой и запихать в

рот. В животе съежилось, Авенир ощутил неимоверный голод. На столе появились

жареные куропатки, котелок с галушками, ячменные лепешки и плошка сметано-

чесночной намазки.

– Налегайте от души. Я позавтракал уже. Разве что почаевничаю с вами.

Нечасто этот дом видел подобное чревоугодье. Первыми исчезли куропатки.

Хрустя зажаристой корочкой, обсасывая жирные пальцы и почерпывая лепешкой

намазку, гости приговорили птичек. На очереди стояли галушки. Их уплетали не

так бодро, но огонек в глазах ещё горел. Когда староста внёс чайник, гости

неторопливо макали лепешки в остатки намазки.

– Да уж, правду говорят, что еда это зло. Делает людей ленивыми. Делать

ничего не хотят, лишь бы поспать.

Тайрин расплылся в улыбке, глаза сыто блестели:

– А раз вы нас накормили, значитца, вы – главный злодей!

– Вот юнцы то пошли, остроязы – проскрипел Роуэльд и принялся разливать

дымящийся напиток.

«Незлобно проскрипел», – подумал Авенир. – «По-доброму так. Как любимый

томик по зверобытию».

– Про школу спрашивал. Стало быть, учить надумал? – уже за чаркой терпкого

напитка спросил староста, – а в каких сведущ науках? Молод ты для ученого ума. В

такую пору юноши мыслят о богатстве, славе да теплых объятиях заботливых

кармилитянок. Да и что знания? Опыт дороже.

– Ваша правда. Мыслить о девицах, тугих кошельках и почетном месте

приятно, – Авенир почесал щеку. – Да вот в желудке от этих дрем не прибавляется.

Наследства богатого мне Фортуний не принес, известности тоже – всё что имею, ношу с собой.

Юноша переборол накатывающую дрему:

– Я знаю зверовзросление, полевое хозяйство и сруб жилья.

Голос Авенира стал серьезным:

– Могу работать в поле и на стойлах.

– Ишь ты, бойкий какой!

Роуэльд крякнул от напористости парня:

– Нечасто я таких дошлых встречал. Добр будь, для начала хватит с тебя поля.

Как раз пахота подошла. Мы, потомки амишей, ко всем новым относимся

настороженно. Учить пока не позволю – и сам не серчай, коли привечать не будут.

Для житья выбирай любой дом. Стукнул в дверь – ежели не откликаются, заходи и

хозяйствуй. Четыре десятка назад джунгары набегали, Гроумит их дери, так почти

всю деревню вырезали. Животины у нас немного, управляемся. А вот на поля рук

не хватает. Школа… – старик потеребил широкий, изъетый угрями, нос. – Некого у

нас учить. Коли ученье полезное – применяй, если у люда интерес проснется, обучишь.

Разговор потек дальше. Так же, как и ароматный чай, кочевавший из чашек в

желудки, наполняя естество человеческое теплом и покоем.

Пахать в поле тяжело. Весенний снег сошел недавно, земля сырая, грузная.

Вздабривать такую – рабский труд. Вот только не убежать от него, не обойти, не

обогнуть никак. Для семени должно подготовить участок, чтобы приняла земля

маленьких гостей в недра, потчевала и нежила их своими благами. Нальются тогда

силой и соком посеянные малыши, дадут росток, затем колос, а в колосе полное

зерно, напитанное солнечным светом, небесной влагой и природной крепостью. И

будет человеку пища от даров земли. Не зря терпел он труды и муки, не зря отдавал

последнее с зимы пропитание. Да и земле придет облегчение от ноши своей.

Сможет она спокойно уходить на долгий сон в конце осени, собирать силы для

следующей вспашки.

«Летопись о сеянии и страде. Величаво», – Авенир поднял голову, щурясь от

яркого солнца, посмотрел на проплывавшие облака. Эх, до чего же хорошо. Он

обосновался в том самом доме, с которого начался его здешний путь. Местная

детвора растрезвонила о пришельце на всё поселение и местные – то ли желая

познакомиться поближе, то ли от доброты душевной – помогли восстановить и

убрать новые хоромы. Уже второй октар он жил в деревне, просыпаясь от каждого

шороха и звука, боясь преследователей – но о нём будто позабыли. Солнечные

лучи, яркие и теплые, назойливо отвлекали от работы. В прежней обители свет

больше напоминал лунную ночь. Когда не хватало, зажигали большие сферы.

Насколько бы не силилась луна, а до солнечного ей мощей никогда не хватит.

Мыслеход прервал бычок Доха, который, желая передохнуть, заупрямился и

стопорнул плуг.

– Эй, осел с рогами, чего встал?

Авенир ткнул животное рожном:

– Давай-давай, передвигай копытами. Тебе баланду тоже отрабатывать надо.

Жрать все любят.

Животное обидно промычало и поплелось дальше.

– Думаешь, незнакомцу можно доверять?

Худощавый, прямой, в черной рубахе и монокле, мужчина степенно поправил

редкую шевелюру, закрутил длинный седой ус.

Друзья чаёвничали на веранде старостата, стуча фигурками по потертой

игральной доске.

– Юноша умен и, возможно, очень хитр, – ответил Роуэльд, – он сильно

отличается от нас. Но я ему доверяю.

– Работать по двенадцать часов кряду без отдыха, да еще на палящем солнце –

даже бывалый пахарь не вытянет, – гнул свою линию Старый Дон. – Парень не

похож на сильного закаленного мужчину. Он появился неизвестно откуда, не похож

ни на одного из ближних мест. Ты не боишься, что он – бездушный, соглядатай?

– Ну, много работать – это не смертный грех. А выведывать у нас нечего, -

староста прихлебнул чаю. – Общине его труд на пользу. Спорить не стану – мы не

знаем, откуда он. Но помнишь, что написано в уставе древних? «Через

страннолюбие, не ведая того, приняли Посланников». Надлежит нам оказывать

расположение пришедшим путникам. Авенир не таков, как мы – но это ещё не

делает его опасным. К тому же, старостат надёжен, да и за звонницей ухаживают, как следут.

– Это меня успокаивает, – проворчал Дон, – вот только все равно надо держать

нос по ветру. Я буду присматривать за ним.

Старик протер монокль:

– Твой ход, художник. Из этой комбинации тебе не выбраться.

– Да тыж сама коварность, – с усмешкой скрипнул Роуэльд, – но ниче, я тебе

щас усы-то позакручу. И в моих амбарах солома еще имеется.

Глава 2. Время перемен

Кайрат Хеминс запер кабинет и подошел к столу. Резной дубовый гигант

итальянской «Медеи» видал на своем веку многое. Директор купил его семь лет