Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

анализа оказался цепью структурных биокристаллов. За время каникул Диптрен

превратил его в подземную лабораторию. Дабы сохранить в секрете находку, пришлось постелить сверху слой земли в четырнадцать метров, а входы-выходы

сделать подводными. Приехал в «Экостарс», сдал отчеты о практике, в резюме

сослался на хроническую депрессию (у многих, использующих модуляторы, подобный симптом – обыденность) и махнул в лабораторию, дорабатывающую

«Древо». Он мог бы заставить эскалатор перенести его на место в считанные

секунды, но сознательно тянул время. Тайные дела отнимали силы и, хотя рядом с

пластом неведомого металла, он восстанавливался невероятно быстро, давящая

усталость ощущалась постоянно.

Вот и барьер – по виду стена, тупик. Устройство сканирует сетчатку, делает

запись в базе. Занимает десятые доли секунды, человек и не заметит. Если допуска

нет, эскалатор остановится и сообщит о смене направления. Если же допуск есть, барьер исчезает атом за атомом – в юните от движущегося тела. Со стороны

выглядит так, будто человек врастает в стену.

Вот и он, зал совещаний. От лабораторий его отличает непривычная пустота и

скудость агрегатов. Электронная библиотека, несколько стульев (Хеминс не любил

новомодную роскошь, но от магнитных сидушек был в восторге – ножки не

царапали паркет, а на зависшем в пространстве кресле легко передвигаться), да

стол. Лакированный гигань на самом деле – мощнейший в новом, встающем с

колен мире, компьютер, поверхность его по желанию превращается хоть в

сенсорный дисплей, хоть в площадку для голографического проектирования.

Диптрен знал, что у директора был еще один стол – гигантский, из дуба, произведено в еще доколлапсной Италии. Он мирно жил в небольшом кабинете, за

ним герр Кайрат размышлял о работе, жизни, и доступ туда был закрыт всем.

В зале уже работали трое. Хеминс задумчиво рассматривал возникающие на

столе голограммки. Профессор Гринвин изучал последние результаты

исследований, руки бегали по панели, щипали лоб, протирали причудливые

окуляры – дань старому времени. Третьей была молодая девушка, она только

недавно перевелась в этот блок. Изредка он видел ее проходящей по коридору, кивал в знак приветствия. Сейчас на ней не было платка и было странно видеть

голый череп с едва видным шрамом с левой стороны макушки. Впрочем, она была

по-своему красива – тонкий нос, лисьи, всегда задорные красные глазки.

Подбородок маленький, острый – можно ухватить двумя пальцами, кожа

неестественно бела. Альбиносы среди людей – редкость, а чтобы еще и женщина –

только в фантастике. Хеминс небрежно помахал:

– Проходи, Дип. Как твой календарь, все бьешься в раздумьях?

– Герр Кайрат, летоисчисление – моя страсть. У каждого есть тайная мечта

изменить мир и только я так смел, что мечтаю наяву.

Юноша сел. Кресла послушно подвинулись, сохраняя равное расстояние

между участниками. Этот ход предложил Сартмес, дабы равноправие выражалось

даже в площади сенсорки у заседающих. Он всегда старался поступать правильно.

«Это в нем и плохо – невозможно достичь вершины горы, не спустив пару лавин и

десяток альпинистов».

– Ты каждый день именно этим и занимаешься. Я не зря спрашиваю о

календаре. Расскажи подробнее об успехах.

Диптрен заметил, как в глазах Наттилы (так звали белокожую) промелькнул

интерес.

– Отчего же не рассказать. Я лишь немного пощипал существующее

времяисчисление. Год делится на четыре сезона. Каждый сезон состоит не из трех

месяцев, а из четырех. Каждый месяц – из трех недель. Первые две недели по семь

дней (пять рабочих плюс два выходных), в третьей – восемь, то есть один

дополнительный выходной. Ну, понимаете, это последняя неделя, дополнительное

время отводится на планирование следующего месяца. Каждый четвертый месяц

идет как раз на смену сезона. Отличен тем, что в последней неделе уже

одиннадцать дней – три на планирование нового сезона, и стандартный день для

месяца. Таким образом, периоды в каждом сезоне стабильны. Есть лишь одна

загвоздка.

– В чем же она заключается?

Вопрос задал Гринвин. Он поправил очки, пронзал юношу острым, как

скальпель, взглядом.

– Лишний день с четвертью. Мой календарь состоит из трехсот шестидесяти

четырех дней. Так и должно быть изначально. Но вращение Земли замедлилось, календарь растянулся. Да и смысл менять систему?

Директор с профессором переглянулись. Хеминс улыбнулся, заложил руки за

голову и откинулся в летающем кресле. Магнитный стул описал поворот и

придвинулся к столу. Гринвин кивнул Натилле. Раздался звонкий тонкий голосок.

– Да, у юноши определенно есть пророческое чутье. И предпосылки к

шизофрении. Одно другому не мешает.

Обернулась к Диптрену.

– Вы считаете, что календарь – лишь хобби, но ваши расчеты имеют более

важное значение. Вы заново составили утерянную тетраграмму Набополассара –

ученые считают, что в то время планета была в идеальном состоянии.

Синеволосый внимательно слушал. Девушка продолжала.

– Во времена до разгерметизации аквасферы земли порядок смены сезонов

регулировался защитной оболочкой планеты, располагавшейся над ионосферой.

Представляла собой сетку, мы не знаем из чего – возможно, разновидность редких

металлов. Она регулировала вращение земли и преломляла излучение Солнца.

После разгерметизации – в истории Вы ее знаете как всемирный Ноев потоп, -

вращение планеты перестало регулироваться и началось угасание жизни. Сейчас

же поведение планеты похоже на поведение вращающегося волчка – явная

нестабильность. Первая волна была сбоем с оси.

– Я удовлетворен нашей беседой, Натилла, узнал много нового и, мне по душе

ваш… – Диптрен запнулся, – комплимент относительно пророческого чутья.

Юноша умолк, обратив внимание на выпавших из беседы мужчин. Те

наблюдали внимательно, параллельно размышляя о своих проектах. Парень ударил

по коленям, бодро воскликнул:

– Но мы же ученые! Согласен – для непосвященных наша наука и

использование модуляторов уже сильно смахивает на колдовство – а это только

начало… Хватит вступлений, говорите прямо.

– Посмотри.

Гринвин привстал, подошел ближе к сенсорам. На панели возник

голографический волчок, погруженный в прозрачную сферу. С голову человека, крутится ровно, иногда между ним и столом проскакивают желтые искорки.

Профессор сделал движение рукой. Юла сделала пару неуверенных оборотов, скользнула и кубарем поскакала в сторону Хеминса. Предмет исчез у края стола.