Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

тенты. С телег поспрыгивали мужики – доставали топоры, разжигали костры.

Бакун уже поставил отвоеванную наковальню, соорудил горнило и долбит молотом

какую-то железку. Освобожденный Тулай помогает, как может – раздувает мехи, носит воду, суетится. За пару месяцев освободительного хода хунн стал своим, послушным, исполнительным, молчаливым. Авенир осмотрел лагерь, отдал приказ

накормить Унтц-Гаки и направился осматривать ближайшую деревню. Сивуша

взял с собой, за старшего остался Корво – беглый крестьянин за время похода

отличился решимостью.

Заморосил дождь, охладил растревоженную горячими лучами покрытую

коростами кожу. Молодой волхв задирал голову, подставлял ноющее лицо. Два раза

спотыкался и чуть не поклонился с целованием земле. Послышались шорохи, наглые выкрики, хохот. За домом четверо наемников сцера потешались над парнем

– гоняли саблями, кидали булыжниками. Парень отмахивался палкою – левый глаз

заплыл, ухо ободранно, по щеке течет алая струйка. Он падал от попадающих

камней, но отмахивался от нападавших, зло кричал простуженным голосом.

Удар булавы смял голову первого наемника в кашу. Красный колпак остался

нелепо выпирать из плеч. Грузное тело в черном бархатном кафтане осело, трое

остальных изуверов на секунду впали в оцепенение. Парень, не теряя времени, ткнул расщепленным концом палки и второй воин с криком схватился за ухо.

Молодой святич куницей подскочил к обидчику, выхватил у него из ножен саблю и

саданул по шее. Двое потянулись к оружию – и оцепенели, зависнув в воздухе, безвольно подергивая ногами. Авенир что-то прошептал и изуверы исчезли.

Сивуш плюнул через плечо:

– Что это ты?

– Отправил к джунгарам в стан. Или куда подальше.

– А не проще убить было?

– Мне нельзя прерывать жизнь. Так Евлампия сказала. Насколько могу, не

убиваю.

Парень стоял наготове, пальцы впились в трофейную саблю так, что побелели

костяшки. Губы разбиты, сам в разорванной льняной рубахе, на ногах лоскутья.

Сивуш подошел к юноше, двумя пальцами вырвал оружие.

– Я пока подержу, а то ты устал, порежешься ненароком. Как тебя звать, смельчак?

– Дрын.

– А что к тебе молодцы то пристали? Видать в кабачке в кости проигрался?

Дрын утер рукавом сопли и кровь, на глаза выступили слезы, голос захрипел:

– У меня дома жена молодая. Хотели взять… право первой брачной.

– Понятно. А как жить-то собираетесь? Неурожай нынче.

– Домов много пустых стоит. Хлева без хозяев с животиной, да поля

некошеные.

– Мародерничать, значит?

– А чо? Все так.

Авенир вмешался.

– Вот что, Дрын. Надумаешь, приходи в наш лагерь. К сцеру пойдем,

справедливости просить.

Парень попятился, глаза стали как чайные чаши.

– Да как же? Лучше схоронитесь где. Попадете к нему в лапы – со свету

сживет, душу в отстойник закинет. Он же с самим Ишгаром в совете.

Сивуш хлопнул юношу по плечу:

– Твое дело. Чую, дух в тебя геройский, а вот сердце заячье. Если сердце

посмелеет, будем рады тебя у костра с гори-травой привечать. За свободу и в

поганую яму можно.

Святич с волхвом покружили меж домиков и, не увидев никаких признаков

засады, воротились в стан. Палатки уже поставили, мужики жарят мясо, крики, смех. Кто-то борется, некоторые точат косы – переходить на джунгарские сабли и

кинжалы непривычно, но некоторые опробовали и их. Сегодня объявлен отдых, волшебная троица поставила защитные плети – изуверы сцера не пройдут.

Вечно уставший маг Гисс приподнял медное кольцо, два раза стукнул в

массивную дубовую дверь. По верованиям дуб охранял от злых чар и обезвреживал

любой яд, проносимый через его арку. Петли скрипнули, сквозь щель сочился

ядовитый красноватый свет. От двери вела ковровая дорожка, изрядно потертая: там и тут из нее вылезали вихрастые клочья, прорехи обнажали серые запыленные

камни. В центре зала возвышался огромный черный трон, на котором сидел не

менее огромный, похожий на ветхого медведя, сцер. Лицо изрезано морщинами, бегающий взгляд из-за опухших век казался диким, схожесть с загнанным зверем

поражала. Кожа без солнца стала серой, иногда правая щека подрагивала, губы то и

дело кривились, словно что-то терзало правителя изнутри. Из потолочной мозаики

струился, окрашиваясь в рубин, солнечный свет. Маг неуверенно приоткрыл дверь

– от господина в последнее время можно ожидать чего угодно.

– Кто? А, Гисс, входи. В этой мятежной земле уже никому нельзя доверять.

Лишь изуверы, да… ты. Зачем пришел?

– Сцер, на входе в город образовалось… магическое пятно. Никакими силами

не пробить, пустота и все. Возможно, боги хотят дать знак, но…

– Это все ложь. Предатели собрались, хотят свергнуть своего властителя.

Мятежный народ, мало им моей любви. Жалкие людишки, отныне буду с ними

жестче.

Маг поклонился и осторожно, с любезностью молвил:

– Достопочтимый Линтш, но ведь до конца не ясно, что это…

– Молчи, маг. Неужто и ты предал меня? – мужчина, оцепенел, едва сдерживая

дрожь. – Нет, на это у тебя не хватит духу. Ты слаб и не желаешь признавать это!

Из-за этого народца на Дольснейских землях орудуют джунгары, а лентяи даже не

хотят оказывать мелким воришкам сопротивление. Собирай моих изуверов, все

должны собраться и готовиться к осаде. Мы перебьем мятежников. А теперь вон

отсюда, не то мое копье выбьет твои трусливые мозги.

Гисс поспешно откланялся. Малое возражение почти обезумевшему сцеру

могло привести к кончине. Демон, которого маг поселил в господина, желая

управлять его решениями, вырос и противился власти чародея. «Сколько я еще

смогу сдерживать эту скорпию?» Кроме того, Линтш до этого был человеком

распутным и познал немало греховных страстей. Бес лишь усугубил грешность

своей плотской обители, приведя еще злейших духов и окончательно сломив волю

господина. Великана не брал ни яд, ни металл, ум презренного помутился и та

темная пора, что была в стране пять лет назад, теперь бы показалась ярче

солнечного света. Маг вздохнул и уединился в келье, творя заклинание призыва

изуверов.

Утро выдалось промозглым и холодным. Так и бывает – день-два жарит

немилосердно, только приготовился к лету и бах! – зима вернулась. По земле

стелился мутный туман, пахло сыростью и разложением. Карапух пропитан

кровью – земля не просыхает, там и тут красноватые лужицы. Авенир вышел из

шатра. Если тучи разойдутся, к полудню солнце подсушит почву, пар поднимется в

небо, как жертва кровавым богам сцера. Волхв огляделся, подрагивая от

прохладцы, шел по чавкающей земле. В стане было тихо – мужики не воины, тем