Вадим Саитов - Цитадель души моей

Гез опустил плечи, смотрит в землю.

— Но я же не знал… я же… ты мне ничего не говорил раньше про гиттонов! — сказал негромко, но с чувством.

— Нашел виноватого, да? Я тебе много про что еще не говорил. И что ж теперь? Ты смело пойдешь в бой против любой бестии, про которую я тебе рассказать не успел?

— Нет, — совсем тихо, почти шепотом, — извини, поспешил я.

— Ладно! — я хлопнул его по плечу, — знаешь, почему хорошо быть егерем?

— Почему? — головы не поднял, но искорка интереса в голосе появилась.

— Потому что единственная неприятность, которая может случиться с егерем — это смерть.

А поскольку мертвым уже всё равно, так значит, никаких неприятностей с егерем случиться не может вообще. Понял? Выше голову! Вот так. Топай в казарму, а я пока пойду с твоим Пларком поговорю задушевно.

— А он отдаст… ну… деньги?

Я фыркнул в ответ пренебрежительно, хотя и предвидел с этим некоторые трудности.

— Еще и своих добавит.

Как в воду глядел.

Пларк встретил меня широкой, с заметным трудом раздвигающей толстые щеки, улыбкой.

Чем порядком меня удивил. Виду я, конечно, не подал, но насторожился. Неожиданность какую-то он мне приготовил, не иначе, а я вот люто ненавижу неожиданности. Горький опыт заставляет.

— Салют, распорядитель, — я хлопнул себя по груди.

— Почет и слава, — кивнул Пларк и многочисленные его подбородки по очереди тоже кивнули мне, — никак прослышал про наших бестий? Пожалуй, начну-ка я деньги за погляд брать, вдруг разбогатею?

— Бедняк нашелся, — хмыкнул я, — брось, на кой сатр мне твои бестии сдались? Век бы их не видел ни одной.

— Таких и не видел, — согласился Пларк, ухмыляясь. Я нахмурился. Что-то не туда куда-то разговор уходит.

— Ты меня не сбивай. Я к тебе по другому поводу. Сдается мне, что ты с нами, егерями, ссоры ищешь?

— Единый с тобою! — Пларк всплеснул руками и округлил глаза. Улыбка, однако, хоть и поблекла, но не исчезла, — и в мыслях не было! Навет, не иначе.

— Навет, говоришь? А кто нашего школяра на бой с гиттоном подписал?

Распорядитель мелко замотал головой, выставив в притворном ужасе руки.

— Подписал? Я подписал?! Знал бы ты, как я пытался его отговорить, стращал его и чуть не коленях упрашивал затею эту бросить! Ни в какую. Уперся, как некормленый осел, кочан капусты увидавший. Я, говорит, свободный гражданин и все права, оному положенные, имею. Так и сказал, слово в слово. Чтобы мне лопнуть, если я вру!

Я смерил взглядом его объемный живот и усмехнулся.

— Смотри, накличешь. Немного осталось.

— Пларк недобро прищурился и сказал, даже не слишком стараясь прикрыть злорадство нарочитым сожалением:

— Очень жаль, что юноша настоял на заключении договора при свидетелях. Увы, если вдруг по каким-то причинам он теперь решит пойти на попятную, ему придется выплатить неустойку… — Пларк, уже совсем не скрываясь, торжествующе оскалился, — пятьсот драхм.

Я наградил его тяжелым взглядом готовящегося к драке хищника. Прочие животные (и большинство людей в их числе) не умеют так смотреть, даже когда им приходится сражаться. Я видел дерущихся оленей — их глаза во время схватки налиты кровью и наполнены нерассуждающей, бессмысленной яростью. В них нет того, что можно прочитать во взгляде хищника — расчетливой и холодной готовности убить. Люди не любят такой взгляд, он напоминает им, что для кого-то они могут быть не светочами разума, а просто мясом. Неприятно осознавать, что все твои амбициозные мечты и далеко идущие планы могут весьма нелепо закончиться в чьем-то желудке.

Пларк согнал с лица улыбку и отвел взгляд.

— Впрочем, он вовсе не обязан делать это сам. Кто-то другой также может вручить мне эти деньги, и я тут же забуду об этом нелепом договоре…

Я продолжал молчать и смотреть на него.

— Будь вместо тебя кто другой, я бы отказался принимать неустойку! — Пларк всплеснул руками и весь заколыхался, как небрежно поставленная на стол порция мясного желе, — я уже потратил на подготовку к этому бою намного больше пятисот драхм. Но я говорю себе: «Мальчик наверняка погибнет», и я понимаю, что не хочу этого! Хотя шансы у него неплохие — бестия совсем еще молодая, и двух лет ей нет… А еще — я же сказал, что у твоего бойца есть право на выбор оружия? Или не сказал?

— Значит, договор заключен при свидетелях? — спросил я спокойно. Пларк утер тыльной частью ладони пот со лба. Кивнул.

— Да. Двое весьма уважаемых людей из гильдии писарей случайно оказались поблизости, и…

— Это хорошо, — перебил я, — значит, нам не придется решать возникшую проблему в третейском суде.

— Да-да-да, — закивал Пларк, потом в его глазах мелькнуло подозрение, — какую проблему?

— Увы, — сказал я, разведя руками, — заключивший договор егерь не сможет выйти на бой.

Он сломал… руку… да, руку. Неприятно, конечно, но с егерями и не такое случается.

Пларк выпятил толстую губу и презрительно фыркнул:

— Значит, ему придется выплатить неустойку, — усмехнулся, — неприятно, конечно, но с егерями, ты прав, и не такое случается.

— Не обязательно, — теперь пришел мой черед усмехаться, — по гильдейскому праву, гильдия может ответить за обязательства своего члена. Вместо него на бой выйду я.

Толстяк замер с открытым ртом и на щеках его проступили бледные пятна.

— Гильдейское право? Да, может быть… но ты уверен, что он сломал руку? Ведь еще вчера…

— Абсолютно, — твердо сказал я, — желаешь убедиться?

Пларк сглотнул, потом несмело предположил:

— Но сломанная рука не делает его неспособным исполнить договор. Вот как мы поступим: мы примотаем одну из лап гиттона к туловищу и шансы станут равны. То есть, как бы равны — ведь мы примотаем ему правую лапу, а молодой егерь, если я правильно понял, сломал левую руку?

Честно говоря, я удивился — я не испытывал иллюзий насчет человеческих качеств распорядителя гладиаторских боев, но он что, всерьез полагает, что я погоню Геза на арену с одной рукой?

— О. Я совсем забыл, что «молодой егерь» сломал обе руки.

Пларк несколько секунд зло и беспомощно сверлил меня взглядом, потом вздохнул и выпрямился в кресле. Щеки его снова порозовели.

— Что же, — сказал он сухо, — надо уметь признавать свое поражение. Хорошо. Плати мне двести драхм, а я не стану идти и выяснять, насколько серьезны переломы и действительно ли они мешают мальчику делать то, что он сам обязался делать.

Я молча покачал головой.

— Ну это уже чересчур, — Пларк повысил голос, — если у тебя нет двухсот драхм, я готов взять расписку. Или ты собираешься сломать бедолаге обе руки из-за собственной жадности?