Юлия Мельникова - Львив

— Не знаем такого — отвечали им местные жители, первый раз слышим!

Наконец они догадались спросить Азиз Мухаммеда — и гостям указали на неприметный, низенький домишко, беленый известью и крытый выгоревшей на солнце дешевой черепицей.

— Здесь живет какой-то еврей, по слухам, маг и чернокнижник, продавший шайтану душу — добавила Йохевед словоохотливая турчанка.

Иосиф с дочерью дернули медную ручку. Дверь оказалась заперта.

— Подождем — сказал он Йохевед. Через минут двадцать во двор влетел сгорбленный, плохо одетый человек непонятного возраста и национальности.

На голове его красовалась турецкая чалма, пояс стягивал изрядно вытертый иудейский талес, а туфли телячьей кожи сверкали дырами.

Не таким они помнили Шабтая! Был он высок, ладно скроен, с гордой осанкой, во всех его движениях проглядывалось неистребимое внутреннее благородство. На изящных пальцах красовались крупные перстни с драгоценными камнями, украшенные резьбой из охранительных пентаграмм, заклинаний и еврейских букв. Шею украшали диковинные амулеты, а от дорогих одежд струился легкий, чуть уловимый аромат миндального и розового масла, корицы и еще чего-то такого, чему бедные люди не в силах подобрать название. В те времена рядом с Шабтаем игрались два белых тигренка, чьи приятные шкурки испещряли черные полосы. А поблизости стояла прелестная, в бирюзовом наряде, Сара, сверкая своей детской улыбкой, любимая и незабываемая для всех, кто ее видел.

Иосиф Пилоссоф еле признал в оборванном турке Шабтая.

Встреча их получилась совсем не триумфальной: мало того, что Шабтай был в дырявых туфлях, так он еще и нес на руках бережно завернутое незнакомкой подаяние — свежеиспеченную лепешку хлеба.

Увидев гостей, Шабтай скорее перепугался, чем обрадовался: не хотелось ему представать перед своими сторонниками в таком виде!

Но искренность и благожелательность Иосифа с Йохевед растопили лед.

Шабтай почувствовал, что они могут его выручить, честно поведал о своих несчастьях. Узнали они и о смерти Сары, и о том, что его оставили в полном забвении тысячи былых поборников, раньше готовых даже умереть ради Машиаха, а теперь отворачивающих свои лица. Открыл им Шабтай и то, что сильно задолжал торговцам с рынка, что разменивает последние монеты, а навязанный ему слуга неделями не появляется в доме.

К неимоверному везению Шабтая, Иосиф Пилоссоф осмелился передать деньги, собранные евреями в городах Мореи, когда они еще верили в высокое предназначение Измирского каббалиста. Иосиф почему-то не успел отдать их Шабтаю, а теперь вспомнил. Сумма вышла приличная, на нее он мог прожить несколько лет. Кроме пожертвований, Шабтай получил от семьи Пилоссоф неплохой дом с видом на бухту Золотого Рога, с маленьким садиком, где росли абрикосовые и гранатовые деревца, а так же сладкий виноград. Дом этот не принадлежал Иосифу Пилоссофу — он арендовал для Шабтая, платя высокую цену, лишь бы избавитель еврейства мог спокойно постигать тайные знания, не переживая насчет крова.

Говорили, будто Шабтай женился на Йохевед в благодарность за пожертвования отца, что он никогда не любил ее, что таким образом Иосиф Пилоссоф решает сразу две проблемы — выдает дочь и скрывает от кредиторов большую часть своего капитала, перешедшую теперь в руки Шабтая Цви, что на самом деле Йохевед некрасивая и немолодая женщина, потерявшая последний шанс выйти замуж.

Но Шабтай не обращал внимания на эти сплетни. Он по-своему привязался к Йохевед, разделявшую мысль об избранности и необычности своего мужа, обретя то, чего ему ужасно недоставало — поддержку. Вслед за отцом Йохевед верила, что Шабтай Цви — настоящий Машиах, только ему по самым разным причинам злые соперники не позволяют раскрыться полностью, вынуждая врать, скрываться и совершать непонятные поступки.

Когда Шабтай начал проповедовать в Измире, Йохевед была еще девочкой, но она хорошо запомнила экстатический восторг, охвативший евреев в ее маленьком городке на Пелопонессе, когда до них долетела весть о выступлении Шабтая. Малознакомые или даже враждовавшие друг с другом люди кидались целоваться, поздравляя с приходом Избавителя, они плясали в синагоге, сбившись в круг. Женщины плакали. В Измир направили делегацию ученых старцев — разузнать досконально, что да как, и при возможности пробиться к Шабтаю, оторвать на память край его платья…

А теперь Йохевед вышла замуж за этого загадочного, но фантастического человека! И от нее зависит, как сложится его жизнь, удастся ли Шабтаю воцариться в Иерусалиме. Она радовалась этой свадьбе. Но в Золоторожье, в красивом доме, окруженном спелыми гроздьями и гранатовыми деревцами, Шабтаю удалось пожить совсем недолго. Недовольные евреи начали собирать средства на бакшиш для великого визиря, лишь бы он избавил их родные края от присутствия нечестивого еретика.

Как ни старались монашки оградить воспитанницу Терезу от пагубного влияния прошлого, сделать из нее благонравную «Иисусову невесту», вышивающую гладью, они не достигли большого успеха. Ни наказания, ни двойная беспрестанная слежка не мешали ей жить по-своему, в мире восточных фантазий и надежд на возвращение в еврейство.

Тереза по-прежнему тайно оставалась иудейкой, в своих сновидениях летала вместе с тенью убитого погромщиками отца, раввина Мейера, над холмами Израиля, проносилась у старых городских стен, выкрикивая слова запретных для нее молитв. Один сон снился ей довольно часто. Будто она, еврейка Сара, идет по красивому восточному городу, в который, помнилось, надо долго плыть морем, вся в золоте и шелке, навстречу своему жениху.

Кто он, Тереза не знала, но сваты наперебой расхваливали его, говорили, что жених умен и знатен, его родословная восходит к роду царя Давида, и Сара будет царствовать с ним в Иерусалиме. Иногда жених показывался ей издалека. Он был среднего роста, с красивым еврейским лицом, в зеленом тюрбане, украшенном павлиньим пером, и в халате, тоже расшитом небольшими павлиньими перьями. Жених вежливо кланялся ей, и Сара немела от счастья. Он с Востока, из страны турок — шептала девчушка, веря, что действительно ей суждено испытать великую любовь к этому загадочному суженому, даже имени которого никто не мог назвать.

Однажды Саре приснилось, что жених сам пришел к ней и просит оставить их одних. Сваты и толпа фанатичных поклонников почтительно расступились перед ними, крича «малхут!» [3] Царство! ( Ивр .) .

Жених наклонился к Саре и сказал: я люблю твою душу, хотя еще не видел твоего лица, уходи отсюда как можно скорее… На этот раз он был в белом и держал на руках белого тигренка в черную полоску, пугливо сверкавшего изумрудными глазищами, словно кошка в погребе.