Юлия Мельникова - Львив

— Да, — говорю, — он еще давно в Иерусалиме это пытался вытворить, такую истерику закатил: разрушу все до основания, камня на камне не оставлю!

А сзади мне в ухо шипит еврей, Хайяти-заде — тварь, мол, сволочь сволоченная, Иуда из Киръята какого-то, и за полу халата утаскивает, а то повелитель правоверных за себя не отвечает, разозлил ты его страшно.

Я этому Хайяти-заде объясняю: ни разу не был в твоем Киръяте, и я не Иуда, а не Нехемия из Львова, Лембергер фамилия моя.

— Это у христиан такой злодей есть, Иуда из Киръята — ухмыльнулся Леви, — что Иешуа из Нацерета римлянам выдал за 30 шекелей. Он потом удавился — совесть замучила — на иудином дереве с фиолетовыми цветками. Простите меня, но на вашем месте я сделал бы тоже самое. Деревьев в Львове растет достаточно, выбирайте любое. Лучше всего вешаться на конском каштане. Неплохо еще висеть на липе: дерево крепкое, приятно пахнущее. Похороны я оплачу. Вы жить с этим дальше не сможете. А веревку — так уж и быть — дам свою, принесу с Поганки, шелковую, с цветными нитями…

— А 30 шекелей?! — с рабби Нехемией случился припадок. — У меня 11 детей! Как же мне вешаться?! Кто о них позаботится?!

Он истерически хохотал, катаясь по полу, выл и скребся, точно пес, без конца поминая эти злосчастные 30 шекелей. Леви безучастно наблюдал за ним.

— Успокоитесь, и я скажу, как можно это исправить — утешил его Леви. — Не валяйтесь по полу, здесь кругом просыпана зола.

— … Простите меня, если сможете — Нехемия упал перед Леви на колени.

— Я давно простил вас, рабби — ответил Леви.

Леви получил все рукописи Эзры д’Альбы — и « Эц даат » [28] «Древо познания» ( ивр .). , и « Пардес римоним » [29] «Гранатовый сад» ( ивр .). , и даже те, о существовании которых слышал впервые.

Все это, аккуратно завернув в талит, он отнес на Армянскую улицу.

Там сидел старый купец Ованес, отправляющий подарки с торговыми караванами. Маленькое помещение под вывеской «Международная армянская доставка» было завалено почти под потолок тюками, ящиками и коробками.

— В Стамбул? — привычным голосом спросил Ованес у Леви, покосившись на его тюрбан.

— Чуточку подальше, в Албанию — ответил он.

— Адрес? — Ованес вынул заложенное за ухо перо и обмакнул его в чернила.

— Ульчин, двор Балшича, для Азиз Мухаммеда Цви.

— Двор Балшича я не знаю, — возразил армянин, — это где? Южнее мечети холостяков?

— Нет, это тюрьма — признался Леви. — Каменная башня.

— В места заключения отправка дороже — предупредил его армянин.

— Ничего, я заплачу — улыбнулся Леви и выложил мешочек золотых монет.

Армянин пересчитал монеты, положил их обратно, добавив: через месяц, не беспокойтесь, доставим в целости и сохранности.

Леви не знал, что Шабтай Цви умрет за день до того, как получит трактаты д’Альбы, потому что в Бессарабии разразятся сражения с турками и купеческий караван пойдет в обход, застрянет на Балканах. Тюки с посылками пролежат все лето в овчарне серба Миленовича, спрятанными в грудах состриженной шерсти. Вместо месяца посылка проблуждает почти год. Но армянские купцы в этом нисколько не виноваты.

Все во власти Аллаха, и армянская служба доставки тоже.

Этот разговор должен был состояться еще раньше, но осада Высокого Замка перенесли его на осень. Именно тогда, когда зеленые листья дикого плюща на Кальварии стали бордовыми и выпустили мелкие ядовитые гроздья ягод, туда пришли Леви и Сабина. Вредный львовский змей поворызник, скелет собрата которого едва не стоил им жизни, поспешил отползти в сторону. Сейчас не время мешать влюбленным — решил он и спрятался в уютную ямку. Птицы внезапно перестали петь, когда, приподнимая длинный подол шелкового платья, пани Сабина из рода Пястов взбиралась на Кальварию.

Леви Михаэль Цви уже ждал ее.

— Осман-бей! — сказала Сабина, — посмотрите, какой вид на Львив!

— Да, вид замечательный — улыбнулся Леви. — Но вы еще лучше, моя ясновельможная.

Сабина вздохнула. Помните? Обещали раскрыть мне тайну?

— Помню. Но сначала я скажу, что давно и безнадежно люблю вас, пани Сабина. Никогда еще мне не доводилось встречать такую прелестную шляхтенку. И очень жаль, что нам не суждено быть вместе — прибавил Леви.

— Но… я тоже люблю вас, Осман-бей!

— Я не Осман-бей. Меня зовут Леви Михаэль Цви.

— Цви?! — пани Сабина очень удивилась. — Вы родственник того самого Шабтая Цви?!

— Да, пани. Наши отцы родные братья. А по одной из линий семья Цви пересекается с царем Давидом. Если кого и ставить на иерусалимский престол, то кроме меня и Шабтая никого не найдете. Мы одни такие остались, всех остальных мальчиков из рода Давида убил выродок Ирод, сын раба и к тому же гой. Вы, наверное, припоминаете эту печальную историю?

— Припоминаю — ответила Сабина. — Но почему вы называете себя турком?

— Сложно сказать — смутился Леви. — Вы часто говорите, что можете претендовать на польскую корону? Стыдитесь этого, стесняетесь?

— Иногда, — призналась польская аристократка, — тяжело ощущать свою избранность. Все вокруг плебеи, а ты — голубая кровь.

— Вот и я не люблю в этом признаваться. Царство мое принадлежит султану, дворец разрушен, корону и то переплавили. Какая уж мы аристократия! — сказал Леви. — Турком, знаете ли, проще. Не чувствуешь груза ответственности. Давайте лучше я вас поцелую.

— Но погодите — пани тонкой ручкой отстранила голову Леви, уже приближавшуюся к ее лицу, — как же нам быть? Кто нас обвенчает?!

— Ватикан не согласится — произнес Леви. — Я мусульманин, вы католичка. Лет сто назад здесь сожгли армянина и его любовницу-польку. За беззаконную страсть. А они ведь были христианами, только из разных церквей! С тех пор мало что изменилось.

— Это правда. Единственный выход, — сказала Сабина, — это уехать отсюда. У меня есть имение под Каменцом, его захватили турки, и христианские законы там не действуют. Пока не действуют. Если Собесскому придет мысль отбить у турок и те края, то мной и тобой, Леви, займется святейшая инквизиция.

— Надо торопиться, пани — предупредил ее Леви. — Уедем как можно скорее.

— Уедем, Леви — Сабина прильнула к нему.

Фиолетовый поворызник ехидно вынырнул из своего укрытия, но никого, кроме красивой польки и невысокого, хромающего турка в тюрбане, не увидел. Они удалялись из львиного города, чтобы всегда быть вместе.

Поворызник пополз за Сабиной, намереваясь цапнуть ясновельможную кралю в нежную пяточку, но влюбленные спускались с Кальварии быстро, и вскоре совсем скрылись с горизонта.

… Поздней осенью 1675 года, когда Ян Собесский радовался изгнанию воинов Блистательной Порты, турчанка Ясмина родила Фатиху сына Ахмеда.