Феликс Разумовский - Прокаженный

Стеклорез зашел в небольшой предбанник и, поднявшись на самый верх, в дверях столкнулся с таким же мордастым крепышом, как и сам он.

— Куда? — мрачно спросил тот.

— К Гранитному.

Часовой по рации получил добро и щелкнул замком.

Офис был неплох — два мягких финских уголка из натуральной кожи, два телевизора, два компьютера, на выбор две секретарши — одна высокая и поджарая, другая пониже и помягче. Слева дверь красного дерева со скромной табличкой: «Господин Карнаухов Василий Евгеньевич, президент». Секретарша, та, что поуже в кости и наверняка похуже в койке, приподняла плоский зад и важно уткнулась в селектор:

— Василий Евгеньевич, к вам пришли. Проходите, — кивнула она свысока Стеклорезу.

«Вот сука, — подумал тот, открывая дверь, — оттрахать бы тебя хором, а потом „ракету сделать“ note 111. Глядишь, гонор бы и сошел».

Вася Гранитный был среднего роста, угловатый, дохляк. Из достоинств разве что две ходки, восьмиконечные звезды на ключицах и коленях да целлулоидные «уши», всобаченные в скромных размеров болт.

— Шолом. — Он махнул рукой, «резинку» Калин-шну, однако, не подав. — Есть контракт. Недельга. Как всегда, начисто. Но только здесь дело особое — калган надо притаранить. Бездорожье, конечно, но уж очень просят.

— Сколько? — не раздумывая, спросил Стеклорез.

— Как всегда, и довесок за вредность.

— Покатит. — Калинкин выжидательно глянул на Гранитного, и тот швырнул на стол фотографию.

— Малява на иконе.

Затем достал толстую пачку зеленых и припечатал ею снимок.

— Остальное положу на калган клиента. Адье, — махнул рукой и сделал вид, что Стеклореза уже не видит.

Тот молча сгреб фотографию и баксы и, не прощаясь, пошел к машине. «Забурел, малыга бацилльная, бугром себя мнит», — зло подумал он о работодателе. Отъехав подальше от любопытных глаз, Сергей Владимирович внимательно пересчитал деньги и, удостоверившись, что все путем, пристально посмотрел на снимок. На обороте он прочитал: «Сарычев Александр Степанович».

Было часа два пополудни, стылый блин негреющего солнца низко висел в прозрачном зимнем небе. Работы не было. Вообще-то, если бы майор захотел, от клиентов не было бы отбоя. Мир теперь виделся ему совсем иным, чем прежде, а люди представлялись марионетками, танцующими на поводу у своих желаний. Стоит только потянуть за ниточку… Или оборвать… Да только хрен с ним, не стоит попусту тревожить Яромудра. Всех денег все равно не наколымишь…

«Ну что, ребята, мы будем ехать или нет?» — Сарычев опять вывернул с Ленинского на Московский, удачно пролетел желтый светофор и, уже минуя автобусную остановку, наконец-то увидел голосующую девушку.

— За четвертак на Южное отвезете?

Майор кивнул, включил скорость и, плавно тронув с места, понимающе покосился на букетик из четырех гвоздик: — Мда…

— Однокурсница погибла, похороны сегодня. — Девушка немного помолчала и краем платочка вытерла повлажневшие глаза. — Я к моргу опоздала, автобус уже уехал.

Сарычев из вежливости спросил:

— Умерла-то отчего?

— Маньяк убил. — Не заметив никакой ответной реакции, пассажирка искренне удивилась. — Вы что, телевизор не смотрите? Извращенец какой-то, сердца вырывает, — она перешла на шепот, — насилует. Надюху-то вон на улице нашли, голую, в луже крови…

Перед глазами Сарычева возникла недавно виденная жуткая картина — набухший, дымящийся от теплой крови снег, раскинувшееся поперек дороги женское тело. Он вдруг услышал из глубины веков истошный крик: «Утонули жирные времена на дне Каялы-реки! Тьма покрыла свет русской жизни! Раньше жизнь текла из света во тьму, а нынче времена обратились наничь note 112. Все навыворот, все противу правил! Были вечи Трояни, минули лета Ярославля, а теперь народ русский попал в бездны наничья. Блаженны те, кто спит и не видит этого. Но как жить имеющим очи?» Кричал, заходясь от боли, паленый спереди березовыми вениками, длинноволосый человек на дыбе.

Не взяв с пассажирки денег, майор покатил назад и минут десять простоял в очереди на КПП — гибэдэдэшники тормозили всех без разбора, несли службу по усиленному варианту, старались. Сарычев уже проехал Дунайский проспект, когда позади резанул ухо звук мощного сигнала и часто-часто заморгали дальним светом — кто-то нахально требовал уступить дорогу. Майор взглянул на спидометр — стрелка застыла против шестидесяти, левый ряд был свободен. Все ясно — ребятки в джипе просто решили немного развлечься. Скучно без лохов на «Жигулях»…

Он включил правый поворотник и съехал в крайний ряд, надеясь, что этим все и закончится, но фары продолжали мигать, а сигнал, похожий на паровозный гудок, не умолкал. Майору это надоело. Он резко дал по тормозам, и лоханувшийся водила подпер «семерку» в задний бампер. Хорошо, если тот не треснул. «Ладно, сами напросились». — Чувствуя себя суровым воином с сердцем, обросшим шерстью, Александр Степанович вышел из машины.

— Ну ты, лидер вонючий, совсем охренел? — Из иномарки под хлопанье дверей вылетели двое — в пропитках, стриженые, крутые как вареные яйца. — Ездить, сука, не могешь? Вот мы тебя ща…

Сарычев в полемику вступать не стал. Миг — и разговорчивый браток, заполучив увесистый пинок чуть пониже живота, заткнулся и сник, а его товарища майор ухватил за кадык, медленно сведя пальцы. Раздался хрип, лицо любителя острых дорожных ощущений посинело, и он присоединился к лежащему у колес грубияну. Глянув на них мельком, Сарычев распахнул дверь и вытащил из джипа третьего члена экипажа. Энтузиазма на его прыщавой харе не наблюдалось, и, слегка тряханув пассажира за отворот куртки, при этом едва не сломав ему шею, майор с негодованием произнес:

— Что ж это вы, голуби, дистанцию не блюдете? Машину вот мне изувечили! Денег давайте, а то настроение у меня сегодня неважное — сокрушу.

Он подтолкнул братана — озадачься, мол, но тут обладатель отбитого мужского достоинства, несколько оклемавшись, схватился за газовый ствол, РГ-89, из коего, кстати, совсем неплохо пуляется дробью note 113.

Пришлось Сарычеву сокращать дистанцию и мощным ударом в лоб вырубать стрелка. Тот упал лицом вниз и замер, а ошалевший третий сноровисто выгреб содержимое карманов коллег, добавил свои кровные и, получив апперкот в челюсть, оказался настоящим другом — тихо залег рядом со товарищи.

«Сукины дети». — Майор выбросил ключи от джипа в сугроб, туда же зашвырнул «газуху» и покатил дальше. Уже у Фрунзенского универмага ему вдруг пришло в голову, что если бы он сам был маньяком, то выбирал бы жертвы среди случайных попутчиц. А что, удобно — ни шума, ни гама, ни любопытствующих граждан. Сами просятся, любая на выбор.

Ехать домой сразу расхотелось, и Сарычев медленно попилил в крайнем правом ряду, пристально вглядываясь в голосующих молодых женщин. Куда же вы все, дурашки? Нет бы общественным транспортом…