Феликс Разумовский - Зона бессмертного режима

В это время завибрировал телефон, звонила, как всегда в прекрасном настроении, веселая и отзывчивая девушка Дорна.

— Привет, как дела? Меня не жди, рандеву отменяется, небольшие издержки общения. Тут такие прилипчивые парни. Да ты, я думаю, уже с ними познакомился. Если хочешь жить — двигай в Каир. Боже упаси, не поездом и не прямо сейчас, сделай паузу. Скушай «Твикс». Ну все, я еще позвоню. Чао.

«Значит, небольшие издержки общения? — Бродов отключился, посмотрел на трупы, угрюмо покачал головой. — Да, а ведь не случайно две трети террористов — женщины». Он спрятал телефон, поправил сумку и, не теряя времени, пошел на выход. Прознают менты, закроют коробочку, начнут копаться в дерьме. А оно ему надо?

Гид, как и обещался, был на месте, у статуи Потрясателя Вселенной [150].

— Ноги моей больше здесь не будет, — с ходу сообщил ему Бродов, изобразил гнев, отвращение, ярость и тихую мужскую истерику. — У вас здесь в Египте такое, такое… И я говорю не про пирамиду. Все, к черту, к дьяволу, уезжаю в Европу. Пока, приятно было.

Данила сунул гиду, чтобы тот еще больше охренел, стодолларовую бумажку, похлопал по плечу и — ходу, ходу, ходу. Через необъятный двор, к громадинам пилонов, мимо бараноголовых сфинксов, на набережную, к Нилу. По пути он кинул взгляд на парковочную площадку, отыскал глазами красный минивен. «Счастливо оставаться, земляки, дай-то бог больше не увидеться». Ему не суждено было узнать, что сегодняшним вечером, переезжая через Нил, «мерс» вылетит на всем ходу на встречную, столкнется с фурой, взорвется, вспыхнет и изуродованным болидом спикирует с моста. А потом, уже спустя время, выяснится, что у него были надрезаны тормозные шланги [151].

Нет, ничего этого Бродов не знал — шел себе по набережной в направлении Луксора [152], бдел, крепил готовность, смотрел по сторонам и с практицизмом профи оценивал реалии. Да, Дорна совершенно права, сейчас необходимо взять тайм-аут. Те, кто так алчут его крови, наверняка уже взяли под контроль и железную дорогу, и автобусы, и все более или менее нормальные отели. Значит, надо не высовываться, изменить свой статус и плотно слиться с трудовыми, не избалованными роскошью массами. Пойти в египетский народ.

А пока что Бродов шел по набережной, шевелил извилинами, смотрел на воду, вдумчиво советовался с инстинктом самосохранения. Текли по кругу его мысли, текла священная древняя река. Вода в ней была такая грязная, будто рядом лопнула канализация. Впрочем, нет — рядом все было в целости и сохранности. Потому что терять герметичность было решительно нечему [153].

«М-да, почище Ангары будет», — с горечью подумал Бродов, сплюнул, выругался и принялся воплощать мысли в жизнь. Милостиво снизошел до домогающегося извозчика, сбил, чтобы уважали, дену и залез в нелепый, аляповатый экипаж. Однако не поехал никуда, велел парковаться и позвонил за тридевять земель в Иркутск.

— Привет. Это я. Коробочку включи, второй канал. Сейчас пришлю привет, с ответом не тяни. Как понял?

— Как всегда, с полуслова, — заверил его Рыжий, отрывисто цыкнул зубом и отключился, а Бродов вытащил цифровик, открыл ноутбук и занялся делами. Привет отправил в лучшем виде, да не простой, а фотографический. Лучше один раз увидеть… Потом расплатился, вылез и бодро заработал ножками. Минут через пять он уже сидел в маршрутке. Старая, видевшая и лучшие времена «тойота» повезла его в Луксор — тусклый арабский отсвет египетского былого великолепия. Хождение в простой трудовой народ началось.

Чтобы тебе жить во время великих перемен.

Китайское проклятье

— И вот, дорогие коллеги, что мы имеем. — Кашлянув, Тот взмахнул дистанционной указкой и выпустил белый лучик в направлении экрана. — Наиболее адекватный район приводнения вот здесь, на расстоянии примерно в тридцать беру [154]от намеченной точки базы. Ну, естественно, с определенной долей апроксимации…

На какое-то время он изменил свой имидж и превратился из набушмаченного фраера [155]в донельзя благообразного академического мужа. Почему — не ясно. В рубке размещались в основном свои, все ануннаки нормальные — Ан с сыновьями, Мочегон, Красноглаз, Парсукал, Вырвиглаз и Зануда. Были еще, правда, и пернатые, орлы — глав-летун чубатый Нинурта и помощничек его пейсатый Зу. Самый главный же орел — Шамаш — отсутствовал — лично, никому не доверяя, инспектировал матчасть. Благо на звездолете этой самой матчасти было завались. Сидели перед экраном не просто так, шевелили мозговыми извилинами — судили, рядили, прикидывали так и этак, с какого конца подбираться к планете. Дело это было не простое, хлопотливое, весьма и весьма мудреное. Требовалось найти место с умеренным климатом, плоским ландшафтом и водными ресурсами. И кроме всего прочего, богатое источниками дешевой энергии. Это вам не Дуньку Кулакову стоя, не Клавку раком и не Машку через ляжку. Наконец в первом приближении был выбран район двух рек — могучих, полноводных и неторопливых, с широкими плодородными долинами [156]. Район, где находились нефтяные поля, поражающие воображение. Здесь не нужно было заниматься разведкой, бурением, обустройством скважин. Нет, нефть, асфальт, мастика, битум выходили здесь на поверхность естественным путем. Только бери. А кроме того, совсем неподалеку находился океан, на поверхность которого без особого риска могли опускаться челноки — понятное дело, что на незнакомую планету гораздо безопаснее приводняться. А десантным модулям — им что. Люминевые, доплывут…

— Итак, мы приводняемся вот сюда, на западную оконечность океана, быстренько достигаем суши и, форсируя полосу проливов и болот, движемся в глубь материка к намеченной точке. — Тот с академическим размахом оставил на экране красный след, как будто бы нанес планете резаную рану. — Думаю, что нашей первоочередной задачей на месте будет ирригация.

А на экране, освещаемая желтым солнцем, плыла чужая голубая планета. Она переживала не лучшие времена — время великих перемен. Льды, покрывавшие ее поверхность, потихоньку таяли, наполняли реки и океаны влагой и образовывали бесчисленные озера, обширные дельты и болотные топи. Так что мудрый Тот был совершенно прав — программа-минимум — это приводнение, а программа-максимум — осушение. Нечего по второму разу жопу мочить. Лучше рога [157].

— Тэк-с, — вслух подумал Ан, медленно поднялся с кресла и при всеобщем одобрении изрек: — Мыслю — все путем. Действуем согласно плану — разворачиваем базовый лагерь, затем строим космодром, лабораторию, ферму, склад. Это так, для начала, чтобы прикинуть хрен к носу. А там видно будет. Все. Я сказал.

Несмотря на предстоящую адову работу, на душе у него было славно. Будущее, по крайней мере близкое, обрело четкие перспективы. Вчера через Гипернет с подачи Парсукала удалось связаться с барыгой Исимудом. Тот, с ходу въехав в тему, выразил согласие, однако был немногословен, словно древний затранец. Сказал, что актуальны раданий, тринопля, мороженые органы и протоплазма. А также ханумак, куги, очищенная кубаббара и икра карпа Ре в малой расфасовке. Еще сказал, что стоит великий шум, что шукают с собаками какой-то звездолет, торжественно заверил, что как только, так сразу, обозвался напоследок «вашим Изей» и с концами пропал. Настолько быстро, что наверняка сеанс не засекли. М-да, сразу чувствуется — не дурак. Словом, теперь все было ясно и понятно — кубаббара, куги, ханумак и тринопля. Ну а если получится — то и икра карпа Ре. А впрочем, почему не должно получиться-то? Вон, что Нинти, что Энки качественно подкованы, отлично натасканы, обучены всем секретам премудрых наук. Так что пусть вкалывают, стараются, выращивают ханумак, разводят карпа Ре. Уж всяко будет лучше, чем блуд и беспредел. А Энлиль пусть останется здесь, на звездолете, в семейном лоне, на глазах у отца. И все, не будет ни шума, ни гама, ни вражды. Любовного, блин, треугольника не будет.